Приметы и религия в жизни А.С.Пушкина (СИ)
Приметы и религия в жизни А.С.Пушкина (СИ) читать книгу онлайн
Детство
Через две недели после рождения ребенка Сергей Львович и Надежда Осиповна Пушкины повезли свое чадо на крещение в Елоховскую церковь. Там священник торжественно взял младенца на руки и, глядя на воспреемника, спросил:
- Отрекаешься ли ты от сатаны?
- Отрекаюсь, - ответил тот, а затем, символизируя очищение мальчика от злых духов, дунул и плюнул.
Батюшка, выдержав паузу, громко провозгласил:
- Крещается раб Божий и нарекается именем Александр.
Затем вручил младенца куме и пошел к другим прихожанам, а Пушкины, усевшись в карету, вернулись домой. На скромном обеде они то и дело пили за здоровье новорожденного, а виновник торжества крепко спал в своей кроватке. Приглашенные с интересом разглядывали мальчика, пытаясь найти у него черты родителей, а те уже думали, как они будут воспитывать Сашу.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Предчувствую отрадное свиданье,
Запомните ж поэта предсказанье:
Промчится год, и с вами снова я,
Исполнится завет моих мечтаний;
Промчится год, и я явлюся к вам!
Предсказание это наверняка сбудется. Простит его царь, значит, в столице он увидит тех, кто остался после грозной бури, не простит - значит, в Сибири встретится с теми, кто пострадал. И там, и здесь он будет среди своих, но лучше здесь, чем там.
По мере приближения к Москве мрачные мысли отступали всё дальше, а когда тройка въехала в столицу, сердце Пушкина учащённо забилось. Он не был здесь пятнадцать лет и теперь жадно глядел по сторонам.
Первопрестольная совершенно изменилась. В ней уже не чувствовалось азиатской пестроты, которую он видел в детстве, когда "богатый чудак выстроит себе на одной из главных улиц китайский дом с зелеными драконами, с деревянными мандаринами под золочеными зонтиками. Другой выедет в Марьину рощу в карете из кованого серебра 84 пробы. Третий на запятки четвероместных саней поставит человек 5 арапов, егерей и скороходов и цугом тащится по летней мостовой". После войны с Наполеоном Москва уже не та, совсем не та...
Он не заметил, как оказался у дежурного генерала, а затем, после короткого ожидания, был приглашен к императору. Александр Сергеевич был в дорожной одежде, ему не дали даже возможности привести себя в порядок, а ведь это была его первая встреча с новым царем и важна была любая мелочь, тем более что пристрастие Николая I к аккуратности было общеизвестно. Пот выступил у Пушкина на лбу, пока он поднимался по лестнице. Он вынул платок и вытер испарину. Листок с "Пророком" упал, но поэт в волнении не заметил этого. Он думал о том, как встретит его Николай Павлович.
Император был настроен доброжелательно. Он с нескрываемым любопытством рассматривал Пушкина. У него был большой опыт общения с умными и порядочными людьми и он знал, как надо себя вести, чтобы им понравиться. А на Пушкина он непременно хотел произвести хорошее впечатление. Именно теперь ему надо было сделать первого поэта России своим единомышленником. Они начали говорить и, увлекшись беседой, провели в царских покоях гораздо больше времени, чем предполагал Николай. Император рассказал о своих планах преобразования России, а в заключение разрешил Пушкину жить, где вздумается и объявил полное прощение. За закрытыми дверями, без свидетелей царь мог позволить себе откровенность с поэтом, но когда он вышел к своим подчиненным, то вновь стал главой государства - роль, которую принял на себя вместе с короной.
- Вот вам новый Пушкин, - сказал Николай I приближённым.
Александр Сергеевич как на крыльях полетел к выходу. Ему не терпелось поделиться своей радостью с друзьями. Душа его пела и он с трудом сдерживался, чтобы не перепрыгивать через несколько ступенек. Вдруг он увидел аккуратно сложенный листок, который показался ему знакомым. Он нагнулся, поднял его и обомлел: это было крамольное стихотворение. Поэт быстро сунул его в карман, а потом, уже в спокойной обстановке, переделал последнюю строфу:
Восстань, пророк, и виждь и внемли,
Исполнись волею моей,
И обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей.
Как и предсказывала гадалка, вторая ссылка поэта окончилась. Он оказался на свободе.
А ведь всё могло сложиться и по-другому. Если бы, несмотря на предостережения Судьбы, он всё-таки поехал в Петербург, то остановился бы у Рылеева и попал бы как раз на знаменитое заседание бунтовщиков, а на следующий день вышел бы с ними на Сенатскую площадь.
Приметы, приметы, приметы... Он-то, конечно, в них старался не верить, но вот его любимая героиня - совсем другое дело.
Татьяна верила преданьям
Простонародной старины,
И снам, и карточным гаданьям,
И предсказаниям луны.
Её тревожили приметы,
Таинственно ей все предметы
Провозглашали что-нибудь,
Предчувствия теснили грудь.
Жеманный кот, на печке сидя,
Мурлыча, лапкой рыльце мыл;
То несомненный знак ей был,
Что едут гости. Вдруг увидя
Младой двурогий лик луны
На небе с левой стороны,
Она дрожала и бледнела.
Когда ж падучая звезда
По небу темному летела
И рассыпалася, - тогда
В смятенье Таня торопилась,
Пока звезда еще катилась
Желанье сердца ей шепнуть.
Когда случалось где-нибудь
Ей встретить чёрного монаха
Иль быстрый заяц меж полей
Перебегал дорогу ей,
Не зная, что начать со страха,
Предчувствий горестных полна,
Ждала несчастья уж она.
Салон Зинаиды Волконской
Поэт, истосковавшийся по светской жизни, с удовольствием бывал у старых и новых знакомых. Он стал желанным гостем в салоне Зинаиды Волконской, где собиралась самая изысканная публика. Там можно было свободно потолковать
насчет глупца, вельможи злого,
насчет холопа записного,
насчет небесного царя,
а иногда насчет земного.
Шутки отпускались по самым разным поводам. Это объединяло скептика Вяземского и оптимиста Жуковского, самокритичного Пушкина и самовлюбленного А. Муравьева. Все они чувствовали себя у княгини Зинаиды, как дома, а Андрей Муравьев, пожалуй, лучше, чем дома: ведь здесь были зрители, способные оценить его прекрасные внешние данные, не уступавшие, как он считал, красоте древних богов. Узнав, что Волконская приобрела скульптуру Аполлона, А.Муравьёв приехал в салон княгини и, облокотившись на пьедестал, стал внимательно рассматривать гипсовое божество. Он давал возможность присутствующим сравнить реального человека и скульптуру. Зрелище было эффектным. Муравьев, упиваясь им, хотел даже сказать подходящую фразу из древних авторов, но, неловко повернувшись, отбил у скульптуры руку, которая упала ему на ногу. Немного подумав, он написал:
О, Аполлон! Поклонник твой
Хотел померяться с тобой,
Но оступился и упал.
Ты горделивца наказал:
Хотя пожертвовал рукой,
Зато остался он с ногой.
Пушкин, бывший свидетелем этого происшествия, через несколько дней принес Волконской своё толкование случившегося:
Лук звенит, стрела трепещет,
И, клубясь, издох Пифон (5);
И твой лик победой блещет,
Бельведерский Аполлон!
Кто ж вступился за Пифона,
Кто разбил твой истукан?
Ты, соперник Аполлона,
Бельведерский Митрофан.
Андрей Муравьев не остался в долгу.
Как не злиться Митрофану?
Аполлон обидел нас:
Посадил он обезьяну
В первом месте на Парнас (6).
Друзья, зная вспыльчивый характер поэта, опасались дуэли, но Пушкин, смеясь, их успокаивал и чуть ли не в глаза Муравьеву говорил: "Я с Андреем драться не буду, я его боюсь: он ведь не только белый человек, он еще и лошадь".
А Муравьев, понимая, что значит Пушкин для русской литературы, готов был простить ему даже лошадиные остроты. Пикировка закончилась миром, а у Александра Сергеевича вскоре возникли более серьезные неприятности.
В 1827 г. до правительства дошли запрещенные строки стихотворения "А. Шенье". Вина Пушкина усугублялась тем, что в списках они были названы "На 14 декабря" и хотя стихотворение было опубликовано за полгода до восстания и описывало Французскую революцию, члены специальной комиссии неоднократно вызывали Пушкина для объяснения. Очень уж похожи оказались черты Российского самодержца и диктатора-революционера.
В конце концов Пушкину удалось доказать, что его произведение никакого отношения к восстанию на Сенатской площади не имеет, но недоверие к нему устранено не было. Наоборот, вскоре оно усилилось тем, что его юношеская поэма "Гавриилиада" попала к Петербургскому митрополиту. Началось новое расследование, и хотя Александр Сергеевич категорически отрицал своё авторство, убедить верховную комиссию он не смог.
