Год Мудака (СИ)

После него осталось много книг: «Постинтеллектуализм для всех», «Хуй не надоест», «Жиды и говно», «Смерть пидору Соловьеву» и много еще каких хороших.

А вот и он, умница.

— Во второй раз посмотрел по телевизору «Сибирский цырюльник», — начал, как обычно, ни с хуя Утинский, — и во второй раз — с чувством глубокого удовлетворения. Несомненно, травлю этого глубоко хорошего фильма в свое время организовали жиды.

За что они ругали этот глубоко хороший фильм? За масленицу и водку, за икру, царя и отечество, то есть — за образ «загадочной русской души».

Между тем, образ «души» в фильме подан вовсе уж не с тем дурновкусием, о каком писали в своих лживых псевдоинтеллигентских статейках жиды. Авторефлексия юмора соблюдена, просто соблюдена она в меру, без ухарских топтаний шапки.

«Его отец русский», — говорит Джейн-1905.

«Это многое объясняет! — с готовностью соглашается сержант Бешеная Собака. — Моцарт, наверное тоже русский?»..

Этого, по-моему, достаточно.

Где там ещё эта душа была? В объяснении автохтонами местных традиций? Ну так, бля, а вы с иностранцами пробовали общаться? Они ж даже квашеную капусту не жрут!..

Вообще, экзотический строй фильма настроен больше на русские глазья, чем на которые «Оскар». Икра — а у кого «Россия, которую мы потеряли»? Пьянство, а кто им гордится? Ихним-то наше пьянство в хуй не упёрлось.

Ну юноши наши от голых сисек в обморок падают, так это же до сих пор так, и если вы сами не пробовали в девятом классе от любви утопиться, значит, вы жид и, наверное, пидорас.

А вот это смело, подумал Кукин, почесывая опять яйцо — уж не мандавошки ли у Лолки? Про пидоров смело как сказал Утинский, молодец. Так их, пидоров.

— Во время презентации лесоповальческого Цырюльника народ ахает и бежит, — продолжал Утинский, поправляя ермолку. — Конечно, жид бы не побежал! Он бы заинтересовался, ему по хую, что три головы у Цырюльника. А наш православный мальчик-башкир (будущий революционер, прямо с этой минуты), едва завидев чудовище, что сделал? Ёбнул кулаком по стоящему рядом старейшине: «Бога нет, а значит, всё можно».

Конечно, в фильме есть вкусовых издержек, авторской глухоты, случайного дурновкусия. Но как же без них? Любимые жидами Тарковский и Феллини имеют по семьдесят процентов их, а любимый жидами русофоб Гринуэй состоит из них на сто восемь процентов. Но их язык «съедает» эти натяжки, вернее, подразумевает как элемент модернистского текста.

«Зелёно-сопливое море» — очень красиво?..

А если вы не плачете во время сцены проводов Толстого на каторгу, значит, вы жид, пидорас и лишены эстетической интуиции.

Опять про пидорасов! Вот смелый человек, опять подумал Кукин. Пидорасы ж могут и написать — не то на телевидение, не то Мэру Великой Столицы, а то и, страшно подумать, Сами-Знаете-Кому!

Запищал пейджер.

«Привет, это Паша», — было написано на экранчике. — «Позвони мне срочно». И номер.

Что за Паша такой? Странно… Но палец уже набирал циферки, и в трубке сказали:

— Двадцать второе отделение ВОПРАГ.

Кукин сильно напугался и помолчал, дыша.

— Что молчите?

Сейчас номер проверят.

— Извините, — сказал Кукин. — Мне Пашу.

— Так бы и сказали. А то — молчит. Паша, тебя!

— Привет, Кукин!

— Привет. А кто это?

— Афанасьев, помнишь меня?

— Не помню, — на всякий случай сказал Кукин.

— Ну как же? В школе вместе учились, сидели за партой вместе. Я после девятого класса в Питер уехал.

— Не помню, — настаивал Кукин.

— Ну помнишь ты еще в пятом классе в туалете девкам хуй показывал, а я смотрел, чтоб учительница не пришла?

— Вспомнил, — обрадовался Кукин. — Ты… Э…

— Работаю я тут. Вот рылся в бумажках со скуки, а там — твоя рожа. В какой-то папке, уж не помню. Я тебе на работу позвонил, там пейджер дали. Ты занят?

— Не занят.

— Так давай встретимся.

— Давай. Я тут рядом совсем. Жди на лавочке у фонтана.

Историю про хуй Кукин помнил, а вот самого Афанасьева — не очень. Здоровый вроде лоб… В ВОПРАГ работает, ишь ты. Такими знакомствами не бросаются. Водки ему купить? Пивка? Там решим, подумал Кукин и через минуту уже ехал в лифте вниз.

Глава 6

Старенькая мама Фрязина жила в Тамбове, на Невском проспекте.

Занес же хуй старушку.

В каждом областном центре или столице республики имелся свой Невский проспект. Равно как Зимний, Смольный… Сделано это было по вполне объяснимой причине: а ну как Сами-Знаете-Кто соберется прилететь в этот город с визитом. Спустится он по трапу самолета, улыбнется устало встречающим гражданам, что машут флажками, и спросит:

— Ну, куда едем?

— Да на Невский, — скажут ему.

И он еще более устало, но так приятно и открыто улыбнется. Ведь Невский, Зимний и Смольный всегда в сердце его, это и дети знают. И «Аврора» там, и памятник Петру Первому… «Авроры» тоже кое-где имелись, у кого поменьше, у кого побольше. Судоремонтный заводик в Таганроге даже подрядился изготовлять копии революционного корабля по специальным заказам. Хуже всех приходилось тем, у кого через город не протекали крупные реки, но и те додумались — рыли специальные прудики, в каковых «Авроры» и плавали. Говорят, в одном таком городе Сами-Знаете-Кто посмотрел на такую «Аврору» и смахнул ладонью слезу. С тех пор там мемориал специальный — ну, где слеза упала. По телевизору даже показывали.

А вот чего Сами-Знаете-Кто не любил, так это памятников самому себе. В Рязани-то, в Рязани! Взяли да и поставили памятник, прямо на площади!

Прилетел Сами-Знаете-Кто, прошел по базару, как водится, огурчик у бабушки купил, детей по голове погладил, с ветераном за руку поздоровался. Смотрит — памятник, блядь, стоит. Сами-Знаете-Кто не так сказал, конечно, но Фрязину рассказывал мужик, который тогда в охране служил, так он именно так сказал: «Стоит, блядь, памятник».

Сами-Знаете-Кто спрашивает строго у губернатора:

— Кому, э-э, памятник?

— Вам!

— А зачем мне, а-а, памятник?

— Ну как же… — не нашелся губернатор. — Памятник же…

— Да я, а-а, вас! — рассвирепел Сами-Знаете-Кто, вернул бабке огурец, сел в самолет и улетел.

Губернатор упал в обморок и написал заявление об отставке, начальник УФСБ застрелился, начальник УВД слег с инфарктом, а скульптора срочно объявили мудаком и подали в розыск. А памятник тут же убрали.

Всю эту историю Фрязин вспомнил, заклеивая конверт и надписывая на нем адрес. За столом корпел над книжками сын, ковырял в ухе карандашом.

— Ну, чему в школе учат? — деланно бодрым голосом вопросил Фрязин.

— Всякому… — буркнул сын. Минут двадцать тому Фрязин надавал ему подзатыльников за трояк по физкультуре и двойку по физике.

— Что читаешь-то?

Фрязин взял толстую книжку. «Лев Творогов», было написано на обложке. «Занимательный постинтеллектуализм». Ниже — изображение мускулистого бородатого дяди, побивающего гидру — не гидру, а какое-то гадкое чучелище.

— Это зачем же такое?

— У нас теперь предмет такой есть. С прошлого месяца еще…

Фрязин пожал плечами, перелистнул наугад несколько страниц, прочел вслух:

— Задача: Вещий Олег решил отмстить неразумным хазарам. Сжег на хуй сотню их сел, тыщу нив и переебал всех девок. Вопрос: Какой народ справедливо считают Богоносцем? Хе… Ясен пень, русский.

Сын поморгал круглыми глазами и вынул карандаш из уха.

— Задача: В смутные времена, в России кончилась вода в кране. Вопрос: Кто виноват? Ну, кто виноват, а, Федь? — подначил отпрыска Фрязин.

— Жиды!

— Правильно! Умница. А вот дальше тут задача. В еще более смутные времена в России кончилась водка. Вопрос: Кто виноват?

— Опять жиды!

— От пацан растет! Голова! Ты не обижайся, что батька тебя за физику-то… Хер с ней, с физикой. Она в жизни не очень и нужна. А тут вон что… Полезная книжка! Ну-ка, что там еще? Вопрос: в чем состоит смысл, блядь, жизни? Смысл, блядь, жизни состоит в том, чтобы жить и здохнуть, как определено, блядь, Судьбой. Вот правильно сказано. Умный человек этот… — Фрязин перевернул книжку, посмотрел. — Лев Творогов. Лев, правда… уж не жид ли?