Кандидат в венгерские короли

Аркадий Аверченко

Кандидат в венгерские короли

Неизвестный человек явился к венгерскому графу Тиссе и, приняв самый дипломатический вид, спросил:

— А, что, скажите… Вы, венгры, не отложились ли бы от Австрии?

— Зачем? — дипломатично спросил Тисса.

— Да так, — дипломатично подмигнул неизвестный. — Лучше было бы.

— Для кого? — дипломатично прищурился Тисса. Неизвестный заиграл глазами и, отбросив на минуту дипломатичность, откровенно признался:

— Для нас.

— А вы кто? — осторожно, тоном старого дипломата спросил Тисса. — Французы?

Неизвестный дипломатично качнул головой слева направо.

— Нет? Значит, англичане?

— Не угадали.

— А, знаю! — всплеснул руками Тисса. — Вы от имени русских!

— Хватили, — дипломатично рассмеялся неизвестный. — Как бы не так. Держи карман шире!

Тисса, услышав про карман, испугался.

— Как? Вы предлагаете держать карман шире? Значит, вы… немец?

— Ну, конечно! Сразу могли бы догадаться.

— Послушайте, — широко, без всякой дипломатичности, открыл глаза Тисса. — Если вы немец, значит, вы союзник Австрии?!

— Я вижу, — вежливо удивился неизвестный, — что от вас ничего не скроешь.

— И вы, будучи союзником Австрии, предлагаете нам, венграм, отделиться от нее?

— Правда, смешно? — подхватил незнакомец.

— Ну, я бы назвал это иначе — дипломатично пожал плечами Тисса.

— Не надо лучше называть иначе — вы только примите во внимание то, что война проиграна, и нам скоро придется сводить с союзниками счеты…

— Это ужасно. Наверное, вам придется многого лишиться?..

— Да! Многое отдадим… Галицию придется отдать.

— Постойте… Галиция то ведь не ваша, а австрийская.

— Ну, вот мы ее и отдадим.

— Нет, я спрашиваю, что вы ваше отдадите?

— Боюсь, что Константинополь придется отдать.

— Позвольте! Константинополь ведь турецкий?!

— Ну, не все ли равно. Турция — наш же союзник. Так же больно отдавать ихнее, как и свое.

— Раз вам одинаково больно, вы бы и свое что-нибудь отдали. А то что же все — только австрийское да турецкое отдавать.

— Славный у вас брелочек на часах.

Тисса рассеянно застегнул пиджак на все пуговицы и вздохнул.

— А нам, значит, вы советуете отделиться?

— Натурально. Пока и вас вместе с Австрией по кускам не растащили. Уж вы поверьте: такая раздача скоро пойдет, что все затрещит.

— Можно с вами говорить откровенно? — спросил Тисса.

— Можно. Откровенность — мать дипломатии…

— Ну, хорошо. Вот что меня удивляет: как это вы, будучи таким мерзавцем… Ведь вы мерзавец?

— Предположим, — замялся неизвестный.

— Хорошо! Из вежливости, будем это только предполагать. Так вот, что меня удивляет: как это вы, будучи, предположим, мерзавцем, — так красиво и бескорыстно заботитесь о Венгрии?!

— А вы не представляете себе, что и у мерзавцев могут быть минуты просветления?

— У просто мерзавцев — бывают такие минуты. У дипломатических мерзавцев — никогда.

— Правильно. Умный вы человек, граф. В таком случае буду говорить с вами откровенно: мы щадим Венгрию — знаете, почему? У нас есть для Венгрии новый король.

— Воображаю, — скептически сказал Тисса.

— Чего там воображаете! Настоящий Гогенцоллерн! Право, возьмите.

— А что же мы с Францем-Иосифом будем делать?

— Подумаешь, важность… Подсыпать в стакан какого-нибудь порошку…

— Послушайте, вы!..

— А то еще иногда старые люди, спускаясь с мраморной лестницы во дворце, спотыкаются, падают вниз и ломают себе спину. Много ли старому человеку нужно? Да, впрочем, раз вы отделитесь от Австрии — что вам думать о Франц-Иосифе?

— Кто же это ваш король-то, который для нас?

— Ну, как же! Принц Эйтель-Фридрих сын Гогенцоллерна. Такой хороший, право. Да вы посмотрите его, — ведь за это денег не возьму.

— Где же он?

— Тут, на ступенечках сидит, дожидается. Ведь его отец с самого рождения для Венгрии готовил. По-венгерски научили говорить, венгерку танцует паренек так, что любо-дорого. Окромя венгерского гуляша, маковой росинки в рот не берет. Позвать его?

— Ну его! Не нужно.

— Да ведь тут же он. Все равно, взгляните. Эй, Эйтель, пойди сюда. Иди, дурачок, не бойся.

Принц Эйтель-Фридрих нерешительно вошел в комнату и остановился у дверей.

— Вот этот? — спросил Тисса.

— Этот. Каков парнишка, а? Пальчики оближете.

— Лицевой угол у него подозрителен, — заметил критически Тисса.

— Ничего, выпрямится.

— Да, все вы так говорите, лишь бы только товар с рук сплавить. Э, э! А форма черепа-то! Хорошо, что я ему шапку снял, посмотрел.

— Череп хороший.

— Да ведь он микроцефал! У него череп дегенерата.

— Помилуйте, что вы! Он на отца похож.

— Это-то и печально! Нет, знаете, забирайте вы своего Эйтеля. Не нужно.

— Ей-Богу, хороший король будет (пауза). Ну, хотите, он вам венгерку спляшет?

— Да зачем?! Это совсем лишнее.

— Эйтель, станцуй дяденьке что-нибудь венгерское. Да что ты стоишь, в самом деле, как дурак? Поговори с дяденькой по-венгерски.

— Тупенький он у вас, — с сожалением заметил Тисса.

— Дома он ничего… Разговаривает и все такое. А тут оробел. Так не возьмете?

— Нет, не надо. Мы уж как-нибудь сами справимся.

— Он и считать по-венгерски умеет.

— Не надо.

— Не надо, так и не надо. Набиваться не будем. Эй, ты, сокровище! Пойдем, что ли. Навязали мне на шею камень — носись с ним.

Надевая в передней пальто, неизвестный вдруг разоткровенничался и, махнув рукой на всякую дипломатию, признался, прижимая руку к сердцу:

— А ведь правду говоря, Эйтель этот самый, действительно, подгулял. Выпить не дурак, скандалист и поведения в отношении женщин такого, что плюнуть хочется. Прямо не знаю теперь, куда его и сплавить. Тут поблизости княжества никакого нет?

— Есть много княжеств и королевств, но места всюду заняты.

— Эх-ма! Наплачешься с таким дитем. Ну, ты, венгерец! Идешь, что-ли? Не ночевать же тут.

И ушел с ворчаньем, — таща за руку еле поспевавшего за ним принца Эйтель-Фридриха Гогенцоллерна, кандидата на венгерскую корону.