Беллилия. Убийца или жертва?

– Они жили, ни с кем не общаясь, в дешевой квартире. Наверное, платили наличными. У них вообще было очень мало знакомых.

– А что скажешь о вечеринках, которые они устраивали, когда могли себе позволить купить цыпленка и бутылку кларета? А как насчет друзей, настаивающих на продаже его картин с аукциона, чтобы никто не смог обмануть бедную вдову?

У Чарли не было ответа.

– Я знаю художников, – сказал Бен. – Когда я летом жил на разных дачах, то старался как можно больше времени проводить с живописцами. Все они схожи в одном… Обсуждают свои работы с любым человеком, который будет их слушать, и большинство из них просит кредит у знакомых торговцев, продающих кисти и полотна. Как же получается, что никто в тех местах не помнит художника по имени Рауль Кошрэн и его хорошенькую жену? Ради Бога, Чарли, сотри наконец эту красную дрянь со своего лица: она делает тебя чертовски похожим на идиота.

– Какую красную дрянь?

– Очевидно, тебя покрывали поцелуями.

Чарли в смущении достал носовой платок.

– На левой щеке, – подсказал Бен. – Итак, не было картин с подписью Кошрэна, не было аукциона, не было друзей, никаких кредитов в магазинах и вообще никаких следов Рауля Кошрэна.

Чарли рассматривал красные пятна на носовом платке.

– Ни в Сити‑Холл, ни в одной больнице нет записи о смерти Кошрэна.

Холодным, пренебрежительным тоном Чарли произнес:

– Я встречал много людей, которые знали его.

– В Колорадо‑Спрингс? Именно там они познакомились с ней? Так же как и ты?

– Ну и что? Не вижу в этом никакой связи.

– Может, ты и прав. У меня нет доказательств, что Аннабел Маккелви, Хлоя Джэкобс и Морин Баррет одно и то же лицо. Но у них есть одна общая черта. Все они так плохо сфотографированы, что кажется, будто эти хорошенькие женщины больше боятся фотокамеры, чем пистолета… или яда. Ты когда‑нибудь делал снимки своей жены?

Чарли не смог ответить. Он потерял свой очень дорогой немецкий «кодак», когда был на увеселительной прогулке в горах с миссис Беллилией Кошрэн. Она позволила ему сделать с нее несколько снимков, а потом его «кодак» совершенно случайно упал со скалы.

– Когда я предложил нарисовать ее портрет, – снова заговорил Бен, – она сначала заколебалась, а потом сказала, что у нее очень плохие данные для модели, что Кошрэн несколько раз пытался изобразить ее на полотне, но у него так ничего и не получилось. Я умолял ее дать мне попробовать, и она наконец согласилась. Собственно говоря, мы сделали из этого тайну: она решила, что портрет будет подарком на твой день рождения. Хотя я, конечно, знал, что портрет никогда не будет закончен.

А Чарли вспомнил, что «кодак» он получил в подарок от матери на свой день рождения и всегда очень его берег. Он почти точно помнил, что прежде, чем собирать ветки для костра, положил фотоаппарат рядом со своей курткой и рюкзаком около большого камня, на безопасном расстоянии от края скалы. Но потом Беллилия сказала ему, что он все забыл и все было не так. Она заметила, что он положил камеру в опасное место на краю скалы, и хотела предупредить его, но постеснялась: боялась, что он воспримет это как выговор.

– У этих жен, – продолжал Бен, – есть еще одна общая черта. И Аннабел, и Хлоя, и Морин всегда были ласковы, послушны и терпеливы. Маккелви, Джэкобс и Баррет были необычайно счастливыми мужьями. Я подозреваю, что женщина, которая считает свой брак временным, может себе позволить быть обольстительной и беззаботной. Ей не надо беспокоиться о том, что, если она протянет ему палец, он схватит и всю руку. Не зря же миссис Кин Баррет считала, что ее невестка избаловала своего мужа.

Чарли вышел в холл и посмотрел вверх на лестницу. Он услышал какой‑то звук на втором этаже. Может, сработала его фантазия. Но он вроде бы слышал, как кашляла его жена. Однако, поднявшись наверх, он обнаружил, что дверь в спальню плотно закрыта. Он вздохнул с облегчением и поблагодарил судьбу. Ведь Беллилия могла слышать рассказ Бена. Чарли было стыдно за то, что он сам слушал все это, и презирал себя за поражение в драке. Он осторожно открыл дверь, на цыпочках пересек комнату и подошел к кровати. Когда его глаза привыкли к темноте, он отчетливо увидел черты лица своей жены – гордый носик, кукольный ротик, пушистые ресницы и округлый подбородок. Она спала сладким сном ребенка.

Спустившись вниз, он, глядя в лицо Бену, сказал:

– Пожалуйста, не говори так громко. Я не хочу, чтобы кто‑нибудь слышал то, что ты рассказываешь.

Чарли не произнес имя жены, даже не употребил слова «она». Им овладело почти полное спокойствие, и он чувствовал себя в состоянии достойно завершить разговор. Когда он увидел в спальне свою жену спокойно спящей, погруженной в ничем не омраченную невинную дрему, его вера в нее восстановилась. Ему очень хотелось унизить Бена, задеть его гордость оскорбительными словами, но это, как он теперь понимал, будет не более эффективным, чем применение кулаков.

– Я не могу найти ни одного факта, который заставил бы меня поверить тебе, – начал Чарли. – Ты явился в мой дом под фальшивым предлогом, ты вел со мной нечестную игру с первой же нашей встречи, ты воспользовался нашим гостеприимством и притворился другом, хотя на самом деле просто шпионил за нами. Почему я должен тебе верить?

– Потому что она испытала шок, когда услышала от меня имя Баррета, не так ли?

– А разве так? – холодно отреагировал Чарли.

– Почему она уронила фарфоровую фигурку? Она выпала из ее рук, когда Беллилия услышала, что Баррет приезжает сюда.

– Это могло произойти случайно. – Чарли даже смог выдавить снисходительную улыбку.

– Она что‑нибудь потом об этом сказала?

– Ничего. Ты единственный человек, который когда‑либо упоминал здесь имя Баррета.

Это была чистая правда. Беллилия не упоминала Баррета как своего врага, эту роль она отвела Бену Чейни. Он принесет нам несчастье. Именно этого он хочет – навредить нам и разрушить нашу жизнь. Ее голос эхом отдавался в ушах Чарли, и он мог видеть опущенные веки и нахмуренные брови, когда она склонилась над тарелкой с едой, до которой даже не дотронулась.

– Когда Баррет приедет сюда, он определит, действительно ли это Морин, – сказал Бен. Он вышел в холл и снял свое пальто с вешалки. – Я не хотел тебе этого говорить, но ты сам напросился. Я собирался ждать, пока мы будем в полной уверенности. – Он надел варежки и обернул шарф вокруг шеи.

Чарли больше нечего было сказать, и Бен ушел не попрощавшись. Какой‑то невольный порыв заставил Чарли встать у окна и наблюдать, как тот уходит из его дома. Он стоял и ждал, пока Бен закреплял свои снегоходы. На это у него ушло довольно много времени. Наконец Чарли увидел, как Бен тронулся с места, сначала неуверенно, неловкими движениями, а потом поймал ритм и стал набирать скорость. Вот Бен уже пересек мост и начал карабкаться в гору на другой стороне реки. Еще не было четырех часов, но уже наступали сумерки, ветер совсем стих, и вокруг ничего не двигалось, словно весь мир застыл. Двигалась только черная фигура Бена, резко выделяющаяся на фоне белого снега.

Чарли отошел от окна. В полутемной комнате он видел контуры разных предметов: стульев, столов, дивана, кресла, а также пустоту между ними, и он вспомнил, как они с Беллилией снова и снова переставляли мебель, пока не нашли удовлетворяющий их вариант. Беллилия, живя здесь, полностью изменила старый дом. На всем теперь лежала ее печать – на обоях, занавесках, зеркалах и канделябрах; ее рабочая корзинка для швейных принадлежностей осталась на комоде, а на небольшом столике цвели белые нарциссы, которые она выращивала в горшке.

Тишину разорвал громкий вопль. Чарли подумал, что снова поднялся ветер и завопил в трубе, предвещая новую бурю. По второму крику он узнал голос жены. Так ли кричала Морин Баррет, когда к ней пришли с сообщением, что под мостками нашли тело мужа?

Он бросился вверх по лестнице. Голос жены несся ему навстречу сквозь темноту холла.

– Я видела кошмар, Чарли. Мне приснилось, что ты умер.