Психологи тоже шутят

Что дает апелляция? На первый взгляд, ничего: поставленную Вам тройку на пятерку и даже на четверку наверняка не исправят. Но запомнят, что Вы — занудный, а, если будете шумно протестовать, то и скандальный человек, и ставить вам новые двойки и тройки а, следовательно, снова общаться с Вами на апелляции выйдет себе дороже. Так что протестуйте против каждой недостаточно высокой оценки, но не ради исправления ее самой, а ради последующих.

Что касается самого содержания экзаменов, то оно определяется тем, что никто до сих пор не знает, чему следует учить психологов. Кто именно решает, какие экзамены должны сдавать будущие психологи, никому не известно. Скорее всего, вообще никто не решает, а это происходит само собой. Можно, конечно, предположить, что в какой-то исторический момент все же кто-то принял это судьбоносное решение, а все остальное уже происходило в силу инерции. Скорее всего, это был некий крупный психологический, а, может быть, и не психологический, а, как было заведено в советские времена, партийный начальник, считавший, что разбирается в психологии. Но роль случайности и здесь нельзя списывать со счетов. В том смысле, что этот гипотетический начальник мог не руководствоваться продуманными и вообще сколь либо рациональными соображениями, а, например, взять список потребных для психологов предметов с потолка, спихнуть решение этого вопроса на свою жену, тещу или какое-либо другое еще менее разумное, чем он сам, существо.

Все сущее разумно, а все разумное действительно. Соответственно, каким бы случайным образом не возникали некоторые традиции, они неизбежно наполнены глубочайшим смыслом. Так, общеизвестно, что все психологи делятся на две категории. Одни — несостоявшиеся физики (любой психолог — это несостоявшийся представитель какой-либо другой профессии) — в школе учились хорошо по физике, математике, биологии, химии и другим естественнонаучным предметам, но никогда не писали стихов и регулярно приносили домой двойки по русскому языку и литературе. Другие — несостоявшиеся лирики — ни черта не смыслили в косинусах, электронах и молекулах, но зато писали стихи, умели расставлять запятые и запросто могли отличить Толстого от Достоевского. «Физики» и «лирики» здесь, как и всюду, не разделены непреодолимой гранью. Например, Б. Скиннер в юношеские годы писал стихи, которые высоко оценивались известными американскими поэтами, а затем стал бихевиористом. Тем не менее это совершенно разные типы. Несостоявшиеся физики превращаются в психологов т. н. естественнонаучной или физиологической ориентации, а несостоявшиеся лирики — в кондовых гуманитариев, склонных к употреблению таких понятий, как «личность», а то и вообще «душа». Антагонизм между ними не меньший, чем, скажем, между политологами, пришедшими со студенческой скамьи, и их собратьями по профессии, перековавшимися из научных коммунистов. Нет нужды объяснять, что они не любят друг друга. Но психология — не Государственная дума, до рукопашной дело, как правило, не доходит, а всю ненависть к инакомыслящим коллегам психологи не допускают до ее прямых адресатов. Однако эта ненависть все же требует вымещения. На ком?

Правильно, на студентах. Поэтому бытует мнение о том, что экзамены по биологии и математике существовали для того, чтобы психологи-«физики» могли сублимировать свои чувства к психологам-«лирикам», вымещая их на студентах, а экзамены по русскому языку и истории — для того, чтобы психологи-«лирики» тоже не оставались в долгу. Наивный читатель может спросить: но при чем же тут студенты, а, тем более, абитуриенты? Да ни при чем, конечно. Но, во-первых, судьба «абитуры» — куда менее важна, чем мир и спокойствие в психологическом сообществе, а, значит, и существование внешних объектов сублимации. Во-вторых, не будем забывать про конкурс — 10 условных единиц на место. И очень хорошо, что отсеявшиеся, даже не став психологами, тоже что-то могут сделать для этой науки, послужив для ее представителей громоотводами.

Но все же главный смысл набора предметов, экзамены по которым приходится держать будущим психологам, состоит не в создании возможностей сублимации для «физиков» и «лириков». Когда не знаешь, чему учить человека и чего от него требовать, самое простое решение состоит в том, чтобы предъявить к нему наиболее общие и самоочевидные требования. Человек должен уметь, во-первых, считать, а умеет ли, определит экзамен по математике, во-вторых, писать, что выявляется сочинением, в-третьих, что-нибудь знать о людях (история), в-четвертых, о животных (биология). Что может быть более разумным и очевидным тестом общей полноценности человека, чем сочетание этих предметов?

Недавно, правда, решили, что люди, обладающие всеми указанными качествами, в природе встречаются не так уж часто, и даже среди десяти претендентов на одно место такого человека может не найтись. Поэтому от третьего требования отказались, рассудив, и тоже вполне разумно, что достаточно трех базовых качеств — умения считать, писать и отличать людей от животных, а экзамен по истории отменили. И очень правильно сделали, поскольку чужой истории мы никогда не знали, а свою собственную всегда старательно наполняли белыми пятнами, и, ликвидировав одни, тут же создавали новые. Если советские школьники не знали, кто такой Столыпин, то нынешние — кто такой Гагарин, а некоторые и о личности Вождя мирового пролетариата имеют весьма смутные представления. В общем, в стране, где, как принято говорить, «даже прошлое непредсказуемо», чтение и интерпретация истории может быть только искусством, но никак не наукой, никакого более или менее устойчивого исторического знания нет и быть не может, и экзамен по истории устраивать никак нельзя. В результате, его место занял экзамен по иностранному языку.

Чтобы понять, зачем нужен этот экзамен, надо задуматься, зачем вообще нужны наши вузы. Статистика говорит о том, что почти все наши лучшие специалисты давно уехали за рубеж. А выборочные исследования намерений оставшихся добавляют, что если они пока и не уехали, то в ближайшие годы непременно уедут. То есть наши вузы существуют, в основном, для того, чтобы готовить кадры для других стран. Правда, понимают это только 25 % наших студентов — те, кто, отвечая на вопрос о том, зачем они поступили в вуз, отвечают: «для того, чтобы, получив здесь бесплатное образование, уехать за границу». Но остальные 75 %, не понимающие, для чего они учатся, не опровергают общего правила. Выпускники наших вузов нужны не нашей стране, где специалисты с высшим образованием, если они не юристы и финансисты, не востребованы, а зарубежным странам. Да и вообще ходят слухи о том, что скоро в наших вузах восстановят практику распределения выпускников. Но это будет распределение не в другие города и в различные учреждения, как было раньше, а в другие страны. Везунчиков будут распределять в США и страны Западной Европы, тех, кому очень не повезет, — в Гану или Верхнюю Вольту и т. д. И поэтому экзамен по иностранному языку действительно должен быть одним из главных. Тем более, что, как всем известно, отечественные вузы, за исключением специализированных языковых, иностранным языкам толком не учат. И поэтому ясно, что поступающий в наш вуз должен выучить иностранный язык заранее.

За простоту и очевидность набора предметов, которые должен знать будущий психолог, как и за все хорошее, приходится платить. Главная проблема состоит в том, что даже тех, кто умеет что-нибудь запомнить, считать и писать, не так уж много и, в силу общей интеллектуальной деградации нашего общества, становится все меньше. Как правило, наши сограждане умеют лишь что-то одно или вообще ничего. Именно поэтому наши крупные банкиры, безусловно, умеющие считать (обычно начиная с миллиона), при этом, как правило, не умеют писать, а Шекспира считают знаменитым футболистом. По той же причине умеющие писать и знающие, кто такой Шекспир, обычно не умеют считать. И вполне справедливо, что именно они в нашем обществе самые бедные: зачем деньги тому, кто все равно не может их сосчитать?