Мы смеёмся, чтобы не сойти с ума

Возвращаясь к ностальгии, мне вспоминается случайно услышанный разговор. Встречаются на улице двое.

— Привет, как дела, как жизнь?

— Жизнь... Да какая это здесь жизнь?

— Ага — созвонимся.

Когда я встречаюсь с людьми, которые мучаются | ностальгией я с ними тут же прощаюсь и говорю:

— Созвонимся.

— А какой у тебя телефон?

И я ему даю телефон Клары Цеткин.

Шон О'Коннори

Популярные люди на Западе задыхаются от назойливости репортеров, фотографов, поклонников и поклонниц, бесконечных автографов и прибегают ко всевозможным ухищрениям, чтобы этой назойливости избежать: после концерта выходят через пожарный выход, гримируются, уезжают на другой машине, а не на своем лимузине, около которого их ждут и т.д. В Советском Союзе, где были сплошные трудности — с едой, гостиницами, билетами на поезд и самолет, популярность — это спасение. Благодаря популярности, эти трудности можно было преодолеть. Американский киноактер Шон О'Коннори, ставший невероятно популярный после сыгранной им роли Джеймса Бонда, прилетел в Москву на съемки американо-советского фильма "Красная палатка". Он нe знал, что в Советском Союзе фильмы с его участием не шли и не сомневался, что его ждут те же трудности с папарацци и поклонницами, что и на Западе.

— Значит так, — сказал он в самолете перед приземлением сопровождавшему его советскому администратору, — вы одеваете мою шляпу, выходите, садитесь в лимузин и быстро уезжает, чтобы они не успели разглядеть подмену. Я выйду через 15 минут в парике и уеду в другой машине. Администратор посмотрел на него, как на сумасшедшего, но ничего не сказал. Когда через 15 минут Шон в парике, пригнувшись, вышел из здания аэропорта, он к своему удивлению не обнаружил ни толпы поклонниц и фоторепортеров, ни лимузина, ни другой машины — только администратора в его шляпе, стоявшего около телефона-автомата и кричавшего в трубку:

— Что значит, нет мест — чешская профсоюзная делегация?! Я же должен куда-нибудь его деть! Какая койка в Доме Крестьянина?! Это американец!

Через час, наконец, пришел разбитый рыдван и отвез их в задрипанную гостиницу на ВДНХ, где Джеймса Бонда поселили в обшарпанный одноместный номер. Привыкший передвигаться в лимузинах размером с линейный корабль и жить в президентских люксах, О'Коннори поначалу слегка потерял сознание, но потом по наивности решил, что это часть конспирации. Первое время по инерции он гримировался, менял парики, выходил через черный ход, но быстро выяснил, что никто его не узнает, никому он не нужен, и загрустил. На Западе Шону О'Коннори на съемках предоставлялся огромный трейлер с гостиной, спальней, гримерной, естественно, со всеми удобствами; еда в любом количестве доставлялась из лучших ресторанов. Условия на съемках в Москве были обычными советскими — нечеловеческие. Мороз минус 20, все на улице, жрать нечего, общественный туалет за четыре квартала. Не привыкший завтракать, обедать и ужинать бутербродами с колбасой по 2р. 20коп. О'Коннори попросил мяса, фруктов и сока. После того, как народ немного отошел от гомерического хохота, главный администратор фильма сжалился над ним, поехал в колхоз и попросил курицу, сославшись на Савелия Краморова. Из любви к Краморову колхоз выделил одну неощипанную курицу, которую администратор лично побрил, сварил и подал Шону. Изголодавшийся О'Коннори съел эту бритую курицу с таким аппетитом, как если бы он в блокаду находился в осажденном Ленинграде.

Со временем Шон созрел для половой жизни. На Западе женщины всех возрастов штабелями валились ему под ноги, но в Союзе, несмотря на то, что он от отчаяния тыкал всем в нос свои фотографии и рассказывал, какой он знаменитый, девчата не обращали на него внимания и жили с артистами из массовки. Наконец, после долгих поисков, ему удалось уговорить буфетчицу тетю Зину, но, не успели они зайти в номер, как без стука вошел старый лысый еврей, администратор Москонцерта и увел принцессу от Джеймса Бонда.

Говорят, что Шон О'Коннори — единственный актер Голливуде, который не прячется от поклонников и охотно раздает автографы.

Странно...

Эдмон Кеосаян

Эдмон Кеосаян, пожалуй, единственный из советских кинорежиссеров, который мог бы работать в приключенческом жанре в Голливуде. Человек с жизненным чувством ритма, огромной фантазией, юмором и невероятным талантом в области ^придумывания трюков. Кеосаян поставил много прекрасных фильмов: "Мужчины", "Когда наступает ^сентябрь" и другие, но подлинную известность и любовь ему принесла трилогия о "Неуловимых". Я не знаю ни одного человека, который не видел бы "Неуловимые мстители", но знаю многих, смотревших их по многу раз. Советское начальство определяло, какие фильмы считать классикой советского кинематографа и, хотя среди них попадались действительно очень хорошие фильмы, такие, как "Чапаев", "Баллада о солдате", фильмы Эйзенштейна, большинство этих картин тут же умерло для зрителя. Кеосаян не попал в обойму объявленных классиков, но зритель с этим не согласился и по сей день охотно смотрит фильмы, поставленные Эдмондом Кеосаяном 30 лет назад. В отличие от многих режиссеров, Эдик был принципиален, не шел с начальством на компромиссы и не боялся отстаивать свою позицию, будь то замдиректора Баскаков или сам министр кинематофафии Романов. Романов вызвал Кеосаяна и приказал вырезать из второй серии "Неуловимых" кадры, где лошади топчут черное знамя генерала Врангеля, на котором было написано "Свобода".

— Это почему надо убрать? — сказал Кеосаян. — У Врангеля была своя свобода, и он за нее воевал, — и не вырезал.

Я придумал фразу, которую говорю в контрразведке:

"Буйно сайра, шлимазл, бесса ме муча".

Режиссер Дзиган на просмотре комиссий "Новых приключений неуловимых" наклонился к Эдику и сказал, что "шлимазл" — это еврейское слово, и его надо заменить.

Кеосаян:

— Вы знаете слово "шлимазл", а комиссия не знает, и я вас попрошу тоже не знать.

Фильм приняли, и комиссия не сомневалась, что я говорю на чистейшем испанском языке.

Многие режиссеры предпочитают строго следовать сценарию, но Кеосаян охотно выслушивал и использовал интересные предложения. В первоначальном варианте Буба Касторский остается живым; я сказал Эдику, что хорошо было бы убить Бубу — это придаст фильму серьезность.

— Хорошо, — согласился Кеосаян, отснял сцену, где меня убивают и сказал:

— Если тебя будет не жалко, то тогда тебя убивать не надо, а будет жалко — ты прав, стоит убить.

На просмотре в УК комсомола Кеосаян показал вариант с моей смертью в конце. После просмотра первый секретарь Тижельников и его заместители обратились к Кеосаяну, на глазах слезы.

— Эдик, не убивай Бубу!

Кеосаян повернулся ко мне:

— Ты убит.

Эдик был человеком легкого веса, но мечтал набить морду человеку тяжелого, и постоянно искал повод. Мы на стадионе смотрели хоккейный матч ЦСКА — Динамо, болеем за ЦСКА. ЦСКА проигрывает. На выходе Эдик спрашивает здорового биндюжника, сидевшего рядом выше и активно болевшего за Динамо

— Спартаковец?

— Спартаковец, — добродушно, с оттенком гордости подтвердил биндюжник.

— Я сразу понял — по жлобскому голосу.

Известный режиссер Козинцев на просмотрах всегда выступал первым, как правило, говорил о фильме плохо, делал много замечаний и уходил. После его выступления дальнейшее обсуждение принимало заданный негативный тон, и фильм был обречен на провал.

Принимался фильм Кеосаяна. Козинцев, как обычно, встал первым, и Кеосаян тут же сказал:

— Я вас прошу после выступления не уходить, а дождаться моего ответа и выслушать мою аргументацию.

Козинцев внимательно посмотрел на Эдика, все понял и начал говорить: