Очарованный принц

истребимой силе Живой Жизни, которая всегда и везде торжествует над любыми камнями! По траве, помахивая хвостом, топтался ишак; репьи, налипшие к его красивой хвостяной кисточке, превратили ее в безобразный колючий комок.

- Уже успел? - укоризненно сказал Ходжа Hа-среддин, поймав на лету его хвост.

Одноглазый, принявший в этом путешествии все заботы об ишаке на себя, достал из-за пазухи деревянный гребень и занялся расчесыванием кисточки и выбиранием из нее репьев.

- Жаль, что это - озеро, а не какая-нибудь другая вещь, более удобная, чтобы ее украсть,- задумчиво сказал он, окончив приведение ишачьего хвоста в благопристойный вид.- После того как я побывал в последний раз у гробницы, я чувствую в себе великую силу для совершения различных добрых дел во славу милосердного Турахона и обуреваем рвением поскорее взяться за них.

- Добрые дела,- отозвался Ходжа Hасреддин,- но помыслы о них почему-то неизменно устремлены к воровству. Вот и об озере ты подумал - украсть, а не иначе.

- Может быть, встанем перед Агабеком на колени, может быть, он смилостивится и отдаст сам?

- Вот именно: отдаст сам. Смотри сюда. Ходжа Hасреддин указал на заросли репейников;

пригнувшись, вор увидел большого паука, пожиравшего желтую бабочку. Он был нестерпимо отвратителен, этот паук: членистые ноги, поросшие рыжим волосом, коричневатый крест на спине, круглое брюхо - гладкое, тугое, белесое, как будто налитое гноем. Все было уже кончено: на паутине оставалась пустая шкурка с обвисшими мертвыми крылышками, а паук, раздувшись, уполз в свою засаду под лист лопуха и притаился там, зажав в передних коротких лапах, как в руках, сигнальную нить.

- Понял? - спросил Ходжа Hасреддин.

- А что здесь понимать? Паук сожрал бабочку, вот и все.

- Смотри, что будет дальше.

Сняв тюбетейку и держа ее наготове. Ходжа Hасреддин отправился в обход репейников; несколько раз он прицеливался, но впустую, и продолжал свои поиски; наконец нашел. Быстрый взмах, сердитое гудение толстым басом,- он поймал кого-то в тюбетейку.

Это был шершень, великолепный могучий шершень,- не какой-нибудь молодой и неопытный, а вполне зрелый, в расцвете всех своих сил, с полным запасом яда, шершень-красавец с длинным желто-черным полосатым туловищем, настоящий крылатый тигр! Перегнув молодую веточку. Ходжа Hасреддин достал из тюбетейки этого блистательного шершня и долго им любовался, поворачивая так и этак; шершень злобно гудел, мерцая смугло-прозрачными крыльями, в ярости грыз веточку, подгибал туловище, из которого временами прочеркивалось черное страшное жало, по силе удара сравнимое только со скорпионьим.

- Зачем он тебе? - осведомился вор.- Разве пустить в штаны Агабеку?..

Ходжа Hасреддин, не ответив, снял с ближнего куста какую-то старую, брошенную хозяином паутину и обмотал ею шершня, чтобы смирить его крылья;

гудение затихло,- тогда он осторожно положил своего пленника на паутину, принадлежавшую отвратительному пауку.

Паутина провисла и задрожала от