Трое на прогулке

Трое на прогулке

Jerome Klapka Jerome

1859, May 2nd, Walsall, Staffordshire, England — 1927

Глава I

Нам необходимо сменить обстановку. — История, служащая наглядным примером того, какие печальные последствия влечет за собой хитрость. — Малодушие Джорджа. — У Гарриса рождаются идеи. — Повесть о Старом Моряке и Салаге-Яхтсмене. Хорошие парни. — Чем опасен ветер с берега. — Чем чреват ветер с моря. — Назойливость Этельберты. — Сырость на речных берегах. — Гаррис предлагает велопробег. — Джордж думает о ветре. — Гаррис предлагает Шварцвальд. — Джордж размышляет о тамошних горах. — План, предложенный Гаррисом для покорения вершин. — Вмешательство миссис Гаррис

— Сменить обстановку, — сказал Гаррис. — Без этого мы пропадем.

Тут открылась дверь, и на пороге появилась миссис Гаррис; оказалось, что ее послала Этельберта напомнить мне, что засиживаться нам нельзя, — дома остался Кларенс. Этельберта вечно расстраивается по пустякам, и дети ее частенько беспокоят. Ничего особенного с нашим ребенком не случилось. Просто утром они с тетушкой вышли погулять, и каждый раз, когда Кларенс останавливался у кондитерской и начинал со свойственным детям любопытством рассматривать выставленный на витрине товар, она немедленно волокла его к прилавку и пичкала пирожными и ромовыми бабами; наконец, это ему надоело, и он вежливо, но твердо заявил, что сыт сластями по горло. За завтраком Кларенс ограничился всего лишь одной порцией пудинга; этого и следовало ожидать, но Этельберта решила, что он чем-то заболел. От себя миссис Гаррис добавила, что если мы не поспешим в гостиную, то рискуем лишить себя удовольствия послушать, как Мюриэль будет изображать в лицах «Сумасшедшее чаепитие» из «Алисы в стране чудес». Мюриэль — второй ребенок Гарриса; ей восемь лет, но развита она не по годам. Однако такую серьезную литературу я предпочитаю изучать по первоисточникам. Мы сказали, что выкурим по последней и придем, а также просили без нас не начинать. Миссис Гаррис обещала, насколько возможно, попридержать творческий порыв своего чада и удалилась. Как только дверь закрылась, Гаррис продолжил прерванную мысль.

— Понятно, что речь идет, — сказал он, — о полной смене обстановки.

Проблема была в том, как этого добиться.

Джордж предложил «командировку». Это вполне в духе Джорджа. Он холостяк и не знает, что обвести замужнюю женщину вокруг пальца не так-то просто. У меня был один знакомый, молодой инженер. Как-то он решил съездить в Вену «по делам компании». Жена стала интересоваться, какие у компании могут быть «дела» в Вене. Он объяснил, что его посылают ознакомиться с шахтами, заложенными в окрестностях австрийской столицы, и представить соответствующий отчет. Жена сказала, что поедет с ним, — встречаются такие жены. Он принялся ее отговаривать: дескать, шахты — не самое подходящее место для хрупкой женщины. Она отвечала, что и без него это великолепно понимает и не собирается ползать по штрекам и забоям. Их жизнь в Вене виделась ей так: утром она спроваживает его на службу, а сама идет развлекаться — ей надо поискать кое-что в венских магазинах. Придумывать другой предлог было уже глупо, и отделаться от жены ему не удалось. Десять долгих летних дней он проползал по шахтам венской округи, а вечерами писал отчеты, которые она собственноручно носила на почту, и его начальник в Лондоне с недоумением читал длинные письма своего подчиненного, которого он никуда не посылал.

Я не допускаю и мысли, что Этельберта или миссис Гаррис могут принадлежать к женам этой категории, не все же «командировкой» не следует злоупотреблять, лучше приберечь ее на крайний случай.

— Нет, — сказал я. — Лукавить здесь ни к чему. Я пойду напрямик. Этельберте я скажу, что не ценим мы свое семейное счастье. Я ей скажу: чтобы по-настоящему понять, что это такое — а я просто обязан понять, что это такое, — я решил оторвать себя от семьи, по крайней мере, на три недели. Я скажу ей, — тут я повернулся к Гаррису, — что это ты призвал меня исполнить мою супружескую обязанность, что, если бы не ты…

Гаррис засуетился и поставил стакан.

— Послушай, старик, — перебил он, — прошу тебя, не делай этого. Она передаст твои слова моей жене, и… э-э-э… будет как-то неловко выслушивать комплименты, которых не заслужил.

— Заслужил, заслужил, — убеждал я, — ты же первый предложил порастрястись немного.

— Да, но идея-то исходит от тебя, — не дал договорить мне Гаррис. — Кто сказал, что, погружаясь в унылое однообразие повседневной жизни, мы совершаем непростительную ошибку, а домашний уют разжижает мозги? Не ты ли?

— Я говорил о людях вообще, — пояснил я.

— А мне показалось, что ты имел в виду именно нас, — сказал Гаррис. — Я уже было подумал, не обсудить ли эту мысль с Кларой, естественно, сославшись на тебя; она полагает, что ты очень умный. Уверен, что стоит мне…

— Не стоит рисковать, — в свою очередь, перебил его я. — Дело это деликатное, но есть один выход. Скажем-ка, что всю кашу заварил Джордж.

Я бы не сказал, что Джордж из тех, кто, не раздумывая, устремляется вам на помощь, и этот его недостаток порой раздражает. Вы, наверное, подумали, что он с радостью ухватился за редкую возможность помочь двум старым друзьям решить мудреную задачу? Не на такого напали.

— Валяйте, говорите, — сказал Джордж, — но и я им скажу: с самого начала я ратовал за семейный отдых; вы берете детей, я беру тетю, и мы снимаем прелестный хуторок где-нибудь в Нормандии, на морском берегу, — климат там особо благотворно действует на неокрепший детский организм, а молоко такое, какого в Англии ни за какие деньги не достанешь. И не буду скрывать, что вы с негодованием отвергли мое предложение, уверяя, что одним нам будет веселее.

Люди вроде Джорджа тонкого обхождения не понимают. С ними нельзя церемониться.

— Ладно, — сказал Гаррис. — Твое предложение принимается, лично я — за. Снимаем хуторок. Ты привозишь тетю — я сам об этом позабочусь, — и так живем целый месяц. Дети тебя обожают — мы с Джей для них ноль без палочки. Эдгару ты обещал показать, как надо ловить рыбу; а как похоже ты умеешь представлять диких зверей! Дик с Мюриэль всю неделю только о том и говорили, как ты в воскресенье ревел гиппопотамом. Днем — все на пикник в лес, будет-то нас всего одиннадцать человек, а по вечерам — музицирование и декламация. Мюриэль — ты уже, наверное, наслышан — разучила с полдюжины стишков, да и другие детишки от нее не отстанут.

Джордж сдался — настоящей смелости в нем никогда не было, — но признать себя побежденным согласился не сразу. Он заявил, что это удар ниже пояса, и что раз уж мы такие подлые, трусливые, лживые и коварные типы, то он умывает руки, и что если я не собираюсь в одиночку осушить всю бутылку кларета, то он покорнейше просит налить и ему стаканчик. И тут же добавил, вне всякой связи с предыдущим, что на все это ему наплевать и он уверен, что и Этельберта, и миссис Гаррис — с их умом и проницательностью — ценят его высоко и нам ни за что не удастся убедить их, что он мог предложить такую ересь.

Разделавшись с Джорджем, мы перешли к вопросу, на что бы нам сменить привычную обстановку.

Гаррис, по своему обыкновению, ратовал за море. Он сказал, что есть у него на примете одна яхта, именно то, что нам требуется управлять ею будем сами, обойдемся без лодырей, которые только и знают, что торчать на палубе, а ты им еще и плати. Какая уж тут романтика! А вот дайте Гаррису в подручные толкового юнгу — и он сам поведет судно. Беда в том, что мы эту яхту знали! (о чем ему и поведали). Как-то Гаррису удалось заманить нас туда. Яхта пахла затхлой водой и водорослями; этот букет заглушал все другие ароматы; обычный морской воздух в подметки ему не годился — пахло, как на грязевом курорте. Спрятаться от дождя негде: кают-компания — десять футов на четыре, причем половину площади занимает плита, которая при попытке подбросить уголька разваливается на куски. Ванну приходится принимать на палубе, и стоит тебе вылезти из лохани, как ветер тут же сдувает полотенце за борт. Всю интересную работу делали Гаррис и юнга: они бросали лаг, ставили рифы, отдавали швартовы, вставали к повороту; на нашу же долю выпало чистить картошку и драить палубу.