Прикосновение (СИ)

За спиной раздался смех:

- Это кого это ты баба Груня привела? Смотри, как летает от твоего Буки!

Травница отмахнулась от любопытных соседей, и замахала руками на птицу: - Ты чего разбушевался, пучок перьев, свои это, свои!

Быстро взбежала на крыльцо и отворила дверь, приглашая войти. Я соскочила и вошла в чистую, опрятную горницу.

- А еще хотела за деревенскую сойти, - усмехнулась она, еле сдерживая смех. - Гуся испугалась.

- А что он щиплется?

- Да-а-а-а, - протянула она, - вы в своих городах совсем от природы отстали. Гусь, - охранник, порой лучше собаки дом охраняет.

Спорить я не стала. Баба Груня посадила меня за стол, и положила в тарелку, белесые, горячие отварные плоды, которые крошились под ложкой. Но на вкус они были приятные. Да, и я была такая голодная, что съела все моментально. Моя хозяйка удовлетворенно глядела, как я ела. И предложила добавки. Я с радостью согласилась. И в этот момент дверь распахнулась, и в комнату вбежала женщина. Ее глаза были заплаканные.

- Все... кончается, горемышный! Аа-а-а-а! - застонала она, и рухнула рядом со мной на свободный стул.

- Не помогли, значит, отвары, - вздохнула баба Груня.

- Нет! Ему хуже и хуже!

- Пойдем, посмотрим, - вздохнула травница, поднимаясь, и обратилась ко мне: - А ты ешь, ешь.. Я скоро вернусь...

- Можно мне с вами? - попросилась я.

- Нечего тебе на смерть смотреть...

- Пожалуйста, - заупрямилась я

- Ну, идем, - кивнула она мне.

Мы прошли вдоль улицы и свернули к дому. В комнатах было жарко и пахло лекарством. За занавеской на большой кровати лежал подросток, и жалобно стонал, его кожа была желтоватая, и он время от времени, вялой ручонкой почёсывал то коленку, то живот.

- Плохо дело, - покачала головой баба Груня. - Нет моей силы, помочь ему. Прости, голуба!

Я подошла к мальчику, погладила его по голове, заполнила его сознание своей силой, и он расслабился. Поднесла ладонь к очагу боли. У малыша болела печень. Странно, организм молодой, а печень как у старика, будто специально ее состарили. Но это не имеет значения, главное включить процесс регенерации, организм сам справиться, если ему дать команду. Под пальцами почувствовала движение энергии органов, включившихся в процесс регенерации, и я помогла им, резонируя с их волнами.

Правда, потом, когда все кончилось, я осознала, что рисковала, ведь мне не известно по каким законам функционирует человеческое тело на Планете Хаоса. Хорошо, что все обошлось, и мы почти одинаковые.

- Опасности нет, - я повернулась к матери мальчика. - Думаю, через неделю обо всем забудет. Только вот странно! Давно он болеет?

- Нет, дохтура работа!!!! Это он опыты свои ставит! - со злобой вскрикнула женщина.

- Доктора? - не поняла я, в моем сознании чётко было утверждение, что доктор лечит, как я сейчас.

- Ты, вот что, молчи, мать! - вдруг закричала на женщину баба Груня, - у стен имеются уши, - и зашептала мне на ухо, - А ты, внучка, пойми, доктора в городе и у нас разные. Мы же здесь как в зоопарке за сеткой живем. Вот на нас опыты и ставят.

Наверное, лицо у меня вытянулось. Травница, нахмурила брови и покачала головой:

- Тише! Если жить хочешь. Ты ничего не видела, и ничего не знаешь. - потом она обратилась к бедной женщине, - А ты, голуба моя завтра устрой плачь! Голоси, что есть мочи, что жить теперь незачем, мужа отняли, сыну плохо, меня ругай, что не смогла помочь отварами. Ругайся, только не проклинай. А потом отправляйтесь к своей матери. Может быть, и удастся обмануть этого ирода. А то, как узнает, что ребенку лучше, опять что-нибудь придумает. А внучка моя только на три дня приехала. Из города она. В медицинском учиться. Кто тогда поможет?

Всю обратную дорогу шли молча. Я и представить себе не могла, что люди могут так жить. Почему они не возмутятся? Почему не пожалуются своим правителям, которые должны заботиться о своем народе? Да, в конце концов, могли бы и сами наказать виновных. Но спрашивать не решалась, чтобы не выдать себя. А потом подумала о нашем городе Петруме, о его горожанах, которые под действием каких-то лучей становились заводными игрушками. И мне стало стыдно за свои мысли. Упрекать легче всего, а вот попробуй, поживи здесь...

Баба Груня уложила меня в странную постель, она была мягкой, и я проваливалась куда-то вниз. А сверху укрыла толстым легким одеялом. Было жарко. Но все равно уснула быстро.

Утром разбудил меня крик. Наспех одевшись, выскочила на улицу. Посреди дороги, напротив дома той женщины, у которой болел сын, стояла старая повозка, которую они называют машиной. На задних колесах была приделана огромная коробка, в которой на ворохе лежал мальчишка с испуганными глазами, укрытый одеялом. Его мать причитала во весь голос, жалуясь на судьбу. И призывая в свидетели Поводыря, который не помог, спасти ей семью. Она кланялась во все стороны, просила прощения у соседей, и кричала, что уезжает, здесь ее больше ничто не держит.

В конце улицы появилась небольшая процессия из трех мужчин. Один из них был толстый в длинном темном платье, таком же, что я видела на том, противном человеке, который считал себя мужем Ластины. Второй был одет так, как те парни, что забрали меня, теперь я уже знала, что это полицаи. И третий в темных штанах, белой рубашке и темной куртке. Тонкий, дерганный с бегающими глазами за очками.

Говор стих. Люди напряглись, но обступили машину со всех сторон. Баба Груня стояла около женщины и пыталась ее успокоить.

- Все, уезжаю, ничто меня тут не держит, отпусти, батюшка, - бросилась к толстому женщина.

-Ну, если ты так хочешь, поезжай, конечно, - милостиво пробасил тот, - только обидно, разве мы тебя плохо приняли у себя. Какой молодухой приехала. Любо дорого было смотреть!

- Все так, - не унималась бедная мать, - но нет теперь моего мужа, сам знаешь, вот доктор сделал ему прививку, и помер он. А теперь моему сыну коленку помазал, и он не встает.

- Ты что говоришь, баба! - заорал полицай. - Сказано же было, хворь идет. Спасти хотели ваших мужиков. Да, видно, поздно спохватились! Болезнь уже нельзя было победить.

- Не знаю, может быть и так, как говоришь, только вот жить мне чем, кормить меня кто будет? Ведь ты же не станешь меня содержать?

- Еще чего захотела! Всех вас содержать - самому голодным сидеть. Собралась к матери, так езжай, нечего тут крик поднимать.

Пока женщина разговаривала с полицаем, доктор бочком направился к машине, хотел посмотреть на мальчика. Но баба Груня взвизгнув, вдруг бросилась к нему:

- Милок, посмотри на мальчонку, скажи ей, что не могла я его спасти! Мои травки, сам знаешь, легкую хворь снимут, а эту не могли. Не виновата я...

Все головы повернулись к нему, он попятился и спрятался за полицая:

- Ну, что орешь! - переключился тот на травницу, - погоди, я еще до тебя доберусь! Сказано, что лечится только у доктора! А ты мешаешь ему! Вот посажу тебя за решетку...

- Милок, - неестественно звонко завизжала моя хозяйка, пытаясь схватить за руку доктора, - скажи ему, что ты сам разрешил. Ведь совсем тебя замучили, чуть из носа потекло к тебе бегут или запор приключился, опять к тебе. А ты человек занятой. Я и помогаю тебе, чем могу!

- Прекрати дребезжать, - рявкнул полицай, - некогда мне, дел много с вами валандаться. А ты баба, - обратился он к матери, - уезжай подобру, поздорову, а то вдруг твой паршивец заразный. Давай, жми педали...

Женщина юркнула в кабину, и машина прогромыхала мимо меня, и в окне я увидела счастливое лицо матери, она помахала мне рукой...

Вернулась в горницу. Вскоре пришла и баба Груня. Она сияла:

- Ну, вот, внученька, и еще одного человечка спасли. Хороший мальчонка, пусть живет.

- А там, куда он поехал, вдруг такой же доктор? - осторожно спросила я.

- Нет, там нормальный доктор. Это наш ирод несколько лет назад появился тут. Родственник нашего служителя Поводыря. Его из Азграда выгнали. Он тут и прижился...