Мосад, Аман и все такое

Операция «Тигр» была предпоследней экстраординарной операцией Исера Харэля. Год спустя он вошел в острый конфликт с Бен-Гурионом и вынужден был уйти в отставку. Дело было не только и не столько даже в личном конфликте, сколько в том, что Харэль, ведомый азартом погони, на сей раз увлекся и слишком положился на самого себя — как постепенно привык полагаться за все эти годы своего единоличного и авторитарного властвования в Мосаде. И на сей раз интуиция его подвела…

Новые ветры уже шумели в это время в коридорах израильской разведки. Правда, они не могли сразу ворваться в плотно запертые двери кабинета, где обдумывал свои операции шеф Мосада Исер Харэль, но уже свободно гуляли по другим комнатам и, прежде всего, в кабинетах военной разведки. В 1955 году, после ухода Биньямина Джибли, руководителем Амана был назначен Иошафат Харкави по прозвищу «Толстяк» — выдающийся израильский арабист с дипломом доктора философии, человек с проницательным аналитическим умом и склонностью к широким обобщениям. Харкави был первым руководителем военной раз ведки, которому пришлось столкнуться с проблемой палестинского терроризма — именно в его годы начались атаки засылаемых из Египта федаинов, и Харкави был инициатором нескольких операций, в ходе которых удалось ликвидировать египетских офицеров, занимавшихся подготовкой этих атак. Но, пожалуй, главной заслугой Харкави оказалось то, что он первым поннл новые задачи, вставшие перед израильской военной разведкой после Синайской кампании 1956 года, — и то, что привлек к решению этих задач легендарного Юваля Неемана.

Войну в Синае израильтяне выиграли блестяще. Но в ходе ее выявилось, что они все же плохо представляли себе театр будущих сражений и армию будущего противника. Такое знание требовало сбора огромной информации, непрерывной ее обработки и своевременного пополнения. Прежние методы добывания этой информации были доморощенными, методы ее обработки — громоздкими, и в результате знание о противнике непрерывно отставало от самого противника. Нужна была, как говорят сейчас, научно-техническая революция, и эту революцию в израильской разведке совершил Юваль Нееман.

Этот молодой и блестящий физик — тоже с дипломом доктора наук — пришел в Аман в 1954 году и провел здесь почти десять лет. Помимо докторского диплома у него были кое-какие идеи. И эти идеи он изложил израильским генералам. По существу, он сказал им следующее. Будущая война будет выиграна электроникой и компьютерами раньше, чем прозвучит первый выстрел на поле боя. Только эта новая техника может обеспечить непрерывное обновление военной информации и своевременную ее обработку. Для Израиля, с его крохотной географической протяженностью, знание ежеминутной военной ситуации и намерений противника играет жизненно важную роль. Поэтому первоочередной задачей израильской армии является создание электронных средств разведки и выдвижение их как можно дальше в сторону армий противника. К этим средствам сбора информации нужно добавить мощные компьютеры, которые могли бы молниеносно обрабатывать всю массу получаемых сведений, потому что люди с этой задачей не справятся.

Поначалу генералы отнеслись к этим идеям недоверчиво. Они понимали, что новые времена требуют новых методов, но считали, что самая радикальная новинка — это атомная бомба. У Неемана и здесь были свои соображения. Он развернул перед генералами свою программу создания израильской атомной промышленности, которая в конечном итоге могла бы производить плутоний в количествах, достаточных для снаряжения одной небольшой — хиросимского калибра — атомной бомбы в год. Но он не переставал настаивать на компьютеризации и «электронификации» израильской разведки. Эта его программа требовала затрат в миллиарды долларов, но Нееман был уверен, что затраты окупятся с лихвой. Ведь речь шла о самом существовании Израиля. И в конце концов он убедил всех.

Получив «добро», Нееман привлек в разведку талантливых молодых физиков, электронщиков, компьютерщиков; вместе с ними он разработал совершенно новые, уникальные приборы, специально предназначенные для разведывательных целей. Его компактные электронные станции подслушивания были едва ли не лучшими в мире; созданная им система обнаружения атомных подводных лодок была уникальной и немедленно завоевала признание НАТО. Станции Неемана подобрались вплотную к передовым линиям арабских армий в Синае и у подножия Голан; компьютеры Неемана обрабатывали полученные данные; по специальным программам Неемана шел допрос всех попавших в плен египтян и сирийцев, и данные этих допросов тоже поступали в компьютеры; даже западные разведывательные спутники работали на компьютеры Неемана.

Это была кропотливая работа, нисколько не похожая на блестящие операции Харэля и его Мосада, и не имевшая таких эффектных результатов. Это была «тихая революция», но именно она позволила израильской военной разведке вскоре превзойти по технологической оснащенности британскую и французскую и сравняться с американской. «Момент насыщения» наступил за несколько лет до Шестидневной войны. Израильская разведка словно «прозрела» и, как гоголевский герой, стала видеть «далеко-далеко». Перед ней стала вырисовываться общая картина всего, что происходило в арабских армиях — от штабов до самых малых подразделений. Можно с уверенностью сказать, что без нееманов-ской революции молниеносная победа израильских ВВС в Шестидневной войне была бы невозможна.

Голда Меир вспоминает в своей автобиографии — и ей нельзя не поверить, — какое мрачное чувство обреченности застилало весь израильский горизонт накануне этой войны. Она говорит об ощущении надвигающейся «второй Катастрофы», о жутком страхе перед сокрушительной мощью арабской авиации. Было понятно, что исход войны и само существование Израиля зависят от того, удастся ли заблаговременно нейтрализовать арабские воздушные армады.

Такой превентивный удар требовал абсолютно точного расчета.

Следовало заранее знать не только расположение всех военновоздушных баз противника, но и всех самолетов на этих базах; и не только расположение самолетов, но и распорядок дня личного персонала — потому что нужно было выбрать такое время, когда самолеты уже выведены из ангаров, но еще не заправлены горючим; когда техники уже возятся с двигателем, но летчики еще прогуливаются после завтрака, обсуждая предстоящий день; короче, нужно было знать обстановку на египетских и сирийских аэродромах так детально, как может их знать только человек, долгие месяцы на них работавший.

У Амана не было таких агентов, да и невозможно было бы заслать их на все аэродромы. Зато у Амана были накопленные в компьютерах тысячи тысяч деталей, собранных во время допросов, в ходе электронного подслушивания линий противника, с помощью аэрофотосъемки и прочих, и прочих методов. Обработанные с помощью хитроумных программ, эти ничтожные и несущественные, казалось бы, обрывки разговоров, клочки сведений и крупицы информации сложились в полную, четкую и ясную картину, дали точнейшую схему всей арабской аэродромной жизни и указали единственно подходящие час и минуту самого эффективного бомбового удара: 7 часов 30 минут утра, ни получасом раньше (самолеты еще будут в ангарах), ни получасом позже (они уже будут в воздухе). 5 июня 1967 года в 7 часов 30 минут утра израильская авиация нанесла свой удар, уничтожив за пять минут свыше четырехсот самолетов противника. Шестидневная война была выиграна.

Говорят, что когда командующий израильскими ВВС генерал Мордехай Ход узнал о результатах этого удара, он сказал: «Это превосходит самые безумные мои надежды!» На что один из присутствовавших тут же сотрудников Амана заметил: «Вы, наверно, спали во время наших инструктажей. Иначе вам нечему было бы удивляться…»

В 1959 году шефом Амана стал Хаим Герцог, а когда три года спустя он ушел по собственному желанию, на его место, по рекомендации Даяна, был назначен генерал Меир Амит. Это был «генерал из солдат», так и не забывший своих солдатских привычек — уже будучи в генеральском чине, он пошел на парашютные курсы и прыгал вместе с молодыми десантниками. Это ему дорого обошлось: во время одного из прыжков его парашют раскрылся только частично. Так кончилась его строевая карьера.