Секс, деньги, счастье и смерть. В поисках себя

Я помню горе матери и охватившее меня чувство полнейшей беспомощности. Мне казалось, что я в некоторой степени ответственен за произошедшее. Достаточно ли хорошо я себя вел? Не я ли стал виновником смерти бабушки? Единственное, что меня утешало, это то, что моя мать была по-прежнему со мной. Все были заняты семейными хлопотами, а я, маленький мальчик, переполненный горем, был предоставлен сам себе и пытался вспомнить и заново пережить все хорошее, что было связано с бабушкой. Я не сразу смирился с тем, что ее больше нет с нами, что она ушла навсегда и уже ничего нельзя изменить. Некоторое время я надеялся на чудо и ждал ее возвращения. Помню, что, когда видел ее в последний раз, она дала мне монетку на леденцы. Где же теперь эта монета, хранящая память о ней? Я искал ее так, словно она чудесным образом могла вернуть бабушку из небытия. Я не хотел признавать необратимость смерти. Но мне пришлось смириться с тем, что в жизни нет ничего более непреложного и столь непознанного, чем смерть.

ПРЕВРАТНОСТИ ГОРЯ

Но на этом история не заканчивается. Спустя 55 лет произошло то, чего я боялся всю свою жизнь: умерла моя мать. Несмотря на то, что в течение нескольких лет я морально готовился к ее уходу, он потряс меня куда больше, чем я ожидал. Я думал, что предшествующие смерти страдания смягчают боль утраты, но оказалось, что они – ничто по сравнению с тем, что я испытал, когда она действительно умерла. Я обманывал себя, думая, что морально готов к ее смерти. Говорят, что «потеря матери – первое горе, выплакиваемое без нее». Отчасти я был даже удивлен силой своей реакции. Кроме того, я – как, видимо, и многие другие на моем месте – переживал из-за того, что мог бы сделать гораздо больше при ее жизни. Я чувствовал себя виноватым. Я столько всего не успел сказать и спросить! А теперь задавать вопросы некому. Я осознал, что к страху смерти примешивается горечь от того, что смерть лишает нас возможности по-настоящему проститься с любимым человеком, оставляя неудовлетворенной потребность в логическом завершении.

Когда мне сообщили о смерти матери, я испытал бурю эмоций. Меня переполнили печаль, уныние, чувство вины, одиночества и глубочайшей тоски. Но самое поразительное было то, что я отказывался верить в окончательность ее смерти; я не мог признать, что потерял ее навсегда, что больше никогда не услышу ее голоса. И в то же время я словно оцепенел. Я продолжал существовать, но почти ничего не чувствовал. Я испытывал нечто похожее на деперсонализацию. Обычно я веду очень активную жизнь, но тогда потерял всякий интерес к внешнему миру. Я прекратил какую бы то ни было деятельность. Я чувствовал себя парализованным. Для меня перестало существовать что-либо, кроме моего внутреннего мира.

Оглядываясь в прошлое, теперь я понимаю, что, укрывшись от внешнего мира и полностью погрузившись в собственные страдания, я пытался восстановить свое психическое здоровье. Я переоценивал то, что уже никогда не будет прежним. Конечно, мое состояние можно было рассматривать как отрицание случившегося и отказ верить в смерть матери. В голове продолжали появляться путаные мысли. Мне казалось, что все это происходит не со мной. Может быть, это просто кошмарный сон? Я продолжал искать свою мать. Я часто вспоминал и представлял ее. Я видел ее тело в похоронном зале. При воспоминании об этом меня снова охватывало чувство страха и глубочайшей печали, вызванное зловещим сочетанием знакомого и незнакомого, притяжением мертвого тела, которое раньше было моей матерью, и одновременным желанием отшатнуться от него. Бывало, я слышал ее голос, но тут же понимал, что это лишь игра воображения. В памяти до сих пор оставались ее предостережения. О ней мне напоминало буквально все вокруг: предметы, ситуации, встречи. И еще мне вспоминались другие смерти – особенно моей бабушки, близкого родственника и двоих друзей.

Как это ни странно, но глубочайшие страдания, связанные с потерей матери, означали, что она постоянно присутствовала в моем внутреннем мире, как никогда раньше. Скорбя, человек сосредоточивает свое внимание на определенном человеке, чтобы смириться с его окончательной утратой. Я осознал тот факт, что, хотя для выживания нам действительно требуются воздух, пища, вода, одежда и укрытие, но точно так же мы нуждаемся во взаимоотношениях с другими людьми. Мало кто способен преуспеть при полном отсутствии близких отношений с людьми, местами, вещами... Я всегда воспринимал свою мать как данность и только сейчас понял, как много значило ее присутствие для моего психического равновесия.

Мое тогдашнее состояние походило на американские горки – только эмоциональные. На глаза то и дело набегали слезы, и мне с трудом удавалось сдерживать их. Я почти не владел собой, и это было тяжело. Все, что так или иначе было связано с матерью, вызывало у меня новый приступ горя. Оглядываясь в прошлое, я рассматриваю этот период как борьбу за поддержание эмоциональной связи с матерью и одновременно осознание реальности утраты. Я понял, что, скорбя, человек учится жить со своей потерей. Мне пришлось признать – не только разумом, но и сердцем, – что смерть есть неотъемлемая часть жизненного цикла. Но мы не забываем умершего и не перестаем его любить. Воспоминания о нем остаются. Задача человека – принять смерть и связанное с ней чувство потери и продолжать жить дальше.

Интересно, что, пытаясь справиться со своим горем, я вспомнил картину Эдварда Мунка «Умершая мать». Я всегда считал ее поразительным и бередящим душу произведением искусства. Смерть и болезни преследовали Мунка в течение всей жизни. Когда он был совсем маленьким, от тяжелой болезни умерли его младшие брат и сестра, одна из сестер страдала душевным расстройством. Еще один брат скончался спустя всего несколько месяцев после женитьбы. Родителей Мунк тоже потерял рано – его мать сгубил туберкулез, когда Эдварду было всего пять лет. Мунк и сам часто болел.

На картине изображена маленькая девочка, которая стоит спиной к матери, лежащей на смертном одре. Она - одна-одинёшенька, и рядом нет никого, кто разделил бы ее одиночество. Глаза девочки широко открыты, лицо искажено гримасой ужаса, а уши зажаты руками, словно она отказывается верить в происходящее. Кажется, что она вот-вот закричит, – и в этом смысле эта картина напоминает другую известную работу Мунка «Крик». В картине «Умершая мать» я нашел отражение собственных чувств, которые испытал после смерти матери.

Я ступал по незнакомой земле, где каждый шаг отдавался всепоглощающим чувством боли и утраты. Я не мог думать ни о чем ином, кроме своей матери. Я чувствовал ее присутствие как никогда раньше. Меня одолевали горечь, чувство вины и сожаления. Я клял себя на чем свет стоит за то, что сделал или, наоборот, не сделал при ее жизни. Мысли вроде «Я должен был делать гораздо больше» не шли у меня из головы. Сколько раз я мог бы поступить по-другому, «если бы только знал». Разумом я понимал, что моя скорбь была необходимым этапом перед возвращением к повседневной жизни, я должен был отделиться от матери, приспособиться к миру без нее и сформировать новые отношения. Но я еще не был готов к этому.

Я осознал, что горе – это внутреннее состояние переживания потери. Оно является неотъемлемой частью жизненного опыта и представляет собой комплекс эмоциональных, когнитивных и поведенческих реакций в ответ на смерть близкого человека. Траур же выставляет горестные переживания наружу. Это официальная форма реагирования на смерть, включающая отпевание, поминки, ношение определенной одежды и другие ритуалы. В некотором смысле траур можно рассматривать как «выставление горя напоказ». Похороны – это ритуал, направленный на то, чтобы поддержать живых и разделить между ними горечь утраты.

Смерть матери заставила меня понять, до какой степени горе и скорбь являются частью человеческого бытия. В процессе этих болезненных переживаний человек осознает, насколько дорог ему был тот, кого больше нет в живых, и какое влияние оказывал на него усопший как при жизни, так и после смерти. Кроме того, он испытывает сильнейшие чувства, вызванные ощущением несправедливости случившегося и тоски по безвозвратно ушедшему любимому человеку.