Осенние дивертисменты

Костя подошёл к экземпляру и стал трогать живот, при этом послышалось невнятное бормотанье на английском.

– Всё же панкреатит. Завтра контрольная лапароскопия и в пригородный сад. Когда дроперидол делали? – Спросил Костя, у приводящей себя в порядок медсестры.

– Сорок минут назад, Константин Михайлович, – посмотрев на часы, сообщила блюстительница сна.

– Хорошо, так держать.

Бенджамин Холл, был третьим ребёнком в семье фермера из Оклахомы. Детство его проходило под неусыпным наблюдением мамы, глубокой почитательницы основоположника американской педагогической науки Бенджамина Спока. Не было ничего удивительного, когда по окончанию колледжа молодой Холл поступил в Нью-Йоркский университет, выбрав своей профессией педагогическую и психологическую деятельность. И пребывать Бене Холлу среднестатистическим американцем, рожать детей и ходить на службу, когда бы не поездка на стажировку, для оказания посильной педагогической помощи детям несчастной России. Исходя из своих принципов, Бенджамин напросился на самую сложную и ответственную работу. По мнению чиновников из Москвы наиболее трудным участком оказался город Мстиславск. Всё решила обычная чиновничья неразбериха. Сперва хотели отправить в Санкт-Петербург, в школу для детей с девиантным поведением, затем в Сызрань или Иркутск, но кто-то сказал, что есть на Волге красивый город Мстиславск и там даже метро есть. Это и решило дело.

Появление в провинциальном центре завидного заокеанского жениха произвёло ошеломляющий эффект на лучшую и в перспективе битую половину населения города. Мамы и дочки сбились с ног, чтобы заполучить в гости американского плейбоя. При этом накрывались столы невиданной щедрости: икра черная, уха патриаршая, буженина нежная, растягаи из форели, окорока Тамбовские свежепровесные.

Озабоченный американец недоумевал над природой своего положения. Писал домой: "Не верьте Бушу, когда он говорит, что в России плохо с продуктами, это у нас плохо с продуктами. Я так питаюсь, что поправился на тридцать фунтов и весь пошёл целлюлитом".

Усердные возлияния, обильное чревоугодие послужили причиной сильнейшего панкреонекроза с интоксикацией и умопомрачительным психозом. Беню, привезли в больницу для исключения острой хирургической патологии фиксировали. На родину в Оклахому пошла срочная телеграмма: "Vash sin zabolel pancreonekrozom tchk oper tchk Chyahotkina tchk". Лучшие лингвисты восточного побережья бились над расшифровкой странного сообщения. Всё тщетно. Ясность внёс эмигрант второй волны, рыцарь железного занавеса, еврей из Могилёва Фима Луцкер. После скорого изучения документа он скривил рожу, почесал седую шевелюру и многозначительно произнёс, – полагаю, что следует ехать быстрее потому, как знаю Россию, знаю, что такое опер и чем занимается ЧК…

После длительной паузы, вызванной глотком виски, он продолжил, – и ещё я знаю, что такое чахотка.

Общество встревоженных родственников замерло в оцепенении. И тогда могилёвский оракул единым глотком опорожнил ёмкость, взял сто долларов и неспешным шагом покинул помещение.

А ещё через день Боинг 747 взял курс на Шереметьево, унося в своём чреве обеспокоенную мамашу Холл.

Между тем, положение оказалось не столь безрадостным, как представлялось вначале. После внутривенных вливаний, клизм и прочих изощрённых процедур, состояние педагогического миссионера улучшилось. Появились симптомы реконвалесценции – увеличение диуреза и снижение амилазы, что на нормальном языке означало – возрастание мочеотделения и уменьшение содержание в крови всякой дряни. Однако вследствие болезни мозги у пациента отъехали, настолько крепко, что требовали специализированной помощи в условиях психиатрического стационара. Теперь, когда физические силы находились в возбуждёнии, а интеллектуальные пребывали в стадии становления, возникла острая необходимость волейбольной сеткой придержать первое и медикаментозно стимулировать второе.

Алексей узнал утреннего полиглота, однако, незнание первопричины, социального положения и вероятного исхода, повергло героя в раздумье. В результате размышления концепция ночного сна в условиях лечебного учреждения была пересмотрена.

– Да! Тяжёлый клинический случай, – уже в слух произнёс бездомный анестезиолог.

– Надо завтра свечу поставить, – посмотрев на распластанный организм, задумчиво произнёс отец Фалалей и добавил, – за здравие.

– Ну, что же? Алексей Петрович, – начал Константин, – читаю в ваших глазах отсутствие желания провести ночь в окружении работника общественного правопорядка, миловидной представительницы здравоохранения и психически больного иностранца. Предположу, что ночной отдых вам придётся осуществлять в стенах иного, менее беспокойного и коварного помещения.

– Можно предположить, – согласился Алексей.

– Не отчаивайтесь коллега, – продолжил Варрава Модестович, – в своё время, когда я прибыл молодым специалистом в замечательный город Мстиславск, ночь мне пришлось коротать, вы не поверите… в стенах камеры предварительного заключения, что в простонародье имеет образное название – "обезьянник". Причиной столь занимательного время препровождения послужил конфликт в вагоне-ресторане поезда Иваново-Ленинград. Между вашим покорным слугой и инструктора по идеологии ЦК КПСС Евгением Кирилловичем Лобачёвым произошёл конфликт. На его высказывание о незыблемости коммунистических ориентиров я был вынужден плюнуть в его яичницу. Завязалась безобразная драка. В результате политического диалога я приобрёл ушиб копчика и ночлег в кутузке. Он же лишился двух зубов и пиджака.

Твидовый английский красавец, разодранный в клочья, всем своим видом демонстрировал преимущество социалистического режима существования над капиталистическим способом производства.

– Вы профессор, закаляли свой характер в пылу непримиримых политических баталий, – заметил Клирик, – однако приобретённый диссидентский опыт может быть истолкован неверно присутствующими здесь слушателями. Вне всякого сомнения, плевки в яичницу внесли огромный вклад в становление идеологии Российского государства, однако рассматривать их, как двигатель смены исторических формаций преждевременно. Они требует пристального исследования и глубокого диалектического осмысления.

– Каждый плевок требует осмысления. В чьей полости рта зародился? Кому адресован? В присутствии кого выполнен? Действенность слюнометания и, наконец последствия для обеих сторон.

– Насколько я помню Варрава Модестович, – обозначил позицию служитель культа, – последствия были печальными в одностороннем порядке. Не только ночлег и побои в кутузке, но и 101 километр, сложности с продвижением по службе, запрет на заграничные командировки и прочие мелочи, украшающие жизнь нормального человека. Ваш беззубый оппонент напротив после железнодорожного ристалища, принял ореол мученика, обрел повышение по службе и медаль "Дружбы народов" за беззаветное служение идеалам марксизма-ленинизма.

– Это вы напрасно Пётр Гаврилович, – возразил ресторанно-вагонный драчун, – я горжусь своим прошлым, настоящим и будущим. А то, что три года ближе, чем двести километров к Москве не приближался, так и вас простите, в столице не жаловали.

– Ну, у меня так скажем, разногласия носили духовный характер.

– Это вы бросьте. Не скрывайте героические действия за ширму вычурных слов. Скажите просто – кирпичом мулле Рабиновичу в голову. И хотя моё мировосприятие не одобряет религиозные распри, всё же победа Христова воинства, возглавляемого вами, над последователями пророка Мохаммеда впечатляет. Согласитесь, бросок с двадцати метров в левое полушарие, с первой попытки и три недели в нейрохирургии. Фантастика. Поэтому Пётр Гаврилович, я считаю Вас человеком порядочным и пребываю в уверенности нашей духовной близости, несмотря вспыльчивый характер и патологическую непримиримость к врагам Веры Христовой. Своими действиями вы подтвердили, что религиозные и идеологические споры весьма схожи по технологиям уточнения истины. Что не противоречит философской концепции единого начала политики и веры.