Возрождение Зверя

Мой безумный палач будет казнить меня сам. Что ж я готова с этим смириться. Он в своем праве…И пока не даёт никому другому – всё ещё любит. А я знала, какой лютой бывает любовь Николаса Мокану. Но лучше быть разодранной им на куски, чем равнодушно отданной другим или помилованной в смертельном равнодушии.

Под хрипы агонии карателей, на которые вершителю откровенно плевать, он трогает мои скулы, губы и тело кончиками пальцев. Стонет как от боли. Надсадно и отчаянно. Осматривая меня, и его лицо искажается в диких мучениях, он трясется весь, как от предсмертного озноба. В какую дьявольскую игру играет этот лицедей, который еще пару месяцев назад говорил, что любит меня, вот этими губами лаская мое тело. Губами, произнесшими "делайте с ней что хотите". Касается пальцами синяков, заворачивая меня в обрывки одежды, а я дергаюсь от каждого прикосновения, глядя в жуткие белые глаза...белые. Они не синие. Они жуткие и чужие. Сама смерть смотрит на меня и, кажется, в углах этих глаз собралась кровь. Она вот-вот прольется кровавыми слезами лжи на его бледные впалые щеки.

На какие-то мгновения радужка обретает бледно-голубой цвет и тут же блекнет, а в мои волосы впиваются жестокие пальцы нейтрала, и он дёргает меня к себе, скалясь мне в лицо. Приветствует так, как если бы проклял.

- Здравствуй..., - и его имя оно тает где-то внутри меня, оно застывает на израненных губах, - Морт.

Я не хочу называть его по имени... Не после того, как он сжег Асфентус, зная, что там наши дети, не после того, как отдал приказ насиловать меня без малейшей заминки.

- Злишься за то, что они не успели? Или за то, что уже могли успеть?

***

"Идиотка…, - тварь пожимает плечами. Она думает, что Марианна зря злит меня. Но дура – сама тварь. Дура, потому что не имело значения, что именно говорила сейчас Марианна. Здоровалась или проклинала. Клялась в любви или молила о смерти. Я почти не слышал её слов. Я только медленно вдыхал в себя её запах, смешанный с вонью чужого мужчины. Глубоко, чтобы этот смрад впитался в самые клетки. Чтобы осел внутри, вцепился смертельной хваткой, не позволяя ни на миг забыться, расслабиться, позволить этим лживым глазам, с дрожащим отражением меня в чёрных зрачках, снова поработить мою свободу.

Вот только её вопросы...они заставляют сильнее смыкать пальцы на локонах, потому что дрянь бьёт по самому безумию. Потому что она, чёрт её подери, права. Злюсь за то, что, едва не опоздал. И за то, что не опоздал, злюсь ещё сильнее.

Сучка! Лицемерная, развратная сучка, какой же демонской силой ты обладаешь, что привязала к себе его? Моё отражение в твоих глазах.

Ненавижу его. И тебя ненавижу. За то, что выворачивает от одной только мысли, что кто-то другой касался тебя. Ласкал. Трахал. Причинял боль. Потому что только я могу. Потому что ты только моя. Стала целую вечность назад и перестанешь быть только с последним моим вздохом. Но и тогда я заберу тебя с собой. В любой Ад, в который попадут ошмётки моей души.

«Пыффф..., - тварь вздернула бровь, скрестив руки на груди и прислонившись к холодной стене, - твоя и ещё с десятка мужиков, с которыми сношалась, как обезумевшая кошка, пока тебя рядом не было»,

- Заткнись, - в сторону. Этой костлявой старухе.

«Как скажешь, милый, как скажешь. Я молча полюбуюсь, как эта шлюшка снова тебя вокруг пальца обведёт.»

Встряхнуть головой, испытывая злорадное удовольствие, когда, не сдержавшись, моя тварь, рухнула на камни с такой силой, что загремели трухлявые кости.

- Злость – слишком сильное чувство к тебе, Марианна. Презираю, - резко отпуская её на землю и с нескрываемым наслаждением глядя, как стиснула зубы от боли при падении, - не более того.

Смотреть словно со стороны, как отползла к обрывкам платья, валявшимся неподалеку. Жалкая. Такая жалкая сейчас. И в то же время в глазах столько гнева и гордости, что хочется продолжать ломать. Хочется их в ладонях раскрошить и смотреть, как просыпаются остатки этого высокомерия сквозь пальцы.

Открыв мысленно дверь, оглядеть еще раз подвал, чтобы беззвучно приказать Лизарду убраться за нами, и схватив бумаги по последней партии пленных со стола, шагнуть к бывшей жене, напряженно следившей за моими действиями.

Дряяяяянь...как же хочется её за глотку и об стену головой. И смотреть, как истекает кровью, как искривляется в истошных криках её лживый рот, эти разбитые в кровь губы.

«Ох да, милый...именно так. Давай, сделаем это прямо сейчас? - Моя тварь в предвкушении облизывается, подаваясь вперед.»

- Я сказал, заткнись! - Хватая суку за волосы и, намотав их на ладонь, потащить её за собой по полу, вверх по лестнице.

До своего кабинета, располагавшегося над подвалом. И плевать. Плевать на расширившиеся в недоумении глаза помощника. Плевать на застывших по стойке "смирно" карателей. Плевать на то, что совсем скоро Курд узнает обо всём.

Швырнуть мразь в самый дальний угол кабинета и, присев перед ней на корточки, прошипеть, чувствуя, как вибрирует от ярости каждый нерв.

- Кому ты отдала моих детей, Марианна? Кому ты отдала их, чтоб спасти своего старшего сучёныша?

***

Мне становится страшно. Как-то панически и мрачно жутко. Это чувство обволакивает изнутри льдом, пронизывает насквозь с такой силой, что я слышу стук своих зубов всё громче и громче. Он принюхивался ко мне, как животное. Как самый настоящий зверь, который жадно осматривает свою добычу. Нееет, не для того чтобы съесть, а как бы проверяя, чья она на самом деле. И я едва дышу, стараясь понять, что именно он ищет. Потому что, если найдёт, он меня не пощадит, но плевать на себя – мне страшно, что он не пощадит никого из нашей семьи. Отшвырнул от себя, и я не удержалась на ногах, а он удовлетворенно ухмыльнулся, и я с ужасом ощутила, как в меня впились миллиарды ледяных иголок...

Когда-то это уже было...но когда-то Ник всё же… Да!... Он меня любил. А это чудовище вообще больше не похоже на моего мужа. У него его лицо, губы, тело и запах, но у него жуткие глаза, в которых нет не только меня. В которых вообще нет ничего живого, и мне становится очень страшно, что это конец. Хотя, всего лишь несколько минут назад я думала иначе, но в нём словно что-то молниеносно меняется, как декорации в дьявольском спектакле, так и выражение его лица. От мучительного отчаяния, до холодной гримасы презрительной ненависти. И последняя пугала настолько, что мне хотелось взвыть от ужаса.

А потом ярость, она накатывает с головой, заглушая страх...напрасно заглушая. Я пожалею о каждом сказанном мною слове... чуть позже.

- Не больше, чем я себя, поверь. Дааа, ты чувствуешь, как от меня воняет ими? Ты отдал меня им…ты помнишь? Ты отдал...только почему-то передумал.

Но он меня не слышал. Мне вообще на секунду показалось, что Ник говорит с кем-то, кроме меня...но мы были здесь одни.

Потом склонился ко мне и, рывком подняв за волосы, потащил за собой. Волоком. Как тащат бездушный предмет. И я закричала, цепляясь за его руки, чтобы немного облегчить натяжение, чтобы унять дикую боль в голове. Кажется, что он выдерет мне волосы вместе с кожей. Отсутствие быстрой регенерации множило мои мучения в сто раз.

Когда зашвырнул в другое помещение, где не воняло плесенью и ржавчиной, я уже точно знала, сколько каменных ступеней ведут из темницы наверх. Ровно тринадцать. От каждой на моем теле остался кровоподтёк. И я уже обезумела от боли. Мне только хотелось кричать «за что»...мне хотелось знать, за что он со мной так? Вед перед тем, как казнить, преступнику озвучивают приговор. Я хочу знать свой и понять - неужели там, внутри этого обезумевшего дьявола не осталось ничего человеческого? Пусть внешне он уже смутно напоминал смертного, но внутри...