Семь тысяч сто с хвостиком (СИ)

- Дядька Матфей, а правду говорят, что вы аж четыре месяца сидели в Туле и не сдавались? - восхищенно спросил молодой стрелец.

- Да... и больше б просидели если б не коварный план Шуйского. Он ведь чё удумал.

- Что дядька? - молодой парень прямо смотрел в рот своему старшему товарищу. Он уже не пил и не ел, а только слушал.

- Придумал он извести город путем водного потопления, - тем временем продолжал Матфей. - Устроили его люди на Упе плотины и таким путем затопили Тулу. Говорят, посоветовал это Ивашка Сумин из Мурома, да Кровков, сын боярский, мучиться им на страшном суде. Долго они говорят строили эти плотины и таки затопили город. И на тот раз мы еще не сломились и надеялись на спад воды, держались несмотря на голод страшный. Надеялись мы вновь попытать счастья и пробиться сквозь вражеские войска и вырваться из осады. Тяжко было... народ начал роптать и намеревался передаться Шуйскому. Однако Болотников, был храбрый воевода, он убеждал всех жителей и казаков, и стрельцов не сдавать города. "Если, - говорил он, - вам нечего будет есть, то я лучше всего сделаю, если предоставлю вам свое мертвецкое тело". И так он день за днём удерживал нас, пока мы, измученные голодом, не стали есть вонючую падаль и лошадей, источенных червями...

- А как же вас победили?

- Изменой все произошло. Выдали Болотникова, Петра и их сподвижников Шуйскому взамен спасения всех остальных сидельцев...

- А как же вы дядька?

- А как мы... открыли ворота Тулы, схватили людишки Шуйского Болотникова, а до нас не стало им особого дела. Выпустили они всех стрельцов, что были супротив Шуйского, да отпустили восвояси, по домам. Видать простил нас царь... а может не стал губить русских людей, ведь ляхи шли на Брянск и Москву... Да... вот такие были лета...

Матфей замолчал, опрокинул стопку и стал отрывать от птицы оставшееся крыло. Судя по мрачному виду старого стрельца, тот больше не хотел говорить. Молодой это почувствовал и не приставал больше к нему со своими расспросами. Он, как и его старший товарищ, налег на птицу и водку. Тимофей так же, как и молодой стрелец внимательно прослушал рассказ старого стрельца. Но поняв, что продолжения не стоит ждать, доел сыто и подозвал к себе трактирного человека. Тот поклонившись взял у гостя плату за еду и ушел. Тимофей немного еще посидел, надеясь и ожидая продолжения рассказа, но, не дождавшись, решил-таки идти отдыхать в свою комнату. Стрельцы пили водку и уже не беседовали. Они все съели и, видимо, вскоре тоже собирались уходить. Остальные посетители трактира не заинтересовали особого обыщика и он, сытый покинул трактир. Федота Тимофей не видел, а посему решил, что тот уже спит.

Войдя в свою комнату, Тимофей закрыл дверь на засов, достал из мешка свое оружие и положил его рядом с постелью. Потом он лег сам и мгновенно уснул.

Утром Тимофей встал рано и выглянул в маленькое решетчатое окошко. Еще не светало, но под тусклым светом факелов на постоялом дворе уже суетились ямщики, что появились уже ночью и чьи стуки в ворота он слышал сквозь сон, и их скитальцы, коих те привезли на постоялый двор заночевать. Среди ямщиков Тимофей усмотрел и своего Федота. Тот, в отличие от других, впрягал в кибитку свою кобылу, которая часто фыркала и протягивала губы к хозяину, выпрашивая у него сладости. Боярский сын улыбнулся. Его всегда занимала дружба человека и коня. Эти твари словно были созданы Богом друг для друга. Конь Тимофею был намного ближе, скажем, пса. Тот постоянно лебезил перед своим хозяином, махая хвостом, он чуть ли не лизал ноги своего хозяина, а конь был полон достоинства и общался с человеком почти на равных. Он мог быть преданным, но равным своему хозяину. Пес мог и предать, конь никогда. Тимофей не любил пресмыкающихся тварей. Он считал, что каждый должен обладать чувством своего достоинства. Видать поэтому он и относился к холопам высокомерно и презрительно. Ведь из всех людишек они были самыми опасными. Даже лихие душегубы не вызывали в Тимофее столько неприязни, сколько холопы и смерды. Разбойники, тати, душегубы, - все они в какой-то мере были открыты для окружающих. Человек, попавший в их руки знал, что его ожидает. Смерды и холопы, вроде бы и верны были своим хозяевам, но стоило только тем попасть в беду, как преданные еще вчера людишки готовы были растерзать своих господ. Причем, обладая уже жизненным опытом, Тимофей заметил, что по характеру человека можно сделать вывод о том, какого он происхождения. Тот, кто был бунтарем, гордым и смелым, всегда являлся потомком благородного или на крайний случай свободного рода. Отчего стрельцы всегда бунтовали легко, массово и до смерти? Да от того, что все они были детьми свободных людей, такой вывод для себя сделал сын боярский.

На тракт кибитка выехала с первыми отблесками восходящего солнца в застекленевших лужах. Морозный воздух охлаждал дыхание, вырывавшееся из ноздрей кобылы густым паром. Но день обещал быть солнечным и, возможно, от того даже теплым. Облаков не наблюдалось и ветер дул слегка. Однако Тимофей укрылся тулупом и вскоре укаченный плавным ходом повозки, уснул. Почему-то человек ночью в темноте боится больше, чем днем, на свету. Впрочем, остаток пути до Тулы они миновали без происшествий. Им не встретились ни повозки, ни конные разъезды, ни пешие путники.

К вечеру, еще до захода солнца они стали проезжать уже довольно часто встречающиеся деревушки, потом они въехали в полосу слободок и, наконец, показался сам Тульский кремль. Тимофей еще ни разу не бывал тут и поэтому стал с интересом рассматривать укрепленную крепость, что ни раз останавливала врага у своих стен и не разу не впустившую супостата силой, а только хитростью.

Город сразу же произвел на Тимофея сильное впечатление. В лучах заходящего солнца он вызывал невольное уважение. Весь кремль был опоясан белокаменным полувалом. Низ стен и башен был построен из, видимо, местного белого камня, а верх - из большемерного красного кирпича, стены завершались зубцами в виде ласточкина хвоста. Боевой ход был на вид шириной в сажень с лишним, и защищен глухим парапетом с двурогими зубцами. В каждом втором или третьем зубце виднелись бойницы. Сверху боевой ход укрывала от непогоды двухскатная кровля, у подошвы крепостных стен были сооружены пушечные бойницы, сводчатые, суживающиеся в западных стенах и прямоугольные в восточных. Тимофей насчитал девять башен. По углам располагались круглые, а в центре стояли прямоугольные проездные башни. Башни сильно выступали за линию стен. В каждой башне Тимофей увидел три-четыре яруса. Помимо обычных бойниц в зубцах были бойницы навесного или косого боя. Проездные башни закрывались мощными дубовыми воротами и герсами. Для поражения противника имелись там и специальные бойницы для стрельбы внутрь.

Над всей архитектурной композицией возвышалась самая высокая башня, она имела четыре яруса и дозорную вышку с вестовым колоколом. Весь кремль окружал ров с подъемными мостами у ворот. Земли вокруг кремля не застраивались на расстоянии около ста саженей, как и около всех крепостей, но под самыми стенами кремля в тот час, как обычно во всех городах Руси происходила живая торговля, ежедневная ярмарка. Прямо под стенами кремля широко раскинулись деревянные прилавки, с навесами и без таковых. Можно даже издалека было различить огромные корзины, деревянные бочонки, мешки с мукой и крупами, кур, гусей и уток, баранов и разделанные коровьи туши, - все это, однако, уже сносилось в стоящие рядом телеги, торговый день заканчивался. Ряды еще были заполнены людишками, но в то время, когда Тимофей подъезжал к кремлю, торговцы уже сворачивались и грузили не распроданный товар в ожидании следующего торгового дня. Бабы им помогали, что-то подносили, громко кричали, что-то советовали. Запоздалые покупатели еще успевали что-то перехватить, с кем-то переброситься словечком. По опустевшим рядам проходили стрельцы в серых повседневных кафтанах и в полном боевом снаряжении, с пищалями и бердышами за спинами, с саблями на боках. То были дозорные десятки, выполнявшие обязанности блюстителей порядка.