Против князя Владимира. Книга первая. За Новгород (СИ)

В длинном, с широкими воротами, бревенчатом строении по обе стороны от прохода стояли более сотни коней в огороженных между собой жердями стойлах. Гнедые, каурые, вороные — самой разной масти, но, что сразу бросилось в глаза, какие-то мелкие. Высотой в холке чуть выше пояса, самые крупные — по грудь взрослому мужу. Только несколько коней отличались от других большими размерами, более привычными для Варяжко-Мезенцева. В прошлой жизни ему доводилось несколько раз поездить на лошадях — в деревне у деда, когда в детстве приезжал к нему в гости с отцом, а уже взрослым — на кавалерийских во время службы в пограничном округе.

Дружинник с конем

Хотя и знал, с какой стороны подходить к коню, но все же с опаской вошел в стойло к своему вороному — на него указал Тихомир. Бочком, стараясь держаться подальше от копыт и хвоста — вдруг коняшка с задиристым норовом, может и лягнуть, — проследовал вглубь к изголовью. Вороной заметил хозяина — повернул голову, насколько позволяла привязь, всхрапнул и тихо заржал, оскалив крупные зубы. Варяжко погладил со всей лаской шелковистую кожу на шее, почесал между ушами, проговаривая мягким голосом, стараясь передать свою приязнь, как к другу:

— Соскучился по мне, Велес, а я и забыл про тебя — уж извини. Теперь каждый вечер буду навещать. Совсем скоро, как только наставник разрешит, поедем с тобой в чистое поле — набегаешься в волю.

Конь как будто понимал речь — смотрел на него огромными умными глазами, прядал ушами, время от времени кивал головой в знак согласия. В свои два с небольшим года — совсем еще юном по лошадиным меркам возрасте, обещал стать добрым скакуном. Насколько разбирался Варяжко в конской стати, все в вороном говорило о том — сухие длинные ноги, широкая грудь, большие ноздри. Пока еще не набрал массы и полной силы, но уже сейчас смотрелся красиво — голова, шея, корпус гармонировали между собой, создавали отрадное общее впечатление. Особенно это было заметно в сравнении с другими конями того же возраста — тот же Серко Тихомира все еще выглядел нескладным стригунком.

Перед первой выездкой друг помог надеть упряжь и оседлать коня. Велес не стоял спокойно, закидывал голову, когда вставляли удила — отвык, по-видимому, от узды. Пришлось Варяжко успокаивать и уговаривать вороного, так с грехом пополам справился с ним, с запозданием присоединился к остальным отрокам. Проехали нескорым шагом через город, миновали Софийские ворота. Сразу за посадом помчались галопом напрямую по чистому полю, убранному от хлеба, а не по тракту, идущему по кружному пути. Варяжко не сразу приноровился к смене аллюра, отбил себе некоторое место, только потом догадался чуть привстать с седла, перекладывать вес на стремена, плотно прижав коленями бока.

В поле, вернее, на полигоне — огражденном частоколом участке с полосой для забега, всякими препятствиями — от рва до барьеров, ветками для рубки мечом, — отроков ждали трое наставники, среди них и Борислав. Каждый занялся своими подопечными, раздавая им задания — от начальных уроков до джигитовки и учебных боев на конях. Отроки постарше учились на всем скаку поворачиваться в седле или стоять на нем, поднимать с земли шапку, стрелять из лука, срезать ветки. Младшие же, а вместе с ними и Варяжко, постигали азы — от посадки в седле до управления поводьями и шенкелем. Подстегивать вороного шпорами или плетью отказался — отговорился, что и без причинения боли тот не отстанет от других.

В последующие дни, если не мешало ненастье, так и занимались — с утра верховая подготовка, после обеда уже в пешем строе. Кроме уроков с оружием ученики проходили рукопашные схватки — и здесь прежние навыки Мезенцева скоро дали знать. Он на довольно хорошем уровне владел приемами самбо, теперь решил применить их здесь, хотя бы самые простые. Сначала отрабатывал сам, без напарника, пока не почувствовал, что новое тело четко выполняет нужные движения. После опробовал уже на друзьях броски, подсечки, болевые приемы, удивляя тех — откуда он их взял и когда успел так ловко ими пользоваться. Отговорился — сами пришли в голову, решил испытать на них. Тихомир и Мировид увлеклись столь полезной придумкой, напросились учиться, так что тренировки шли с толком для всех троих.

На одном из занятий отроков по рукопашному бою Варяжко применил свое умение в схватке с более рослым и сильным противником. Тот сразу пошел на сближение, попытался поймать за пояс, а потом в привычной манере по-медвежьи заломить. Варяжко поддался, как только соперник прижал его к себе и стал прогибать спину, сам потянул за собой и, падая назад, подбросил того ногой. Бросок через себя получился как нужно — противник перелетел над ним и грохнулся на спину всем немалым своим весом. Тут же сам перевернулся и взял руку на болевой. Правда, в том нужды не оказалось — соперник лежал в прострации, не понимая, что же произошло.

Нашлись еще желающие сразиться с прытким отроком. Один из них — насколько понял Варяжко, признанный ранее победитель подобных схваток, учел неудачу предшественника. Держался на солидной дистанции, время от времени выбрасывал свой увесистый кулак, стараясь попасть в шею и грудь. То, что он предпринимал, было характерным приемом среди дружинников — не удар, а толчок, чтобы вывести противника из равновесия, а потом свалить его. Варяжко отбивал руку в сторону, подныривал под нее, а когда соперник не утерпел и пошел вперед, пытаясь достать увертливого отрока, сам поймал того — перехватил руку в предплечье и провел классическую "мельницу". Противник беспомощно взлетел, его ноги по большой амплитуде описали круг, а затем упал спиной на посыпанную опилками площадку.

Убедительная победа Варяжко над двумя самыми сильными борцами уняла прыть остальных отроков — никто уже не напрашивался на поединок с ним. Необычный способ рукопашного боя заинтересовал одного из наставников, принялся расспрашивать о нем. Ответил ему примерно также, как и друзьям: — Увидел во сне, как можно хитро одолеть противника, даже сильнее себя. Вот и спробовал — сначала с дружками, а сейчас с другими отроками.

Тот посмотрел неверящими глазами — по-видимому, объяснение Варяжко не убедило его, покачал головой, а после произнес с сомнением: — Наверное, тебя опекает Перун, явил милость свою и ниспослал чудные видения, — но больше не стал допекать расспросами.

В ноябре или, как его здесь называли — грудень, по свежевыпавшему снегу князь с большей частью дружины, а с нею и отроками, отправился в полюдье — собирать дань с земель русских. Всего вышли в путь около двухсот воинов — все верхом, кто-то одвуконь, с ними обоз из примерно столько же саней. Поход предстоял долгий — до самой весны, так было заведено каждый год еще со времен князя Рюрика, прадеда нынешнего, когда только образовалось государство русское. Начали обход с западных земель — древлян и дреговичей, останавливались в крупных поселениях и городах, куда свозили с окрестных мест подать. Размер дани прежде назначался по произволу князя. После смерти Игоря Рюриковича от руки древлян за непомерные поборы его вдова, княгиня Ольга, установила твердую ставку или урок — с каждого двора по шкурке черной куницы.

Полюдье князя

С той поры местный люд заранее готовил добро — мед, хлеб, меха, ткани и одежду на нужную сумму и привозил к месту сбора — погосту, тем самым намного облегчив князю и дружине хлопотное дело. Пока тиуны принимали дань, князь вершил суд, разбирался со спорами и жалобами, наказывал провинившихся наместников и посадников. Примерно так вел дела Ярополк — Варяжко мог оценить его воочию, находясь рядом. Так случилось, что в походе князь приблизил к себе отрока, велел тому не отходить без особого указа. Варяжко терялся в догадках о подобном внимании к себе, сам он не предпринимал ничего, что могло бы привлечь его. Но противиться не стал — держался за спиной князя, стараясь быть незаметным, но готовый подойти или подъехать ближе по первому зову.