Пластилин колец (Холестерин колец)

Артопед с нахмуренным от многих забот челом прошествовал к предназначенному для него складному стулу. Словно по какому-то  заранее обговоренному знаку, несколько продувной внешности домовых внезапно вскочили на ноги и завопили:

- Заместитель умер! Да здравствует Артопед Артбалетский, Король Роздора!

Артопед в знак скромной признательности своим новым подданым коснулся краешка шляпы, а Йорака, поняв, наконец, куда ветер дует, дюжими руками обвила королевскую шею и очень убедительно взвизгнула от восторга. Прочие гости, будучи либо напуганными, либо пьяными в драбадан, в тысячу глоток заорали приветствие.

Но тут в дальнем углу залы вдруг послышался визгливый, пронзительный голос.

- Нет! Нет! - проверещал он.

Артопед обвел взглядом стол и хмельная толпа примолкла. В самом конце стола поднялся приземистый, весь в зеленом мужчина с черным родимым пятном на носу. То был Магнавокс, друг покойного Фарашута.

- Говори, - приказал Артопед, надеясь, что говорить он не станет.

- А вот если ты пжжелаешь стать истинным Каралем Роздора, - засвиристел пьяным голосом Магнавокс, - так ты сначала исполни проротчества и покруши всех наших врагов. Вот что ты должен сделать, пржде чем стать Каралем. Это дело ты должен сделать.

- Интересно было бы посмотреть, - усмехнулся Гимлер.

Артопед обеспокоенно заморгал.

- Врагов? Но мы тут все боевые камрады...

- Пссс! - урезонил его Гельфанд. - А Сыроед? А Фордор? А Ноздрюли? А эта хреновина (сам-знаешь-что)?

Топтун нервно покусал нижнюю губу и задумался.

- Ну ладно. Выходит, что нам приличествует пойти на Сыроеда походом и вызвать его на битву, я это так понимаю. У Гельфанда, не поверившего своим ушам, отвисла челюсть, но прежде чем он успел окоротить Топтуна, на стол уже вскочила Йорака.

- Король сказать! Ми выступайт на Сыроеда и выпускайт ему кишка!

Протестующий вопль Гельфанда потонул в поднявшемся по всему залу одобрительном пьяном реве.

На следующее утро армии Роздора, обремененные длинными копьями, острыми мечами и без малого смертельным похмельем, выступили на восток. Тысячи воинов вел за собой Артопед, кулем сидевший в дамском седле, держась за подбитый глаз. Гельфанд, Гимлер и прочие ехали рядом, молясь про себя, чтобы кончина их была безболезненной, быстрой и случилась, по возможности, с кем-нибудь другим.

Многие часы армия продвигалась вперед, боевые мериносы жалобно блеяли, сгибаясь под тяжким бременем, и воины тоже блеяли, придерживая на головах пузыри с тающим льдом. Чем ближе становились Черные Ворота Фордора, тем больше ужасов войны видели воины по сторонам от дороги: перевернутые телеги, ограбленные и сожженные деревни и города, обезображенные черными усами красотки на афишах.

С потемневшим лицом озирал Артопед руины, оставшиеся от некогда прекрасной земли.

- Взгляните на эти руины, оставшиеся от некогда прекрасной земли, вскричал он, наконец, от крика едва не свалившись с барана. - Сколько сора придется нам вымести, когда мы вернемся!

- Да если нам удастся вернуться, - сказал Гимлер, - я здесь зубной щеткой все подмету.

Король более или менее выпрямился.

- Не надо бояться, ибо армия наша сильна и отважна.

- Единственная наша надежда в том, что она не протрезвеет ко времени, когда мы доберемся до места, - пробурчал Гимлер. Слова гнома оказались пророческими, ибо марширующая армия начала проявлять признаки нерешительности, а отряд Реготунов, посланный Топтуном, чтобы поторопить отставших, так и не вернулся назад.

В конце концов, Артопед решил положить конец проявлениям нерадивости и симулянства, пристыдив своих начавших колебаться воинов. Приказав еще не сбежавшим герольдам трубить в рог, он сказал:

- Народы Запада! Битва у Черных Ворот Сыроеда будет битвой немногих с многими, но души этих немногих чисты, а у этих многих души преисполнены грязи. Тем не менее, те из вас, кто желает, корчась от страха, бежать с поля битвы, пусть сделают это сейчас и тем ускорят наше продвижение к цели. Те, кто поскачет дальше с Королем Роздора, будут вечно жить в легендах и песнях! Остальные могут идти по домам.

Говорят, что пыль, поднявшаяся по окончании этой речи, не оседала многие дни.

- То есть просто на волос проскочили, - сказал Срам, которого все еще колотила крупная дрожь, после того как они несколько дней назад еле-еле спаслись от Шоболы. Фрито слабо кивнул, он так и не смог собрать воедино свои впечатления от случившегося. Перед ними простирались бескрайние солончаки Фордора, уходящие к подножию гигантской кротовины - то был Бардакл, высокогорная штаб-квартира Сыроеда. Широкую равнину усеивали бараки, плац-парады и гаражи. Тысячи урков лихорадочно метались по ней, роя окопы и вновь их засыпая, отдраивая огромными щетками пыльную землю. В дальней дали виднелась Бездна Порока, или Черная Дыра, изрыгающая в небо Фордора сажу, оставшуюся от многовековой подписки "Национального Географического Журнала". А прямо перед хобботами, у подножья обрыва виднелось озерцо густого черного мазута, шумно пускающее пузыри и по временам тяжко рыгающее.

Долгое время Фрито стоял, глядя сквозь пальцы на далекий, курящийся вулкан.

- Это ж сколько еще километров переть до ихней Черной Дыры, - сказал он наконец, вертя в пальцах Кольцо.

- Ваша правда, бвана, - откликнулся Срам.

- А вот эта мазутная яма, - сказал Фрито, - она определенно на дырку похожа.

- Круглая, - согласился Срам. - Открытая. Глубокая.

- Темная, - добавил Фрито.

- Черная, - поправил Срам.

Фрито снял с шеи Кольцо и стал задумчиво крутить его в воздухе, держа за кончик цепочки.

- Вы бы поосторожнее, господин Фрито, - сказал Срам.

- Будь спок, - ответил Фрито, подбрасывая Кольцо и ловко ловя его у себя за спиной.

- Уж шибко оно рискованно, - сказал Срам и, подобрав большой камень, метнул его в середину мазутной ямы - камень с влажным "бултых" утонул.

- Жаль, нет у нас никакого груза, чтобы он держал Кольцо на дне, сказал Фрито, раскручивая цепочку над головой. - А то ведь всякое может случиться.

- Щас гляну, может чего и найдется, - откликнулся Срам, тщетно роясь у себя в рюкзаке в поисках чего-нибудь потяжелее.

- Тяжелое нужно, чтобы утопло, - бормотал он при этом.

- Приветик, - сказал у них за спиной комок серой грязи.

- Сто лет не виделись.

- Гормон, старая кляча! - радостно застонал Срам и уронил к ногам Гормона монетку.

- Тесен мир, - сказал Фрито, и зажав Кольцо в кулаке, хлопнул им удивленную тварь по спине.

- Ты только глянь, кто там летит! - воскликнул Фрито, ткнув пальцем в пустынное небо. - Это же Ника Самофракийская! Гормон задрал голову посмотреть, а Фрито захлестнул цепочку вокруг его шеи.

- Ух ты! - воскликнул Срам. - Настоящий пятак 1927 года, и голова индейца как новенькая!

И он опустился на четвереньки прямо у ног Гормона.

- И-и-и раз! - сказал Фрито.

- Мама! - сказал Гормон.

- Бултых! - сказала мазутная яма.

Фрито глубоко вздохнул, и хобботы на прощание сделали ручкой Кольцу и его балласту. Затем они побежали прочь от ямы, а за спинами их из черных глубин доносилось все более грозное бульканье, и земля ощутимо затряслась под ногами. Раскололись скалы и прямо перед хобботами разверзлась земля, заставив их серьезно задуматься. Вдали начали осыпаться черные башни, Фрито со Срамом увидели, как затряслось, потрескалось и обратилось в груду стали и штукатурки здание правления Сыроеда в Бардакле.

- Некрепко теперича строят, не то что в прежние времена, - заметил Срам, уворачиваясь от пролетающего холодильника. Трещины быстро окружили хобботов, дальше бежать было некуда. Казалось, земля корчится, и утробные стоны несутся из самых ее кишок, надумавших, наконец, опростаться после миллионнолетнего оцепенения. Поверхность земли вдруг перекосило под безумным углом, и хобботы стали соскальзывать в овраг, полный битых бутылок и использованных бритвенных лезвий.