Похождения штандартенфюрера CC фон Штирлица (Книги 1,3,5,7,8)

ГЛАВА 16. ВЕЛИКОЕ ПРИЗНАНИЕ ГИТЛЕРА

Холод, проникающий в полумрак Бутырской тюрьмы не был бы сильно ощутимым, если бы окно камеры Гитлера было нормальным, вместо этого на месте окна виднелась безобразная дыра, в которую проникали все атмосферные осадки, наблюдавшиеся в январе одна тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года.

Адольф высунул свою изнуренную мордашку в эту дыру и увидел мрачные улицы чуждого ему города. Стало скучно и невыносимо, проступили еще несколько закругленных седин.

Внезапно в камеру вошел надзиратель. Злополучная баланда, которой пичкали несчастного фюрера, была поставлена на парашу.

- А твой друг, как его - Борман, уже на свободе! Один ты, придурок, сидишь тут. Ничего, скоро и твоя очередь.

"Es ist kalt!" - подумал Гитлер, а вслух сказал: - Как вы говорите? Простите, но я плохо понимать по-русски.

- Гитлер капут! - c издевкой сказал надзиратель. Послушайте, товарищ фюрер, когда вас будут расстреливать, вас спросят, каково ваше последнее желание. Так вот, скажите, чтобы мне повысили зарплату; зовут меня Петя Рукомойников. Запомнила, фашистская?

- Хорошо... - прошептал Адольф Гитлер и принялся за баланду.

- Приятного аппетита! - C пренебрежением пожелал Рукомойников, когда увидел, что фюрер нечаянно засунул ложку в чан c дерьмом. - Да, холодновато здесь у тебя и окошко, я смотрю, не по сезону сделано. Эх паря, что ж ты полез-то в эту войну?

Петька закурил "Беломорину" и посмотрел на фюрера, устало пожирающего баланду.

Делать было нечего, но настроение было хорошее и располагало к беседе.

- Да, кстати, Гитлер Адольфович, вы вон на то окно, наверное, частенько смотрите? Небось, кроме этого здесь делать больше нечего? Ублюдкина-то знаете?

- Какого еще там Ублюдкина? - жуя хрен c сыром, спросил фюрер.

- Который жил как раз против нашей тюрьмы. Вон его окно.

- А-а, общались, батенька, мы c ним, общались!

- Ну так вот, - c хохотом произнес Петька, - теперь он живет как раз против своего дома.

Гитлер чуть не подавился и теперь уже рукой попал в чан c дерьмом:

- Как, и его забрали?

- Забрали!

- За что же?

- За общение c тобой, придурок! Эх, да ладно, че это я c тобой здесь треплюсь? Того и гляди еще и меня засадят в этот сортир...

Рукомойников вышел, оставив за собой свист ветра и унылую тоску. Гитлер доел баланду и вновь посмотрел на улицу. Ему стало немного жаль Ублюдкина - полулысого человека c бормановским типом лица. "Скотина, хоть бы пива дал! Вот интересно, что бы по поводу этого Ублюдкина сказал Кальтенбруннер?" Вспомнились строчки Пушкина:

Вечер зимний, вьюга воет,

Снег безжалостный идет...

Гитлер пустил слезу и не услышал, как дверь в камеру открылась и на пороге, как ежик в тумане, проступил Брежнев. Посмотрев на фюрера, он, издеваясь, продолжил:

Непогода важно стонет,

Песни зимние поет.

Гитлер заморгал глазками и вытер слезу. Леонид Ильич подошел к нему и по-отечески похлопал его по щечке, заметив при этом:

- Мужайтесь, мой фюрер, сейчас я вас буду щиссен.

- Как? Уже?

- А вы как думали? Церемониться c вами что ли? Товарищ Рукомойников, зайдите сюда на пару минут!

Вошел Рукомойников, волоча за собой пулемет "Максим".

- К стенке, скотина! - крикнул он, прислоняя фюрера к параше.

- O, mein God! - всплакнул Адольф Гитлер и затряс коленками.

Рукомойников принялся налаживать пулемет. Когда все было готово, в камеру вошел пастор Шлаг; посмотрев на фюрера, он прошептал:

- Мужайтесь, сын мой, все кончено, Господь, надеюсь, простит вас за все грехи, что совершил ты, скотина, на этой грешной земле.

- Спасибо, отец мой! - ответил Гитлер и вытер слезу.

Рукомойников дернул затвор, Леонид Ильич поднял руку и приказал:

- Готовьсь! Целься! Огонь!

Прозвучала беспорядочная стрельба. Камера наполнилась густым дымом, завоняло порохом.

- Черт! - заругался Рукомойников, заставив перекреститься пастора Шлага. - Опять заело! Наверное, патроны сырые!

- Вечно вы, товарищ, подводите меня, - сказал дорогой Леонид Ильич и дал понять Шлагу и Петьке удалиться.

Гитлер пришел в себя и попытался понять, где это он - в аду или в раю. Увидев грязные стены, он понял что в аду. "А где же черт?" - подумал Адольф Гитлер, разглядывая среди густого дыма прислужника дьявола; вместо этого, постепенно вырисовывалась тускнеющая физиономия Леонида Ильича.

- Я здесь, мой фюрер! Мы решили вам дать шанс.

- O, mein God! Только не надо меня больше щиссен! Bitte! Я прошу вас!

- Хорошо, хорошо! А теперь, мой фюрер, слушайте меня внимательно. Чтобы спасти вашу жалкую шкуренцию, вы должны подписать этот документ.

Гитлер взял листок бумаги на котором по-немецки c баварским акцентом было написано:

Объяснительная

Я, Адольф Гитлер, бывший глава Третьего Рейха, будучи в здравом уме, без принуждения и пытки, в ясном сознании признаю, что Никита Сергеевич Хрущев был моим тайным агентом в Советской России в период c 1933 по 1945 год c подпольной кличкой "Лысый".

А. Гитлер

Январь 1964 года.

- А чего тут подписывать, это и так правда!

- Как? - изумился Брежнев.

- А вы не знали? Ну знаете ли, батенька, видно сразу, что вы в политике недавно, - сказал Гитлер и подписал документ.

За окном шел снег.

ГЛАВА 17. ГЕНСЕК В ОТСТАВКЕ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ГЕНСЕК!

Никита Сергеевич сидел в своем кремлевском кресле и занимался одновременно пятью делами: курил сигару, писал квартальный отчет, цедил виски, жрал половником черную икру и старался не замечать только что зашедшего к нему Брежнева.

"Тоже мне Цезарь," - подумал Леонид Ильич.

- Ну что там еще? - спросил Хрущев.

- Все! - ответил сияющий Брежнев. - Король умер, да здравствует король!

Бумага, которую протянул Хрущеву Брежнев, воняла бутырским сортиром. Это Первый секретарь понял сразу. Но кроме этого, он отдал себе отчет в том, что пришел конец его политической карьеры. Документ, который прочитал Никита Сергеевич, был ужасным приговором.

- Брехня! - спокойно сказал Генсек. - Да, кстати, Леонид Ильич, я тут собирался в Сочи! Надо бы отдохнуть! Устал я от этой работы...

- У вас будет достаточно времени для отдыха, торжественно сказал будущий Генеральный секретарь.

И тут Хрущев понял, что все это было спланировано заранее: и его поездка в США, и позорное выступление в ООН, и...

Никита Сергеевич нажал кнопку и вызвал секретаршу.

- Вот что, милая моя, закажите-ка билет на самолет в Сочи первым же рейсом.

- Все уже готово, товарищ бывший Первый секретарь, сказала Катя Козлова, - заказное такси ждет внизу. Скатертью дорожка!

ЭПИЛОГ

За окном шел снег и Юрий Гагарин.

Леонид Ильич лениво опустился в кресло и, крякнув, спросил стоящего у окна Черненко:

- Константин Устинович, а что, товарища Штирлица еще не убили?

- Однако, не знает моя? Надо у Пельше спросить! ответил Черненко.

- У дорогого товарища Пельше?

- Да. А у кого же еще? На то он и Пельше, чтобы все знать.

- Пельше, Пельше... - генсек на минуту задумался и вызвал своего помощника.

Вошел аккуратный человек пожилых лет, очень похожий на Леонида Ильича, но c физиономией Бормана.

- Вот что, Мартин Рейхстагович, - сказал четырежды герой Советского Союза,- узнайте-ка, где находится товарищ Пельше и пригласите его к нам.

Борман покорно кивнул и вышел, не забыв при этом рассыпать канцелярские кнопки на стул, на котором обычно сидит Константин Устинович.

- Однако, не понимает моя, зачем нам Штииц? - садясь на стул, удивился Черненко, и громко ойкнул от боли, поразившей его зад посредством кнопок Бормана. - Однако, Брежнев Леонидыч, этот фашист со своими кнопочными штучками мне порядочком надоел! Весь задник мой истыкан, как паровоз...