Опозорение старейшин (ЛП)

Дако был сорви-хату человек. Когда остался сиротою, пошел скитаться во Валахии и Богданскую землю. Скитался, терялся и однажды летом вернулся как цыганский мешок весь в тряпках, да с высоким капотом на голове. Стал гулять из деревни, и ни за работу берется, ни в дорогу отправляется. Нажали на него родственники, и больше всего его дядя Костадин, и поженили его на девушку Стана. Чтобы жить в бедняцкую отцовскую хату, и как будто печь да дымит. То ль Дако был устал, то ль ему надоело скитаться — и согласился. Свадьба прошла как-нибудь, дядя подарил ему корову без хвоста, продали отрезок земли и купили другую. Отсюда колесо, оттуда пуговица – и вот Дако стал владыкой в хозяйстве.

Протянул Дакку целую осень, протянул и зиму. Но когда пришла весна, и с моря ветер стал ерошить ему чуб и расцвели подснежники – Дако уже себе места не находил. Глаза у него, что зимой смотрели только на лапти, уже перекинулись за верхушки тополя хаджи Дончо. Однажды ночью, незаметно для жены, Дако как суслик нырнул вон из кровати да из хаты, бросил мешок за плечом, и как будто в землю провалился.

Девять долгих лет ждала его домохозяйка. Девять долгих лет, одинокая как кукушка, хозяйничала Стана, не получив весть и теряя надежду. Наконец-то, ведь живая тварь так сказать, молодая — тот посмотрит, другой словечко бросит, а вед у нее душа – и вот соблазнение. Да и от того проклятого из Загоре, что появился в деревни непрошенным, можно ль женщину уберечь? Более вредного парня по всему миру найти трудно. Если стог сена загорелся, если собака повешена на веревки, если драка на посиделках – всегда он верховодить. К тому же и хитрец — вертится как лис в курятнике, и всегда от западни убегает.

Завертелся он как змея вокруг Стана. Пожары жарили, пожары гасили, и прости меня за слово – пожар и сделали. Как успел обаять тот вредоносный Стану – подняла она голову, выпрямила стан, белый платок на голову подняла — как будто второе девичество начинает. Да и рот у нее бойкий стал хуже бедствия — скажут ей полслова, она сразу ставит крышку поверх.

— Стана — говорить ей бабушка Вида, — недобрые слова идут про тебя в деревни. Мэр собирается к тебе прийти, чтоб наставлять. Береги себя родная, не губи свою честь и род с этим проклятым из Загоре!

— Пусть придет, бабушка — перевернула тяжелую косу Стана — если хочет, пусть и священник придет. Домой у меня чисто, ковры разостланы и только гостей жду — и хохочет исподтишка.

Около Масленицы, Стана замкнулась домой. Из хаты не выходит, будто больная, будто усталая. Прошел месяц, потом второй, и понеслась молва, что Стана мальчика родила. Вот здорово! Стыд и позор — быт недоброму! Такое еще не случалось доселе в деревни!

Собрались однажды старейшины, пришел и хаджи Дончо, Драган Чакыр, Гнчо Кунин, пришел и мэр. Сели они в общину советоваться что делать, дверь заперли настежь.

— Это дело так не годится — открыл заседание мэр. — По закону надо уладить дела. Так нельзя: кому как захочется, детей рожать.

— Если не поженим эту стерву, три года дождя не будет и все на корне просохнет — степенно говорил Драган Чакыр. — Нужно найти отца, и официальный брак заключить. Мальчик, конечно, ублюдок — но если не найдем отца, Бог весть какие бедствия еще грянут на нас! Отца надо найти, будь он проклят…

— Отец известен, но как схватить того вредоносного из Загоре, если в западню не входить? — спросил хаджи Дончо.

— Весьма уж просто! Все мы зайдем к невесту Стана, и принудим ее сознаться в грехе. Потом с полицией схватим этого сукина кота, и силой их венчаем!

Решили — приступили к делу. Мэр встал в начале процессии, и вся чета степенно и медленно пошла к хату навестить Стану. Вошли они во двор, а на пороге Стана ждала их, скрестив руки.

— Так вот, невеста — прокашлялся мэр неуверенно — то, что стало, уже прошлое, и назад его не вернешь. Пока человек жив, всегда грешит. Скажи, пожалуйста, кто отец мальчика, чтобы по закону уладить дела. Видно, Дако уже не вернется, да и многие годы прошли, если вообще жив. Пусть повенчаем тебя с этим, чтобы в люди выйти и ты смогла бы хозяйничать спокойно.

— Грешила ты, очень много грешила — остро подключился в разговор Драган Чакыр. — Пусть тебя Господь рассудить, но почем виновата деревня? Чтобы град и суша приносили бы мор? Ну, скажи по совести, исповедуйся перед нами — и мы все устроим, как положено.

— Так вот Стана, так — дополнил и хаджи, — скажи кто отец, мы потом все уладим!

Стана, ведь ее научил этот проклятый из Загоре — заломила руки на бедра, выпрямила крепкий стан, подняла голову и начала тираду:

— Ты отец моего мальчика, мэр! Чакыр тоже его отец, хаджи и он него отец! Слышите? Все вы отцы моего мальчика! Все вы отцы, которые пришли непрошенными в гостях среди белого дня! Долгие годы я сюда мучилась, и никто из вас никогда не спросил меня — голодна ль я, жадна ль я, женщина ль я, аль сука беспризорная!… Ваш этот ребенок, так и знайте! Теперича пойду из деревни, и буду кричать — ваш этот ребенок, ваш!

Еще не закончила Стана свою тираду, и двор сразу опустел — старейшины бросились врассыпную бежать без оглядки. Мэр чудным образом появился на луг за рекой, Генчо Кунин через ту же реку удрал в лес. Хаджи Дончо сунулся в подвале своего магазина, и начал земными поклонами вытирать пол. Драган Чакыр, который каждый день получал пощечины от своей бабы, семенил неуверенно к кладбищам и бормотал себе неуверенно и жально:

— Если я и думал, так эго… Через голову даже не проходило… Два года уже, я мимо этого двора не проходил… Так вот, крестная правда, крест Божий — крестился Чакыр и семенил дальше.