Поэма (СИ)

- Скорее нет, - ответил я, - предстоят трудные соревнования, нужно тренировать учеников.

- Полно вам! Что-то не заметно, что вы тут сутки напролёт занимаетесь, - усмехнулась Эмма, выразительно пробежав взглядом по пустому паркету.

- Вы уже раздобыли приглашения? - полюбопытствовал я, не придавая значения её замечанию.

- Нет, мы собираемся сделать это сегодня.

- Мы? - небрежно бросил я.

- Да, мы с подругами.

- Нет, вы пойдёте на этот бал со мной.

На какое-то время мы с Эммой замерли и, не отрываясь, глядели глаза в глаза. Холодность игрока овладела мной, игрока, идущего va banque.

- Хорошо, - наконец произнесла Эмма серьёзно.

- О приглашениях я позабочусь, а вы не забывайте про занятия!

Стайка тренировок птицами пронеслась сквозь дни, постепенно приближая нас к заветному балу. И если на занятиях танцами уже не было так много удивлений и открытий, то Радость и Восторг по-прежнему кружили на паркете. После тренировок я неизменно провожал Эмму; сначала это было сделано под предлогом посмотреть на отель, в котором она жила, затем вошло в традицию. По дороге мы обычно непринуждённо болтали на самые разнообразные темы - моя ученица была легка не только в танце, но и в общении.

Однажды Эмма пришла на занятие более сияющая и улыбчивая, чем когда-либо:

- Я наконец-то нашла себе платье! - счастливо заявила она с порога.

- Моего любимого кричаще-жёлтого цвета!?

Гостья рассмеялась. После возвращения из неожиданной поездки (как я успел выяснить, она была у побережья), моя ученица вернулась исцелованная солнцем, а говоря проще - загорелая. Таким образом из её гардероба на время пропали бледно-розовый и некоторые яркие тона; глубокий синий и зелёный, чёрный, мой любимый красный и другие цвета попеременно стали подчёркивать притягательность смуглой кожи.

- Нет-нет, не расспрашивайте меня, - увиливала Эмма, улыбаясь.

- Скажите хотя бы, какого оно цвета, - взмолилось моё любопытство. Сделав пару шагов от собеседницы, я быстро подошёл к высокому шкафу, занимавшему место от угла с ширмой до лестницы. - Надо же мне знать какой из нарядов выбрать, - с призывом обернулся я к Эмме, держа в руках два фрака, - красный или зелёный?

Взрыв звонкого хохота разукрасил студию, приятно раня слух осколками.

- Боже! Где вы их откопали?

Фраки были молча спрятаны на место.

- Вы уходите от ответа! - с наигранной серьёзностью заявил я, возвращаясь к собеседнице.

- Вы же мне не ответили! - заметила Эмма, направляясь за ширму, - ничего я вам не скажу!

VI

Для того, чтобы отвезти Эмму на бал, я решил одолжить автомобиль у приятеля. Когда передо мной возникала подобная необходимость, первым на ум приходил Паскаль Корне. С этим молодым философом, как его иногда величали, мы были знакомы со школьной скамьи: у каждого из нас была своя страсть, которая обоих делала изгоями в стенах института жизни. Увлечением Паскаля были голуби, и едва заканчивались уроки, он так же быстро стремился к своим голубятням, как я спешил на паркет. Сейчас он жил в пригороде Парижа, зарабатывая на жизнь теми же птицами: дрессировал их, сдавал в аренду на различные мероприятия, продавал в цирки, зоопарки, а также частные вольеры. Иногда, когда с деньгами приходилось туго, он поручал мне или кому другому присматривать за пернатыми, а сам на три-шесть месяцев подавался в моряки. Что удивительно, почти весь его bagage [фр. - багаж] в подобных путешествиях составляли одна-две клетки с голубями, которых с заданной периодичностью он отправлял домой, приложив короткое письмо о своих скитаниях. Мне лишь раз пришлось присматривать за его живым богатством, это было совсем нетрудно. Одни вольеры на период путешествия держались открытыми, и часть сизокрылых сами искали себе хлеб; другие были оборудованы автоматическими кормушками. Небольшой ручеёк, протекавший у дома Паскаля был в своё время приглашён гостеприимным хозяином полюбоваться великолепными птицами, - таким образом сформировался небольшой рукав, обеспечивающий пернатых чистой водой. Вся моя работа по уходу сводилась к тому, что раз в неделю я чистил вольеры, проверял кормушки, анализировал внешний вид птиц в попытке определить их самочувствие, а также читал письма, доставленные вернувшимися почтальонами.

Несмотря на то, что Паскаль часто использовал свой автомобиль, я мог в любое время просто и прямо попросить его об одолжении, и он всегда так же просто и весело отвечал: "бери!". После чего зачастую мы оба принимались мыть машину внутри и снаружи, вытаскивать из неё различный хлам и накидки на сиденья, которые защищали обивки кресел при транспортировке птиц.

- Паскаль, - бывало подшучивал я над ним в такие моменты, - когда же ты, наконец, перестанешь возить в ней птиц и начнёшь катать птичек?

Он добродушно смеялся и продолжал сноровисто помогать мне, эта шутка ему очень нравилась.

Впрочем, немного пораздумав, я решил, что для предстоящего мероприятия несколько простоватая, проехавшая путь из Moderne в Vintage, пусть и овеянная ореолом романтики, машина Паскаля будет не лучшим выбором. Пришлось договориться с другим знакомым о представительном автомобиле.

Таким образом в день бала, дожидаясь Эммы в роскошном фойе её отеля, обличённый в свежий fraс, я ощущал радость достойного и чувствовал, как под руку меня благоговейно держит невидимая спутница - уверенность. Довольно скоро моя пара появилась. И, если ждать Эмму было завораживающе-приятно, то каково же было видеть её в бальном наряде! Тёмно-коричневое платье в пол удивительно мягко подчёркивало смуглую кожу, великолепно сочеталось с каштаном волос и находило отклик в глазах. Околдованный чудесным видением, я совершенно забылся, однако знакомый голос вскоре на время разбудил моё сознание:

- Вижу моё платье вам понравилось, - рассмеялась Эмма, дивясь моему превращению в истукана.

- Оно восхитительно! - с трудом выговорил я.

Подобные ощущения были совершенно новы для меня, и само прикосновение с чему-то неведомому, и глубина тех бездн, в которые то и дело нерадивым альпинистом срывалось моё сознание, пугали и в то же время восхищали. Казалось, что моё естество поочерёдно то возносится всё выше и выше, стремясь за облака, то низвергается обратно, едва становилось возможным дотронуться до самих звёзд.

Из-за того, что мне приходилось бороться с головокружением, я не помнил, как мы вышли на улицу, как сели в машину. "Открыл ли я ей дверь?", - будильником прозвенело в моей голове через несколько минут и, наконец, отрезвлённый вождением, я полностью очнулся. Автомобиль неторопливо поднимался по знакомому Saint-Michel. Глаза, вновь обретя крылья зрения, жадно бросились в сторону пассажирского трона: "здесь ли она?". Закутавшись в негу молчания, исполненная грации Эмма мечтательно глядела на изумрудные деревья, обнимающие бульвар с двух сторон. "Каково это? оказаться на балу", - казалось спрашивала она их. Если при встрече мне удалось уловить лишь гармонию красоты в образе моей спутницы, то сейчас я был в состоянии разглядеть детали. Ловко собранные косы короновали кокетливую головку, диадема сияющим тонким месяцем украшала ночь волос. Серебряные серьги и колье были неброскими и превосходно оттеняли кожу. Притягательно прозрачный шифон игриво накрывал надплечья и плавно переходил в усеянный блёстками corset. Шёлковая юбка платья, словно река за лёгким туманом, прятала своё сияние за слоем газа, расшитого редкими бисерными узорчиками.