Пустынник Агафон

— Я ничего не предлагаю. Знаю только, что в таких делах действовать следует осторожненько, чтобы не наломать дров. Давайте сперва поговорим с ней по душам, так сказать, прощупаем ее...

Мирандолинов досадливо махнул на него рукой.

— Прощупывать тетю Кланю не надо, — сказал он, — бесполезно. Давайте-ка мы организуем для нее хорошую лекцию на антирелигиозную тему. Достанем толкового лектора с диапозитивами, и пускай она вентилирует свои мозги. Коллектив ее поддержит. Нет возражений? Принято.

Не откладывая дела в долгий ящик, предместкома тут же позвонил в общество «Знание». Ему обещали подослать лектора покрепче. Когда? Когда хотите, хотя бы завтра.

Назавтра красный уголок ремконторы был переполнен. Лектор, молодой человек с пышной шевелюрой (говорили, что он из бывших семинаристов), устанавливал на столе проектор, чтобы иллюстрировать свою лекцию диафильмом, для чего на стене, заботами завхоза, была прикреплена кнопками большая простыня.

Словом, все было готово, не хватало только одной тети Клани. Напрасно рокотал в красном уголке бархатный голос бывшего семинариста, напрасно плясал на простыне яркий цветной луч проектора. На атеистов это большого впечатления не произвело, поскольку они и без лектора знали, что бога нету. А людей верующих, увы, в красном уголке не было.

Мирандолинов ходил мрачнее тучи.

— Позор! — сердито восклицал он. — Кто был ответственным за явку сторожихи на лекцию? Ах, все? Ну так вот вам плоды обезличенной безответственности. Хорошо-с! Теперь никаких антирелигиозных лекций я больше организовывать лично не буду. Пусть даже в коллективе объявится сам архиепископ!

— Семен Семеныч! — нерешительно тронула его за рукав страхделегат Зайчикова. — А может, все-таки кто-нибудь из членов месткома пойдет со мной к больной курьерше? И яблоки и сок я купила, вот они, в пакете.

— К больной курьерше? — встрепенулся Мирандолинов. — Непременно. Кто здесь присутствует из членов месткома? Гм! А знаешь что? Я сам с тобой пойду! Ей-богу, сам! Пускай старая не обижается на отсутствие внимания со стороны руководящих лиц.

И они на пару, широким шагом, направились на Зеленую улицу, где квартировала курьерша Анна Фоминична. Подойдя к дому, поднялись на крыльцо. Толкнули дверь, она оказалась незапертой. Войдя в переднюю, делегация остановилась в ожидании, пока глаза привыкнут к полумраку.

Из комнаты, где лежала больная, доносился запах лекарств и певучий голосок тети Клани:

— А ты терпи, терпи, голубка, как Иисус терпел. Господь, он каждую твою слезинку на строгом учете держит. Как, например, наш главбух Петр Иванович, ни копейки не упустит в балансе! Да что это я, раба недостойная, тебе все рассказываю да объясняю. Ты, когда станет легче чуток, к нашему пресвитеру зайди, он тебе все как на ладошку выложит. И разъяснит и утешит...

За свадебным столом

«Я не барышня и не жених, ухаживать за мной никто сейчас не будет. В конце концов каждый кузнец своего счастья, и будем сие счастье ковать, пока не поздно».

С такими игривыми, но вполне подходящими к обстановке мыслями комсорг Гриша Шепотков вооружился тарелкой и принялся заполнять ее яствами. Перво-наперво он положил ложку салата с крабами, два ломтика ветчины, розовой, как утренняя заря, кусочек студня, обильно полив его хреном, и ломтик осетрины.

Покончив с подготовкой и подтянув стратегические резервы в виде банки шпрот и блюда с любительской колбасой, Гриша, плотоядно потирая руки, намеревался, опрокинув рюмочку в честь новобрачных, провозгласить традиционное «Горько!». Справа от него сидели молодые: жених — инженер-проектировщик Вася Голицын и невеста — лаборантка Галочка. Рядом с женихом сидели его отец, мать, сестра с мужем и, наконец, он, Гриша Шепотков, представитель общественности СКБ-17. Лица остальных гостей были ему незнакомы. Да он, собственно, и не старался их запомнить, по опыту зная, что после нескольких стопок «Столичной» дай бог не вопросить, тупо уставясь в зеркало: «А чья же эт-та ф-физия?»

— Могу ли я попросить вас об одном одолжении? — неожиданно послышался справа голос. — Передайте мне, пожалуйста, сотейник с хреном.

Гриша взял судок, повернулся направо к соседу— и обомлел: на него, улыбаясь, глядел в упор... кто бы вы думали? Священник Благовещенской церкви, одной из двух действующих в городе. Как же его имя? Ну да, отец Михаил Залуцкий, известный всему городу своими амурными похождениями. Как же он попал сюда, да еще рядом с представителем комсомольской организации?!

— Вы забыли передать мне хрен, — ласково улыбаясь в шелковистую бороду, напомнил ему отец Михаил. — Вы меня очень одолжили, благодарю вас.

Гриша, машинально сунув сотейник в руку соседа, отвернулся и постарался прийти в себя. А придя в себя, ужасно рассердился. Он почувствовал себя глубоко оскорбленным. И не только за себя, но и за всю общественность СКБ-17. Помилуйте! Его, комсорга, посадили рядом со служителем культа! Кто же учинил над ним эту неумную, похожую на издевательство шутку?!

Дрожащей рукой Гриша налил себе стопку «Столичной», поднял ее и, как бы желая чокнуться с женихом, решительно подошел к месту, где сидели молодые.

Счастливый жених, источая радужный свет счастья, сидел возле своей Гали и таял на глазах гостей от блаженства. Он сам потянулся с рюмкой к Грише. Они чокнулись.

— Ваше здоровье! — сказал Гриша и, понизив голос, спросил: — — Скажите, товарищ Голицын, вы знаете, что ваша свадьба — комсомольская?

— Ну да, знаю, а что?

Гриша поджал губы и уничтожающе поглядел на жениха.

— А известно ли вам, что на вашей так называемой комсомольской свадьбе присутствует активный церковник и служитель культа?

Жених недоуменно захлопал глазами, потом добродушно заулыбался.

— Ах, ты об отце Михаиле... Но ведь он пришел без рясы. Я сам только вчера узнал, что этот поп доводится моей Гале троюродным дядей. Сам понимаешь, товарищ Шепотков, нельзя было не пригласить его. Близкий же родственник! Но я поставил ему условие: чтобы не надевал рясы. Я же хотел как лучше...

Гриша нахмурился и строго сказал, осуждающе покачав головой:

— А получилось как хуже. Если его, так сказать, коллеги обнаружат это, — выйдет большой скандал. Угодно вам — наслаждайтесь обществом попа, а меня прошу уволить. Я человек принципиальный. Я немедленно ухожу.

Голицын порывисто ухватил Гришу за полу пиджака.

— Голубчик, Шепотков, не надо уходить, не порти нам свадьбу. Залуцкий скоро уйдет, вот выпьет за наше счастье и уйдет. Ей-богу! Да к тому же он компанейский парень, хорошо поет и танцует дай боже!

— Даже танцует, — усмехнулся Гриша, — и что же? Польку «Иже херувимы»?

— Что ты! Он при нас с Галей вчера такой твист оторвал, что ахнешь. Куда всем нашим стилягам! Не обижай нас, посиди, выпей.

Гриша досадливо махнул рукой и вернулся на свое место. Углубленный в свои думы, он даже не заметил, как машинально опрокинул в рот кем-то предложенную ему стопку «За здоровье молодых!». Ему тут же услужливо ее наполнили снова. Потом кто-то осторожно тронул его за рукав. Он обернулся. Отец Михаил, улыбаясь, протягивал ему свою рюмку.

— За безоблачное небо жизни наших новобрачных! — сказал с чувством священник.

Как же отказаться поддержать такой тост! Гриша, презирая себя в душе, чокнулся с отцом Михаилом и в смятении плюхнулся на стул. Боже милостивый! Он чокнулся с попом!

Осовелыми глазами Шепотков окинул зал и, встретившись глазами с невестой, вдруг поманил ее пальцем.

— Гр-ряди, гр-ряди, голубица! — ухмыльнулся он и, когда Галя подошла, осторожно привлек ее, поцеловал в щечку и шепнул на ушко: — А правда, твой тр-роюррродный дядя твист танцует?

— Отец Михаил-то? — просияла Галя (видимо, Вася уже рассказал ей о намерении Гриши уйти со свадьбы). — Еще как! Если хотите, я попрошу его.