Не время для вечности (СИ)

Эти слова вывели его из оцепенения. Остро захотелось индийских мандаринов. Индийцы называли их оранж: сладкие, сочные фрукты, с кучей скользких косточек.

Он посмотрел на девочку. Она стояла и так же смотрела вниз на рыб.

- Спасибо тебе, Лакшми, спасибо. Пойдем, купим оранж. Хочешь?

Лакшми засмеялась, глазки ее задорно блеснули:

- Мне пора к Ханде.

И вдруг, сунув Ясону пакетик с пирожками, она быстро побежала прочь. Глядя на ее быстро удаляющуюся фигурку, он медленно пошел обратно, размышляя о произошедшем. Купив в магазинчике на площади пару килограмм 'оранжей', он увидел Марка, который с улыбкой направился к нему.

- Привет! Слушай, сейчас у нас тут товарищ-буддист уезжает. Пойдем проводим?

Он приобнял Ясона за плечо и стал увлекать его с собой. Вскоре они оказались перед небольшим одноэтажным зданием, которое стояло неподалеку от главного гестхауса.

Внутрь вела двухстворчатая дверь с квадратными мутными стеклами и железными решетками.

- Похоже на больничный пункт, - сказал Ясон, когда они вошли внутрь, глядя на пол в черно-белую клетку и запертые двери, выкрашенные белым.

- Был. Сейчас Ханда, у которой ты снимаешь комнату, хозяйка этого здания. Она сдала комнату нашему другу, который любит уединение, но он уезжает.

- Вот здесь, слева, - Марк показал рукой направление.

Большой холл переходил в узкий коридор. Они свернули влево, и Марк постучался в первую же дверь.

- Заходите, не заперто, - сказал по-английски кто-то, но Ясон сразу понял, что это русский.

Марк повернул ручку и открыл дверь, с которой вниз посыпалась белая краска.

В небольшой комнате, на кровати у окна, сидел очень худой человек. Рядом, на полу, возвышался большой туристический рюкзак. Справа стоял длинный стол, тянувшийся до другой стены. На нем лежали какие-то вещи и кухонная утварь.

- Все, Марк, друг мой, уезжаю, - сказал он не глядя на Ясона. - Хочу только, чтобы в эту комнату кто-нибудь въехал. У меня тут все есть. Плитка, посуда.

Марк показал на Ясона:

- Вот ему предложи, Борис. Это Ясон, он хороший парень. Снимает комнату в хозяйском доме.

Только сейчас Борис поднял глаза на Ясона. Он был немного странный, погруженный в себя. Его глаза смотрели, но не вглядывались. И сам он был весь высохший, словно неизвестная внутренняя болезнь подтачивала его изнутри.

Позже Марк расскажет, что Борис - любитель аскез. Почти ничего не ест и не пьет, целыми днями напролет пребывая в медитации.

- Будешь жить здесь, Ясон? - спросил Борис, снова скользнув по нему невнимательным взглядом.

- Да, почему бы и нет. Только я не знаю, на сколько я здесь...

- Ты скоро уедешь, но пока живи. Туалет и душевая за дверью напротив.

Ясона немного покоробило, с какой уверенностью этот незнакомец говорил о его будущем. Его уже начало раздражать, что все вокруг знают о его дальнейшей судьбе лучше, чем он сам, и с глубокомысленным видом рассказывают, что он уедет.

Хотя вместе с этим раздражением он понимал, что скучает по Ише и рано или поздно отправится в путь, чтобы попытаться встретиться с ней.

Они сходили за вещами, и Марк помог перенести их в новую комнату. Хозяйка приняла этот переезд с энтузиазмом.

Ясон решил, что ей хотелось, чтобы за помещением кто-нибудь присматривал.

- Кстати, завтра мы едем к нашему римпоче. Я надеюсь, ты с нами? - спросил Марк.

- Конечно, - ответил Ясон, - и я буду благодарен, если ты зайдешь за мной завтра.

- Буду в восемь.

Ясон едет

1

Как и обещал, Марк постучал к Ясону ровно в восемь утра. Тот уже был готов: взял камеру, а в сумку положил тетрадь с хлопковыми страницами, которую купил недавно у тибетских умельцев. 'Хэнд-мэйд', гласила наклейка на обложке. Внутри, в мягких страничках, застыли лепестки неведомых цветов.

Они вышли из здания и пошли к главному гестхаусу. Солнце еще не встало, только сонно окропило золотыми брызгами небо над горами. На небольшой площади уже стояла оживленная компания буддистов.

Лис с большой радостью приветствовал Ясона:

- Привет, это очень хорошо, что ты едешь с нами!

Веселой компанией дошли они до автобусной остановки по той же дороге, где Ясон шел вчера с Лакшми, и загрузились в первый подъехавший автобус.

Ясон уселся на узкое сиденье и какое-то время просто глядел в окно, но потом достал тетрадь и стал записывать:

'Маленький индийский городок. Мы сидим в тесном автобусе с голубыми внутренностями, ждем, пока он наполнится жизнерадостными индийцами, тронется, и бойкие продавцы с корзинками фруктов, остреньких самос и чего-то еще вовсе неведомого покинут его.

Тогда мы двинемся дальше, огибая по узкой серпантинной дороге горы и едва разъезжаясь со встречными машинами.

На сиденьях желтой краской любовно выведены цифры. Под окном валяется мертвая собака: ее плечо обглодано, пасть патетически ввалилась, зрение катастрофический минус. Приходит меланхоличный мальчик-уборщик, он сметает пыль с мостовой, небрежно обдавая труп сотней грязных песчинок.

Наконец мотор автобуса заведен до нужного предела, мы почти трогаемся, мальчик с двумя газетами в руках берет собаку за ноги и кидает в тачку. Мы отъезжаем. Летают мухи.

Они мечутся по узкому пространству, садятся на мою кожу - только что они пировали на трупе, а теперь у меня на плече отряхивают лапки и это сближает мое живое тело и ту разлагающуюся плоть. Мы едем вдоль скал, вытянув из окна руку можно касаться поверхности камней, и я не вытягиваю, я думаю о том, насколько все бренно. Даже не думаю - чувствую, и нет ни ужаса, ни страха, ни отвращения...

Только лишь подкожное осознание этого нерушимого факта. Светит солнце, в другом окне я вижу далекие снежные вершины, там, за тысячами километров пропастей и долин, и мне ужасно хорошо... Открывая двери, прежде всего будь уверен, что хочешь войти'.

Вскоре Лис тронул Ясона за плечо и жестом показал, что пора выходить. Они приехали в тихий буддийский монастырь с новым, свежераскрашенным храмом, и через некоторое время Ясон уже сидел, прикрыв глаза, слушая мягкую речь духовного учителя.

Перед его внутренним взором стояло выгоревшее голубое небо, в котором ястреб неспешно парил на головокружительной высоте.

Но вдруг Ясон почувствовал какие-то изменения в атмосфере. Речь умолкла, а его тело, до того расслабленно сидевшее на бамбуковой циновке, теперь стояло.

Небо и ястреб исчезли. Он находился в странном месте, где стены слегка мерцали и Ясон не мог сосредоточить на них свой взгляд. Это было немного мучительно, как порой мучительно невозможно очнуться от неприятного сна. Но, посмотрев в другую сторону, он увидел улыбающегося гуру. От него исходило теплое сияние.

Ясон услышал голос:

- Ригпа. Я рассказывал сейчас о чистом, недвойственном знании, освобождающем от череды бесконечных перерождений, но ты не слушал меня. И это уже не впервые, - в голосе учителя звучали нотки отеческого беспокойства.