Три ДАртаньяна и мушкетер

- Кубертен после этого отправился путешествовать по Европе. Последний раз его видели в Албании, говорят он ведет там оседлый образ жизни и уже почти стал коренным. Однако по другим источникам он, собирает там антиавстрийскую коалицию.

- И много он собрал? - переспросил кардинал.

- Порядка десяти голов, двое из них крупного рогатого.

- Из этого можно сделать вывод, что не всегда ожидания соответствуют внутреннему мироощущению, - заметил кардинал.

- В самом деле, - согласился Людовик, - это все равно, что лезть на яблоню и сорваться у самой цели. А потом еще тем же яблоком получить по макушке.

- Лично меня это не удивляет, - вставил Де Тревиль, - на военной службе я много повидал и могу судить о жизни исходя из собственного опыта. Однажды штурмовали мы крепость во Фландрии, вдруг какое-то шальное ядро начисто снесло голову гвардейцу Ля Ломбу. А он вместо того, чтобы упасть и спокойно отдать концы, схватил знамя и первый пошел на приступ. И только после полной виктории, он пошел в лазарет и наш лекарь сделал ему кровопускание.

- И он выжил, - удивленно спросил кардинал.

- Да какое там, - махнул рукой Де Тревиль, - из нашего лазарета никто живым не уходит. Был у нас один герцог, так тот как-то зашел в лазарет, дескать чирей у него вскочил.

- И что же? - поинтересовался король.

- Чирей вылечили без проблем, но герцога спасти не удалось.

- Как бы там ни было, - напыщенно сказал кардинал, но для меня ясно, что гвардеец Ля Ломб проявил выдержку и самообладание в трудную минуту.

Причем слово "гвардеец" кардинал выделил особо.

- Прежде всего он показал свое неуважение к воинским традициям, - не согласился с ним Де Тревиль, - если каждый боец начнет шляться без головы, либо тем паче без какого-нибудь другого атрибута воинской доблести, то это уже не армия получиться, а какой-то заштатный бордель. Кстати Ля Ломб был не вашим гвардейцем, а из роты Де Зессара.

Кардинал молча проглотил эту пилюлю и стал прощаться, якобы его ждут государственные дела. Но ему никто не поверил и безусловно сделали правильно, потому что кардинал был хитрой натурой и запросто мог наврать.

Глава 9. Дорога к побережью.

Мушкетеры остановились на отдых в какой-то сельской деревушке.

Заказали для начала баранину и что-нибудь для души.

- Странное дело, - задумчиво произнес Арамис, - мы во весь галоп несемся в Англию ...

- Аллюр, - вставил Атос, который во всем любил точность. (Поговаривали, что за это ему как-то доверили произвести расчеты для строительства Пизанской башни.)

- Можно я выскажу одну мысль, - неожиданно вклинился в разговор Портос.

Мушкетеры внимательно посмотрели на Портоса - такая деликатность была ему совсем не свойственна, и даже противопоказана. У Портоса на этот счет даже была справка от личного стоматолога господина Де Тревиля, в которой сообщалось :

"Податель сего, обладает потенциальной возможностью экспульсивного характера, что отличает его личность как неординарную и расположенную к бурным всплескам эмоций."

Поэтому когда Портос во время вечеринки у маркизы Де Лякур выбросил в окно рояль и восемьдесят шесть предметов китайского фарфора, это не только сошло ему с рук, но даже приветствовалось.

- Отображение внешнего мира, являет сущность нашего внутреннего мироздания и представляется уникальным для каждого отдельного индивида, сказал Портос.

После этих слов Д'Артаньян залпом выпил стакан вина, а Арамис неуверенно проговорил :

- Пойду проверю лошадей.

Атос же не проявил ни малейших признаков беспокойства и с полным равнодушием смотрел куда-то в даль.

- Развивая это высказывание, - продолжил Портос, - хотелось бы задать Вам несколько вопросов. Вы можете хранить полное молчание, ибо все сказанное Вами вылетит как воробей и может быть использовано в качестве наглядной иллюстрации для создания общего образа.

- Что это за хреновину Вы несете? - послышался голос из-за соседнего столика.

- Молчи, блаженный! - ласково ответил ему Портос.

- Что-то я плохо улавливаю нить размышлений, - осторожно заметил Д'Артаньян.

- Все дело в том, что существование чего-либо зависит от того насколько мы это ощущаем, - объяснил Портос, - возьмем к примеру эту бутылку вина. Что она есть из себя представляет? Только наше ее ощущение, как-то зрительное восприятие бутылки, осязание оной, равно как и обоняние со вкусом.

- А Вы ничего не забыли? - спросил его Атос.

- Как-то раз, - ответил Портос, - когда мне было пять лет я пошел в одно заведение и забыл снять штаны. Но это секрет и Вам я его рассказываю как моим друзьям. А если кто-нибудь другой узнает про этот случай, то я его насажу на шпагу как гуся на вертел.

Все, кто был в этот момент в кабаке, на мгновение замолчали, а потом заговорили все разом и хором :

- Мы ничего не слышали и ничего не знаем.

А один голос уточнил:

- Я тоже не слышал как господин мушкетер обделался, когда пошел в одно заведение и забыл снять штаны.

- То-то же, - грозно сказал Портос и миролюбиво улыбнулся.

Все радостно выдохнули, послышался смех, шутки и тот же самый голос громко произнес, обращаясь к Портосу :

- Вы не расстраивайтесь, это с каждым может случится, особенно с похмелюги и от соленных огурцов.

В это время вернулся Арамис.

- Ну как там лошади? - спросил его Д'Артаньян.

- Просили не беспокоиться и передают Вам привет.

- Как это мило, - признался Д'Артаньян.

- Это еще что?, - заспорил с ним Атос, - у меня Во время испанской кампании был арабский жеребец. Так я его научил приносить мне по утрам тапочки и воровать кур. Но он плохо кончил - однажды, на званном балу он нажрался как скотина и подрался с гусарами.

- Да, - подтвердил Арамис, - я его хорошо знал. У него были пронзительные голубые глаза и монокль, который он носил на праздники.

- Что-то мне немного нездоровиться, - заметил Д'Артаньян и пошел на свежий воздух.

Мушкетеры с сожалением посмотрели ему вслед.

- Он такой молодой и так мало знает, - вполголоса заметил Атос.

- И наверняка еще не видел пингвинов - альпинистов, - поддержал его Портос.

Д'Артаньян вышел на улицу и увидел удивительный пейзаж. Не теряя ни минуты, он взял в руки мольберт и стал торопливо делать наброски. С третьего броска у него получилось. В изображении гасконец узнал самого себя. "Вероятно это зеркало", - подумал Д'Артаньян, однако это была лужа.