Часть третья (СИ)

Владимир Павлович размышлял, ворочаясь в кровати, когда была глубокая ночь. Супруга уже видела сны. Она была с ним ласкова и нежна, будто он долго отсутствовал и только что вернулся, а потом заснула, словно провалилась, куда-то и тихо посапывала. А у него сна ─ ни в одном глазу. Так все неожиданно и так несправедливо. Да если бы он знал, что ждет его на этой престижной должности, где он просидел чуть больше года, ему лучше было оставаться в Южном округе и ничего такого с ним бы не сучилось.

Он спустил ноги на мягкий ворсистый ковер и, осторожно ступая в темноте, прошел на кухню, зажег свет. Было три часа ночи, а сна ни в одном глазу. Как успокоить бушующие нервы. Димедрол? Нежелательно после спиртного, но все же выхода просто нет. Половина таблетки. Должно помочь.

Он проглотил таблетку, запил ее несколькими глотками воды и лег под бочок молодой жены. Ее тело было горячо, как бывает в молодости. Володя прижался к ее спине, плотно закрыл глаза и постарался ни о чем не думать. Где-то глубоко в сознании мелькнула спасительная мысль: а ведь, у него не так уж и мало зеленых хрустящих бумажек, с ними нигде не пропадешь, только удирать надо как можно быстрее и дальше.

─ Вставай, мой дорогой, завтракать пора, ─ тормошила его жена в восемь часов утра.

─ Да? уже пора? куда? я... я ...

─ Ты чего? ─ удивилась Света. ─ Давай поднимайся. Ты, видать, поздно заснул.

Только сейчас могущественный вчерашний прокурор города осознал, что его будит супруга, а не конвойный и немедленно вскочил с кровати.

─ Да, я заснул довольно поздно и то при помощи димедрола, ─ произнес он, радуясь, что жена так и не догадалась о его замешательстве.

В десять утра, после плотного завтрака, Владимир Павлович надел новый костюм и после осмотра внешнего виды супругой и сладкого поцелуя, вышел на лестничную площадку, чтоб спуститься на первый этаж. Внизу как обычно, жала его служебная машина и тот же водитель. Обычно водитель выскакивал, чтоб открыть дверь, а сейчас сидел, обхватив руками руль, будто о чем-то задумался.

Владимир Павлович взялся за ручку задней двери и как обычно занял место на заднем сиденье.

─ Доброе утро, ─ произнес он. ─ О чем задумался? Что-то случилось?

─ Случилось, а как же, ─ сказал водитель, не поворачивая головы. ─ Или вы не знаете? Вчера вечером передали по московскому телевидению, что...вы больше не...прокурор, а я, мне вас жаль. Значит, последний раз, так?

─ Что последний раз? ─ спросил Владимир Павлович.

─ Последний раз я вас везу на работу. А новый прокурор, у него, должно быть, свой водитель. Водитель у большого начальника это что-то вроде подстилки, но проверенной подстилки, к которой полное доверие, не так ли? И мне придется искать работу.

─ Не переживай Толик, я переговорю с вновь назначенным прокурором и он тебя оставит при себе, ─ пообещал Владимир Павлович и погрузился в свои размышления.

Значит, уже сообщили. Должно быть, работники городской прокуратуры, его вчерашние подчиненные, уже знают, что он, Дупленко, не их начальник.

Подержанный служебный Мерседес мчался на обычной повышенной скорости, не всегда реагируя на запрещающие знаки дорожного движения. На первом же перекрестке машину остановили работники ГАИ. Как и раньше, Владимир Павлович извлек из внутреннего кармана удостоверение прокурора города и ткнул в нос стражу порядка на дорогах. Тот козырнул и сделал шаг в сторону.

Водитель улыбнулся и нажал на газ еще сильнее. Машина рванула с места и забрызгала грязью постового милиционера, работника службы дорожного движения.

- Прибавь скорость, - приказал бывший прокурор. - Смотри только, чтоб не сбил кого-нибудь из пешеходов. Остальное...положись на меня.

- Да, ваша волшебная книжечка все еще действует, - сказал водитель, нажимая на педаль акселератора.

Машина двигалась с недозволенной скоростью.

- Включай мигалки! - приказал бывший прокурор.

После включения мигалок, работники службы дорожного движения стали не только козырять, но и останавливать движущиеся потоки на зеленый, разрешающий движение сигнал светофора. А машина с бывшим прокурором города мчалась даже на красный свет, будто ехал по трассе сам президент.

Владимир Павлович хохотал до упаду. Но хохот его был несколько необычным, хоть и торжествующим, как у приговоренного к повешению, уверенного, что веревка непременно оборвется.

36

Его кабинет, теперь уже бывший его кабинет, все еще был свободен. Приказа об его освобождении от должности никто пока еще не видел и сам он в том числе. Это так ползли только слухи.

Владимир Павлович, как обычно вошел в приемную с торжествующим видом. В приемной сидела все та же секретарша Ангелина с длинными роскошными волосами на голове, но она только поздоровалась, даже не приподнялась с кресла, как это она обычно делала, когда входил, широко распахивая дверь, ее могущественный начальник. Она только кивнула головой и уткнулась в свои бумаги.

Эти бумаги она обычно приносила на подпись в двенадцать часов.

Владимир Павлович сам открыл свою дверь, повесил в шкаф верхнюю одежду и уселся в свое мягкое кресло, теперь уже как будто чужое кресло и стал ждать. "А что если не подчиниться приказу свыше? Собрать коллегию и вынести решение: пересмотреть подход к личности прокурора города и оставить его в прежней должности. С минуты на минуту должны появиться помощники и заместители на традиционную ежедневную летучку, на которой выслушивались сообщения замов и краткая постановка задач на текущий период. Вот тут-то и надо осторожно намекнуть на решение коллегии Московской городской прокуратуры, сказать, что земля полна всякими слухами, и напомнить, что дыма без огня не бывает.

Однако часы пробили десять ноль-ноль, но никто из замов не пришел. И вообще в его кабинет никто не заходил. Некий внутренний протест у Владимира Павловича нарастал с каждой минутой. Наконец, он не выдержал и нажал на кнопку вызова секретаря. Ангелина вошла ленивой походкой и уставилась на своего начальника немигающими глазами.

- Вызови ко мне всех. Срочно.

Не сказав, как раньше "слушаюсь", Ангелина ленивой походкой повернулась и исчезла за массивной дверью прокурора города. Но прошло немало времени, а никто не появлялся. Наконец вошла прокурор Федосеева. Она заняла кресло без приглашения, подняла нахальные глаза, прежде такие робкие, масляные, угодливые и уставилась на Владимира Павловича, как директор детского дома на нашкодившего воспитанника.

- Ну что, Владимир Павлович, вы уже не наш начальник. Какого рожна, я вас спрашиваю, вы собираетесь усадить нас, занятых людей, в эти кресла ровно на два часа, чтоб переливать из пустого в порожнее? Придет новый человек, должно быть, выдающийся юрист свободной демократической России, тогда мы с ним начнем балагурить, улыбаться, кивать головами в знак того, что мы со всеми его установками на ближайшую перспективу согласны. А вы-то кто теперь будете, Владимир Павлович? почетный пенсионер? Так что, сдайте ключи от сейфов и адью, как говорится. Чего голову людям морочить? Ну, чего, скажите на милость. Я от имени всех, ваших бывших подчиненных, пришла поговорить с вами.

-- Я..., я это слышу впервые и, и как вы так можете? Я же вас брал на работу, собственно, я вас вытащил из грязи да в князи, как говорится, а вы, эх, Мария Федоровна, не, неблагодарный вы человек. А что касается моей должности, то никакого приказа я не видел и видеть его не хочу. Сейчас в эпоху развития социалистической демократии, вернее, не социалистической, а народной демократии, можно собрать коллегию и вынести решение: не подписывать приказ об увольнении прокурора города Дупленко. Вот что надо сделать, Мария Федоровна, а вы..., эх вы, Мария Федоровна! Самый близкий мне человек и...и, по непонятной причине, этот близкий мне человек, ждет не дождется, когда же я покину по праву принадлежащее мне прокурорское кресло. Да я не хочу видеть никакого приказа и не подчинюсь ему. Так и передайте всем: не подчинюсь!