История преуспевающего бизнесмена, рассказанная им самим

Стивен Ликок

История преуспевающего бизнесмена, рассказанная им самим

Нет, сэр, мне никто не помогал: я сам выбился в люди. В детстве меня не баловали. (Возьмите сигару. Я плачу за них пятьдесят центов за штуку!) Образования я, в сущности, не получил никакого. Я и читать-то толком не умел, когда бросил школу, а писать – грамотно писать по-английски – научился, только когда вошел в дело. Но могу с уверенностью сказать – среди обувщиков никто не напишет делового письма лучше меня. Мне до всего пришлось доходить самому. Правда, дробей я так и не знаю, но, по-моему, они ни к чему. Географию я тоже никогда не учил, а что знаю, вычитал из железнодорожных расписаний. Поверьте мне, больше и не нужно. Сына я послал в Гарвард. Так, видите ли, захотелось его мамаше. Но пока незаметно, чтобы он там чему-нибудь научился – во всяком случае, чему-нибудь полезному для дела. Говорят, в колледже формируют характер и учат хорошим манерам. А по-моему, все это можно приобрести с тем же успехом, занимаясь бизнесом. Ну, как вино? Нравится? Если нет, говорите прямо – я задам головомойку метрдотелю: они достаточно дерут с меня. Это сухое винцо обходится мне по четыре доллара за бутылочку.

Да, так мы говорили о том, с чего я начал. Много пришлось хлебнуть мне в жизни. Когда добрался до Нью-Йорка – мне было тогда шестнадцать, – у меня оставалось всего-навсего восемьдесят центов. Я жил на них почти неделю, пока бродил по городу в поисках работы. Брал тарелку супа и кусок мяса с картошкой – всего на восемь центов, и, поверьте мне, это было намного вкуснее, чем то, что они подают мне в этом чертовом клубе. А тот ресторанчик… Жаль, позабыл, где он находится. Где-то на Шестой авеню.

Помнится, на шестой день я получил работу на обувной фабрике. Меня поставили к машине. Вы небось никогда не бывали на обувной фабрике? Нет, конечно. Откуда же! Так вот, оборудование у нас сложное. Уже тогда, чтобы сделать один башмак, работало тридцать пять машин, а теперь их у нас пятьдесят четыре. Я никогда раньше в глаза не видел ни одной машины, но мастер меня все-таки взял.

– Парень ты, видать, крепкий, – сказал он. – Попробовать можно.

Так я и начал. Я ничего не умел делать, но с первого дня все пошло у меня как по маслу. Сначала мне платили четыре доллара в неделю, а через два месяца уже набавили двадцать пять центов.

Ну вот, проработал я месяца три и пошел к старшему мастеру, начальнику моей мастерской.

– Скажите, мистер Джонс, – говорю, – хотите сэкономить десять долларов в неделю?

– Каким образом? – спрашивает он.

– Проще простого. Я тут понемногу присматривался к тому, что делает мой мастер. Я вполне могу выполнять его работу. Увольте его, а меня поставьте на его место и платите мне половину.

– А справишься? – говорит он.

– Испытайте! – говорю я. – Рассчитайте его и дайте мне показать себя.

– Ну что ж, – говорит он. – Мне нравится такая напористость. Ты, видно, парень с головой.

Так вот, значит, рассчитал он мастера, а на его место поставил меня, и, представьте, я прекрасно справился. Вначале было трудновато, но я работал по двенадцать часов в день, а по ночам читал книжку про обувные машины. Так прошло около года.

Однажды я спустился в контору к управляющему.

– Мистер Томсон, – говорю я, – хотите экономить сто долларов ежемесячно?

– А как? – говорит он. – Присаживайтесь.

– Очень просто, – говорю я. – Вы увольняете Джонса, а меня назначаете на его место старшим мастером. Я выполняю его работу, а заодно и свою, и все это обходится вам на сто долларов дешевле.

Он поднялся и вышел в соседнюю комнату, Я слышал, как он сказал мистеру Ивенсу, одному из директоров фирмы:

– У парня есть голова на плечах.

Потом,он вернулся и говорит:

– Хорошо, молодой человек. Мы дадим вам возможность показать себя. Как вам известно, мы всегда рады помочь нашим служащим всем, чем можем. В вас чувствуется хорошая закваска. Такие люди нам нужны.

Словом, на другой день они уволили Джонса и назначили меня старшим мастером. Я легко справился с этой работой. Чем выше, тем легче, если только знаешь дело и имеешь настоящую хватку. На этой должности я оставался целых два года. Я откладывал все свое жалованье, оставляя на жизнь только двадцать пять долларов в месяц, и не тратил зря ни одного цента. Правда, один раз я заплатил двадцать пять центов, чтобы посмотреть, как Ирвинг играет Макбета, а в другой – купил за пятнадцать центов билет на галерку и смотрел оттуда, как пиликают на скрипке. Откровенно говоря, я не верю, что театр приносит какую-то пользу. Пустое это занятие, на мой взгляд.

Спустя некоторое время я отправился в контору мистера Ивенса:

– Мистер Ивенс, я хочу, чтобы вы уволили управляющего Томсона.

– Это еще зачем? Что он натворил? – спрашивает мистер Ивенс.

– Ничего, – говорю я. – Просто, кроме своей, я могу взять на себя и его работу, и за это вы будете платить мне ровно столько, сколько платили ему, а мое жалованье останется при вас.

– Заманчивое предложение, – говорит он.

Короче, ониуволили Томсона, и я занял его место. Вот тогда-то и началась моя карьера. Дело в том, что контроль над производством был теперь в моих руках, и я мог понижать или повышать себестоимость продукции, как мне было выгодно. Вы, надо думать, ничего не понимаете в таких вещах, – этому в колледжах не учат, – но даже вы, по всей вероятности, знаете, что такое дивиденды, и вам известно, что управляющий, если, конечно, он человек энергичный, с характером и деловой хваткой, может вертеть себестоимостью как угодно, в особенности за счет накладных расходов. Акционерам же приходится довольствоваться тем, что им дают, и еще говорить «спасибо». Они никогда не посмеют уволить управляющего – ведь все нити в его руках. Побоятся развалить дело.

Вы спросите, зачем я ввязался в эту игру. Сейчас объясню. К тому времени я уже успел сообразить, что мистер Ивенс, который сидел у них главным директором, и все остальные члены правления не очень-то разбираются в делах фирмы: производство разрослось, и они уже не могли охватить его во всех деталях. А в обувной промышленности важна каждая мелочь. Это вам не что-нибудь, а сложное дело. Словом, у меня явилась мысль выжить их из дела, ну если не всех сразу, то, во всяком случае, большинство.

Сказано – сделано. И вот однажды я отправился прямо на дом к старому Гугенбауму, председателю правления. Он ворочал делами не только нашего акционерного общества, но еще многих других, и попасть к нему было почти невозможно. Никого к себе не пускал без доклада. Но я пошел к нему домой поздно вечером и добился приема. Сначала я поговорил с его дочерью и заявил ей, что мне нужно немедленно видеть ее папашу. Я сказал это так решительно, что она не посмела отказать. Если умеешь разговаривать с женщинами, они никогда тебе не откажут.

Короче, я объяснил мистеру Гугекбауму, как можно обделать это дельце.

– Я могу довести дивиденды до нуля, – говорю я, – и ни один черт не подкопается. Вы скупите все акции по сходной цене, а года через два я снова подниму дивиденды до пятнадцати, а может, даже и двадцати процентов.

– – Ваши условия? – говорит старый волк, пронизывая меня острым взглядом. Голова у нашего старика была что надо, во всяком случае – в те времена.

Что ж, я сообщил ему свои условия.

– Хорошо, – говорит Гугенбаум. – Действуйте. Только имейте в виду – никаких письменных обязательств.

– Что вы, мистер Гугенбаум! – говорю я. – Мы с вами люди честные, и одного вашего слова для меня вполне достаточно.

Дочка проводила меня до дверей. Она, бедняжка, не знала, хорошо ли сделала, что пустила меня к старику, и очень из-за этого расстроилась. Ну, я постарался ее успокоить. Потом каждый раз, когда мне нужно было поговорить с папашей, я действовал через дочку, и уж она все устраивала.

Удалось ли нам выжить из дела акционеров? А как же! Это не потребовало даже особых усилий. Видите ли, с одной стороны, мой старик сумел вздуть цены па кожу, а с другой – я спровоцировал рабочих на забастовку. Дивиденды падали, и через год члены правления, перепугавшись, стали выходить из дела, ну а за ними, как всегда бывает, бросилась врассыпную вся мелкая сошка. Старик подобрал то, что они побросали, и половину отдал мне.