Списки Меттерлинга

Вуди Аллен

Списки Меттерлинга

Предисловие

«Богатство лучше бедности, хотя бы в финансовом отношении»

Объяснять, кто такой Вуди Аллен, вроде бы и не нужно, во всяком случае тем, кто смотрит телевизор или когда-то ходил в кино. Режиссер и актер, играющий большей частью в фильмах, которые он ставит сам и по собственным сценариям. Менее известна другая его ипостась — писательская. Но и тут удивительного мало: раз человек пишет сценарии, значит может написать и что-то еще. Удивительно другое — Аллен, представляющий собой, если судить по его фильмам и текстам, то, что называется в Америке «интеллектуалом», до восемнадцати лет (как он уверяет) читал исключительно комиксы.

Аллен Стьюарт Конигсберг, а по паспорту Хейвуд Аллен, родился в нью-йоркском Бруклине 1 декабря 1935 года. Если верить сказанному выше, читать он начал позже чем писать — уже в шестнадцать лет он продавал остроты газетчикам, по десяти центов за штуку (см. примеры, приведенные выше и ниже). Вскоре его пригласили на телевидение, писать монологи для комиков, а в начале шестидесятых Аллен, решив что способен произносить свои монологи не хуже других, начал выступать по ночным клубам. В 1965 году он поставил свой первый фильм, а в 1977 получил за «Энни Холл» сразу трех «Оскаров» — лучший фильм, лучшая режиссура, лучший сценарий.

Небольшая книжечка «Сводя счеты», из которой взяты публикуемые ниже произведения, представляет собой сборник пародий. Нужно сказать, что это не те пародии, к которым мы привыкли, здесь осмеивается не чья-то авторская манера либо отдельное произведение. Здесь осмеиваются жанры — мемуары, детективы, аналитические статьи, эзотерические антологии, телепьесы и все, что угодно. Пародия, — сказал один умный писатель, — есть своего рода подкидная доска, позволяющая взлетать в высшие сферы серьезных эмоций. Быть может, эти рассказы — все-таки шутки, не более — и не дают тому полного подтверждения, но всякий, кто видел «Любовь и смерть» Вуди Аллена, не станет отрицать, что это сказано и о нем тоже.

«Я не то чтобы боюсь умереть — я просто не хочу при этом присутствовать»

Списки Меттерлинга

Издательство «Корыстниц с сыновьями» выпустило, наконец, долгожданный первый том списков белья, которое Меттерлинг отдавал в стирку («Собрание прачечных списков Ганса Меттерлинга, том I, 437 с., плюс XXXII-страничное предисловие; алфавитный указатель»; $18,75), снабженный научным комментарием известного исследователя творчества Меттерлинга Гюнтера Эйзенбюда. Решение относительно самостоятельной публикации этого труда, предпринятой еще до завершения издания колоссального четырехтомного полного собрания сочинений Меттерлинга, можно только приветствовать, как чрезвычайно разумное, поскольку эта блестящая, устраняющая какие бы то ни было недоразумения книга позволяет сразу положить конец сплетням насчет того, что «Корыстниц с сыновьями», заработав бешенные деньги на издании романов, пьес, записных книжек и дневников Меттерлинга, роют землю в попытках намыть из этой золотоносной жилы еще хотя бы малые прибытки. Как ошиблись распространители подобных сплетен! Ибо самый первый из прачечных списков Меттерлинга:

дает безупречное, почти исчерпывающее введение в мир неуравновешенного гения, известного современникам под прозвищем «Пражский придурок». Список этот был набросан Меттерлингом в период его работы над «Признаниями монструозного сыра» — отмеченным ошеломляющей философской проникновенностью трудом, в котором Меттерлинг доказал, что Кант не только прискорбным образом заблуждался, создавая свою концепцию вселенной, но к тому же и никогда не платил по счетам. Неприязнь Меттерлинга к крахмалу является типичной для рассматриваемого периода его творчества — когда перечисленное в приведенном выше списке белье вернулось к нему перекрахмаленным, он впал в глубокую депрессию. Его домохозяйка фрау Вейзер писала своим друзьям, что «Герр Меттерлинг по целым дням не выходит из комнаты, оплакивая накрахмаленные в прачечной трусы». Разумеется, Брейер уже указывал на связь между накрахмаленным нижним бельем и постоянно владевшим Меттерлингом чувством, что люди с развитыми челюстями все время шепчутся о нем за его спиной («Меттерлинг: Параноидально-депрессивный психоз и ранние списки», Цейсс-пресс). Следует, впрочем, отметить, что тема не выполненных по недосмотру наставлений возникает всего лишь в одной пьесе Меттерлинга: в «Астме», где Нидлеман по ошибке приносит в Валгаллу проклятый богами теннисный мячик.

Очевидную загадку второго списка

составляют семь пар черных носков, поскольку давно уже признано, что Меттерлинг отдавал предпочтение синему цвету. Действительно, в течение многих лет упоминание любого другого цвета приводило его в неистовство, как-то он даже ткнул Рильке носом в блюдце с медом из-за того, что поэт заявил, будто он предпочитает женщин с карими глазами. Согласно Анне Фрейд («Носки Меттерлинга как олицетворение фаллического материнского начала»: «Психоаналитический журнал», ноябрь 1935), неожиданный переход к носкам более сдержанной расцветки вызван тягостными чувствами, которые Меттерлинг испытывал в связи с «Байройтским инцидентом». Именно в этом городе он, присутствуя на представлении первого акта «Тристана», чихнул, сдув парик с одного из самых богатых покровителей местного оперного театра. Публика попадала на пол в конвульсиях, но Вагнер защитил своего друга, произнеся ставшую ныне классической фразу: «Чихать случается всякому». Тем не менее Козима Вагнер разразилась рыданиями, обвинив Меттерлинга в том, что он намеревался погубить труд ее мужа.

То, что Меттерлинг имел виды на Козиму Вагнер, не вызывает никаких сомнений, нам известно, что однажды, находясь в Лейпциге, он взял ее под руку — поступок, повторенный им четыре года спустя в Рурской долине. В Данциге, во время страшной грозы, он позволил себе произнести нечто иносказательное насчет ее берцовых костей, после чего Козима решила больше с ним не встречаться. Вернувшись домой в состоянии глубокого душевного кризиса, Меттерлинг написал «Помыслы цыпленка», посвятив рукопись Вагнерам. Узнав же, что Вагнеры используют его манускрипт в качестве подпорки для коротковатой ножки их кухонного стола, Меттерлинг замкнулся в себе и полностью перешел на черные носки. Его экономка умоляла Меттерлинга не отказываться от любимого синего цвета или хотя бы попробовать коричневый, но Меттерлинг отчитал ее, сказав: «Умолкни, дура! Может, мне еще с ромбиками носить?»

В третьем списке:

впервые упоминается постельное белье: Меттерлинг питал к нему большую привязанность, в особенности к наволочкам, которые он и его сестра еще детьми, играя в привидения, нередко надевали на голову, пока юный Меттерлинг не свалился однажды в гравийный карьер. Как и созданные им персонажи, Меттерлинг очень любил спать на чистом постельном белье. К примеру, Хорста Вассермана, терзаемого импотенцией слесаря из «Селедочного филе», смена постельного белья толкает на убийство, а Дженни в «Персте пастуха» готова лечь в постель с Клайнеманом (которого она ненавидит за то, что он смазывал маслом ее мать), «если только простыни будут мягкими». Разумеется, то обстоятельство, что прачечной никогда не удавалось отстирать постельное белье Меттерлинга настолько, чтобы он испытал чувство полного удовлетворения, обернулось для него трагедией, однако нелепо было бы утверждать, вслед за Пфальцем, будто именно ужас, испытываемый им в этой связи, помешал Меттерлингу завершить написание «Камо грядеши, кретин?». Меттерлинг, безусловно, ощущал наслаждение, отсылая свое белье назад в прачечную, однако мы не вправе считать, что он стал рабом этой привычки.