В осаде (СИ)

Люди стали смелыми и решительными. Когда они ждали штурма, они были растерянными и жалкими. Теперь - не штурм, осада. И они смелы и решительны. Они знают, что запасов хватит на год, а то и на два. Они не пошли на штурм, потому что им это не по зубам, им не по зубам мы, - смеются они. - Им не по зубам наш государь. Ещё два дня назад они готовы были клясть его, они вспоминали все несправедливости и обиды, все слухи, все дуновения ветра в его лице, а теперь они горды тем, что они - его. Они не говорят: мы его дети, - но они думают: он наш бог. Если сейчас случится штурм, они отразят его; враг потерял два дня и - потерял год (или два). Вот как бывает. Душа человека - большой бардак, и поистине не знаешь, что там сыщется. Два дня назад мы были стадом и стадом себя ощущали, стадом, ведомым на убой, а теперь - мы почти праведники, над нашим городом ореол, щит, а над головой государя - нимб. И что самое удивительное - мы для этого не шевельнули и пальцем. И я задумался: а святые ли святые? Или они просто - взошедшие по лестнице нарастающего страха их ничтожевания? - ничто не зависит от человека, но всё зависит от людей? Люди смеются и воодушевлены; им подарили душу и теперь они - её хозяева. Если хочешь уничтожить врага - не давай ему возможности подумать о душе. Не давай ему возможности выпрямиться. Не давай ему возможности задуматься о правде. Когда человек не думает о правде, он не сможет решить, на чьей она стороне. А неправый - слаб, ибо знает, что ему незачем жить. Люди смеются и воодушевлены. Я. Я не смеюсь и не воодушевлён. Я вижу этот балаган. Балаган событий, перетекающий в балаган душ, и балаган душ, рождающий балаган событий. И пусть души высоки - ибо спектакль талантлив - и события им подчиняются - ибо льстят им, но я знаю, что это - балаган, всего лишь балаган. И только тот вынесет что-то из него (вынесет себя), для кого цена в балагане высока, а кто разменял монету и кинул "за вход", тот так же и выйдет. Эти сейчас блаженные получили свою душу за грош. Хм, что ж, за грош они её и отдадут. Цена человека. Ничего не поделаешь. Мой друг, который недавно так хотел принести тебе от меня письмо, сегодня сказал: хорошо, ты не хочешь, что ж, не надо. Он тоже воодушевлён, он знает: чтобы остаться в живых, теперь не надо рисковать. Он согласился. Он получил свою душу за грош. Я буду ждать. Ждать увидеть, за сколько он её отдаст через год. По мере того, как будет идти время, он будет беспокоиться всё больше и больше. Он будет понимать, что заплатил за свои сокровища грош и будет бояться, всё больше и больше, что ему вернут его грош и предъявят его расписку. Что ж, это балаган. В балагане сокровища Синдбада стоят грош. Таковы условия балагана. В балагане любовь представляют за грош. Таковы условия балагана. В балагане добро побеждает зло за грош. Таковы условия балагана. В балагане красивые люди красиво живут за грош. Так стоит ли за всё это платить больше, если есть балаган? Нет. Ты думаешь логично: нет. Так что же ты обижаешься на ненастоящесть всего? Ты заплатил свой грош, и тебя просто не обманули. И если ты жаждешь пообщаться с Богом, найдётся и такой балаган; ты заплатишь грош, и появится из-за занавески Бог, величественный, с седой благородной бородой, в тоге, Он красиво воссядет на троне небес и ответит тебе на все твои вопросы, и приласкает даже дщерь твою и предречёт ей счастье. Он отработает ваши гроши и снова уйдёт за занавеску. А ты, довольный и благостный, поведёшь свою маленькую дочку домой. Если бы ты заглянул за занавеску после конца представления, ты бы увидел, как разоблачается твой Бог, как падает тога, как отрывается борода - и Он превращается в немолодого гниющего сифилитика. Но ты этого не увидишь. Нет, ты мог бы заплатить динарий и тебя пустили бы за занавеску, но - зачем тебе это? А вечером твой Бог пойдёт в город и на собранные ваши гроши покроет продажную женщину, поделится с ней своей гнилью. А завтра, может быть, устав от зуда жены, ты пойдёшь искать любовь и найдёшь её там же. А послезавтра, может быть, устав от зуда жены, ты трахнешь её. Вот твой Бог за грош. Там, где Бога можно найти за грош, там, где за грош можно найти любовь, там, где близкие не стоят тебе ни гроша, там - сифилис, гниль и ужас. А потом ты, раздавленный и непонимающий, поплетёшься в Храм и будешь вопрошать жреца: почему? почему - тебе? А жрец пожмёт плечами и ответит: всё от Бога. И он не соврёт. Ты отнёс свой грош в балаган, не в Храм. Да, ты отдал его Богу, своему Богу, и твой Бог воздал тебе. Теперь береги свою дочь, ведь Он обещал ей счастье. Если за грош тебе обещают жизнь, то знай - это балаган. И если нет штурма, это - осада. А не птички на веточках.

Рука утихает. На моём месте - я вдруг понял их - любой бы подумал: штурма не было; если бы я знал, что штурма не будет, я бы не так усердно работал, когда перешивал паруса, и не распорол бы себе руку. Я. Я так не думаю. Потому что я знаю, что если бы я не распорол себе руку, то штурм был бы. Такова мистика событий. Если бы не было распоротых рук, пробитых голов, оторванных ступней и сломанных позвоночников, то мы могли бы предложить лишь грош, и за два - нас купили бы. Люди часто думают: зачем я напрягался, думал вот так, а оказалось - эдак, и ничего не понадобилось. Они забывают о том, что они - в осаде, и если штурма не было сегодня, то он будет завтра, или через год, или через десять лет. Как только человек забудет, что он в осаде, начнётся штурм. Это не мистика, это - жизнь, а жизнь, как каждый порядочный враг, человек, берёт всё то, что легко даётся, и не даться легко, помнить, что ты в осаде, - это всего лишь дать понять врагу, что ты готов - и тогда он задумается и однажды решит, что тебя выгодно иметь другом. И как друзья вы будете другу друг помогать. Ты - жизни, она - тебе. Не во всём, конечно, а только в том, в чём никто из вас не потеряет. Но и тогда помни: про любую дружбу можно сказать: неизвестно, чем она закончится. А потому - шей паруса и уже не бойся, что ты распорол руку. И помни: ты всегда в осаде, даже если жизнь - твой друг, ибо условия этой дружбы не равны: жизнь знает о тебе всё, а ты о ней... Люди думают, что вопрос знания жизни - это вопрос ума и опыта. Нет. Это вопрос тебя. Ты знаешь о жизни лишь то, что тебе знать о ней нужно, а что нужно - решает она. Исходя из тебя и себя. В её власти приоткрыть тебе какую-то из своих тайн, очередную. Жизнь откроет тебе свою тайну, если ты эту тайну не используешь против неё. И здесь тоже помни, что ты - в осаде. Тайна - это не знание, вернее - тайна жизни двояка: она - знание, и как знание - она искушение. И теперь всё будет зависеть от тебя. Мудрость - это получить знание и не поддаться на его искушение. Священные книги толкуют это по-другому: искушает Дьявол. Нет. Дьяволу нечего в тебе искушать, если не дать тебе пищу для искушения. А пища эта - знание. И в этом смысле - и Бог тоже искушает. Священные книги, правда, толкуют это по-другому: Бог испытывает. Из Бога и Дьявола состоит жизнь (правда, это известно всем). Но я дал тебе рецепт мудрости. Помни, что ты в осаде. Тебе много чего будет давать Бог и много чего будет давать Дьявол (я сейчас не про золото, а про знание). И ты никогда не сможешь определить, Кто тебе это дал. Бери всё, но используй по уму. Рассуди. Я могу тебе открыть ещё одну тайну, открытую мне. Объяснить тебе слово Рассуди. Оно означает: Рассуди Бога и Дьявола. Человек думает, что он рассуждает в себе. И ему невдомёк, что рассуждает он Кого-то с Кем-то. Человек думает, что Бог - судья, и Дьявол - судья (страшный), и Они судят его. Нет. Человек - тоже судья. И эти Двое ждут его суда, затаив дыхание. Ибо каждый хочет иметь долю в человеке, а придётся, и всего его целиком. И знать себя в любой момент времени - это знать, что в тебе Чья доля. Но даже знание себя не даёт гарантии, потому что ты - в осаде, а в осаде ты будешь всегда, потому что - смотри внимательно - интересы Бога и Дьявола совпадают часто, очень даже часто (вспомни, что я говорил о знании - испытании-искушении). И это будет продолжаться и продолжаться, испытание, искушение, испытание-искушение, то есть - осада. И ты постоянно, постоянно будешь получать знание, знание, знание. Помни, что я тебе говорил о жизни; попытайся с ней подружиться. Тогда будет возможно спокойствие, а спокойствие - это рассудок. То есть, возможность и сила Рассудить. Возможность и сила должны быть одновременно, одно без другого - наказание, даже хуже, ибо это наказание, да ещё влекущее за собой расплату за него, это наказание, расплата эта - надрыв души. Надрыв - начало разрыва. А когда разрывается священная страница, наступают страшные времена. Священная страница соединяет прошлое с будущим и небо с землёй. Может быть, в этом был смысл креста на шее того странного человека, что однажды пришёл в наш город и жрецы Храма тихо его приняли и оградили его от города, как будто он был сокровищем, которое до поры должно быть скрыто от смертных? Он пришёл вечером, и тень его вошла в Храм перед ним. Я как раз тогда выходил из Храма и видел, как он остановился, прежде чем войти, и поцеловал крест. Кто это был? Хранитель священной страницы? Или провозвестник страшных времён? Или просто человек с разорванной душой? Сейчас, когда под нашими стенами те, кому следует там быть, мне кажется, что тот странник был и хранителем, и провозвестником, и - я всё ещё надеюсь на спасение - спасителем душ. Почему я его запомнил? Потому что старый Гимн, жрец Алтаря Храма, потом вызывал меня к себе и спрашивал, что я видел. И когда я ему всё рассказал, он велел мне молчать и дал денег. Эти деньги и по сию пору лежат у меня дома, в том месте, о котором знаю лишь я один и которое я тебе показывал, куда я мальчиком прятал свои нехитрые тайны, чтобы их никто не нашёл. Деньги эти лежат там уже два года, и мне нет в них соблазна. Я не хочу, чтобы Храм был надо мной властен, а отдать их назад не могу, потому что понимаю, что тогда мне не жить. Как много я стал понимать с той поры. Ты помнишь, нам с тобой говорил безумный пьяница Волос, что Храм стоит до сих пор, потому что Его жрецы убивают каждого своего, вынесшего на люди хотя бы тень тайн Храма? Так вот, я, выходит, сейчас тоже жрец, потому что деньги эти не пущены в оборот. Пока тебя не купили - ты жрец. Пока ты не продал - ты жив. Запомни это, милая. Знание даётся трудно и душа не может его покрыть. Знание событий всегда превращается в знание законов посвящённых, если только ты умеешь рассуждать. Рассуди. И ещё. Не тот маг и чародей, кто умеет связывать и развязывать, видеть и предвидеть, а тот, кто знает слово, ведущее к этому. Маг не знает слова и потому обречён на своё искусство. Знать слово и не сказать его всуе ни недостойному, ни достойному, а если потребуется, похоронить его в себе, - вот главный ключ, который отпирает двери знания, ибо тогда искушения и испытания событиями, ведущими к знанию, сменяются искушениями и испытаниями знанием, ведущим к событиям. Многие знают искусство, но не знают, откуда оно. Это как сорванный цветок; его можно лишь хранить и показывать другим. Видеть же корень искусства - значит иметь возможность растить цветок. Корень искусства - быть жрецом и быть живым. Лелей его, этот корень. И жди садовника. Или...попробуй быть садовником сам. Если у тебя есть время - попробуй, обязательно попробуй. Но смотри, не уничтожь корень. И не обменяй его - садовники любят меняться, особенно начинающие. Тогда никто не получает ничего. Вот так, милая. Вот так. Помнишь, ты показывала мне, как птицы слушаются тебя? Ты протягивала руку, и они садились к тебе на запястье, говорили что-то на своём языке и ждали. Я видел, что они ждали. Чего? Не знаю. Но я знаю, что ты не дала им этого; я это видел, когда ты их отпускала - они улетали ни с чем. Что это в тебе было? Искусство? Времена тяжёлые, и я бы предпочёл, чтобы у тебя был корень искусства. Потому что я боюсь за тебя. За то, что ты пропадёшь в балагане, показывая за грош... Если ты будешь делать это, значит, тебе всё равно, кто это увидит. А раз так... Да. Они улетали ни с чем. Тебе нечего было им дать? Зачем же ты звала их? Чтобы я восхитился тобою? Милая, милая... Если ты покажешь это ещё хотя бы одному человеку, ты пропала. Ибо тогда ты - не жрец. А если ещё и получишь за это деньги... Зря ты это мне показала. Потому что теперь тебе отрезаны все пути. Если ты захочешь, чтобы ещё кто-то тобой восхитился, как я и кроме меня, то у тебя отберут слово, даже если оно у тебя есть. Мы были бы с тобой вместе, даже если бы я не видел этих бездумок; мы бы так же лежали в траве, и я так же целовал бы твои глаза. Понимаешь? И у тебя ещё мог бы быть другой позже. Ведь наша разлука - не твоя вина, просто так сложилось. Это бывает. И ты могла бы остаться чистой. Впрочем, у тебя ещё есть возможность остаться чистой. Это - не показывать другому всё это, даже если ты станешь его женой...или его женщиной. Тогда всё будет в порядке. Это не мои глупые тщеславия быть единственным, это - твоя судьба, о которой я так много знаю, и которую ты ещё не выбрала, это - та судьба, которой я тебе желаю, если мы не будем вместе. Как я боюсь за тебя, как боюсь... Мой страх - я теперь понимаю это - он оттого что я тебя не знаю. Не знаю, покажешь ты это ещё кому-нибудь или нет. Если бы я знал, я бы не боялся. Я сказал бы: живи! или сказал бы: пропадай. Но я не знаю, жизнь или смерть. И поэтому боюсь. Осада. Хоть одна весточка о тебе! Хоть одна... Жизнь или смерть? Что мне делать? Идти к той колдунье с зеркалом, которой можно задать лишь один вопрос, который она переведёт зеркалу? А что я ей дам? У меня нет денег для этого. Нет, деньги есть - но это деньги, за которые меня купил Храм...думал, что купил, и если я их сейчас потрачу, значит, и купил. Нет, нет, эти деньги неприкосновенны. Что я сделаю? Я пойду к ней и предложу обменять моё желание на её, мой вопрос на её желание. Чего она пожелает? Кто знает. Но она знает, что такое любовь, и запросит чистой услуги. У меня есть руки... одна рука. Я думаю, мы сговоримся. А пока...