Смирительная рубашка для гениев (СИ)

Что же делать?! Но спасение пришло само в лице лучезарного дурачка Андрейки.

Войдя в палату и увидев меня, он заулыбался больше обыкновенного.

- Шоколадку хочешь? - спросил он, подходя.

- Да иди ты со своей шоколадкой, не до тебя! - бросил я, не поворачиваясь. У меня имелось другое куда более важное дело.

- Андрейке одному старуху тащить придется, - сказал он с сожалением и, повернувшись, пошел к выходу.

Я несколько мгновений смотрел на Анжелу.

- Какую старуху? - проговорил я в задумчивости, потом повернулся к уходящему Андрейке. - Эй, погоди! Какую старуху-то?!

Андрейка остановился возле выхода и, повернувшись ко мне, сказал:

- Старуха померла, нужно в морг тащить, - и добавил, - за шоколадку.

- Иди сюда!

Он подошел, остановился возле кровати. Я приблизил лицо к Анжеле и зашептал: - Этим нужно воспользоваться. Мы с тобой отнесем в морг мертвую старуху, а Андрейку я нейтрализую.

- План плохой. Во-первых, никто мне не разрешит ее нести, да и не в том я состоянии, чтобы трупы носить. А во-вторых, вход в морг разрешен только Андрейке, не считая санитаров, конечно.

- А что же делать тогда?

- Пожалуй,.. есть выход, - Анжела задумалась на мгновение. - Графа Монтекристо помнишь?

Мертвая старуха лежала в соседней палате.

- Вот она, - указав пальцем на труп старухи, сказал Андрейка. - Тощая, легко будет нести.

Старуха была не то что "тощая", а просто микроскопическая - одни мощи. Как ей удалось усохнуть до таких размеров, было загадкой. Белые пушистые волосики на голове, сморщенная рожица, востренький носик, ручки - прутики: старушка "божий обдуванчик". В палате, кроме покойницы, находилось еще три психические дамы. Я сорвал простыню с соседней кровати и накрыл покойницу с головой.

- Посмотри, нет там санитаров, - приказал я Андрейке.

Он охотно выглянул в коридор и помотал головой. Я схватил мертвую старушку в охапку, перекинул через плечо.

- У-у-ух... - непроизвольно вырвалось у меня, несмотря на свои малые габариты, старуха оказалась зверски тяжелая, должно быть, и я за время пребывания в больнице сильно ослабел.

Покачиваясь на трясущихся ногах, я вынес ее из палаты. Услужливый Андрейка бросился мне помогать, но я отстранил его свободной рукой. Впопыхах я упаковал мертвую старуху не очень тщательно - впереди торчали ее белые ноги с мозолями, сзади, покачиваясь, и при каждом шаге тюкая меня в ягодицу востреньким носиком, свешивалось седая голова. Кроме того мне казалось, что с каждым шагом покойница прибавляла килограмма по четыре - набирала все больше живого веса. Растолкав бродивших по коридору дам, я занес тело в палату и, опустив на кровать Анжелы, сел рядом передохнуть. Сердце колотилось, на лбу выступили капли пота, ноги с непривычки дрожали.

- Тяжелая, зараза, - я смахнул со лба пот. - Кирпичами ее кормили, перед смертью, что ли?

- Мертвые всегда тяжелые, - сказала девушка, тщательно укутывая старушку в простыню, накрыла ее одеялом.

Андрейка, улыбаясь, стоял тут же, с бессмысленным интересом следя за нашими действиями. Придав мертвому тело вид крепко спящего человека, мы направились в палату умершей старухи. Анжела легла на ее место, я заботливо прикрыл ее простыней. И хотя Анжела была в полтора раза больше и объемнее покойницы, нам ничего не оставалось, как надеяться на удачу - у графа Монтекристо то получилось.

- Все будет хорошо, - сказал я, склонившись над упакованной в простыню Анжелой. - Верь мне, все будет хорошо...

- Я люблю тебя, - прошептала она.

Из-под простыни высунулась ее рука, что-то упало на пол. Я наклонился и поднял искусственную розу, которую она носила в волосах. Меня вдруг охватило непреодолимое чувство нежности, я коснулся цветка губами, спрятал его в карман и, склонившись, через простыню поцеловал Анжелу со всей страстью, на которую только был способен. За этим занятием меня и застала вошедшая в палату санитарка тетя Маша.

- Замри, - успел шепнуть я Анжеле.

Тетя Маша, остановившись возле входа, как-то странно посмотрела на меня, о чем-то думая, но, не додумавшись, сказала:

- За шоколадкой пришел? У меня шоколадок еще не на одну покойницу хватит. Кончатся, пойду к главврачу просить. Ему из магазинов в виде гуманитарной помощи просроченный шоколад ящиками везут.

- Очень захотелось, - соврал я, сделав идиотское лицо.

- Да и понятно, у вас в рационе сладостей мало.

Мы с Андрейкой под предводительством тети Маши принесли из кладовой носилки.

- Только не уроните, - сказала тетя Маша, остановившись у кровати с накрытым телом и уперев полные руки в бока. - А то в морге все покойники в синяках, стыдно смотреть.

Нужно было погрузить тело на носилки, так чтобы тетя Маша не догадалась о подмене.

Я взял Анжелу за плечи, Андрейка за ноги... У-у-у!! Мертвые считаются тяжелее живых, но те, кто это утверждает, не пробовали поднимать Анжелу! В ней веса было - будь здоров! И если чужую мертвую старуху можно было не беречь без угрызений совести, то Анжелу никак не хотелось уронить или треснуть обо что-нибудь.

"Только бы радикулит не прихватил", - подумал я.

Кое-как мы переложили ее на носилки. Из-под простыни предательски высунулась ступня тридцать восьмого размера с накрашенными алым лаком ноготками. Такая ступня явно не могла принадлежать микроскопической старухе, и когда мы поднимали носилки, я в бессильном ужасе смотрел на эту ступню, в любой момент ожидая разоблачения. Но тете Маше кажется было безразлично, делала ли себе мертвая старуха при жизни педикюр. Мы подняли носилки с Анжелой и двинулись за тетей Машей к выходу. Андрейка шел впереди, покачиваясь от тяжести. Мне было легче хотя бы психологически: все-таки я нес в морг любимую женщину.

Анжела лежала смирно, как неживая, впереди шествовала тетя Маша. Коридор сделал поворот, мы свернули за угол и остановились у двери на лестницу. Тетя Маша достала из кармана ручку, но дверь сама вдруг широко раскрылась, и с лестницы вошли два разъяренных санитара. То что они разъярены, было заметно: глаза горели, рукава халатов закручены, в кулаках яростно зажаты дубинки.

- Вот и он, козел! - указав на меня пальцем, сказал вошедший первым.

К своему ужасу я узнал в нем рыжего санитара с литературного отделения.

- Ну что, сдриснуть хотел? - ко мне, постукивая дубинкой о ладонь, подошел второй санитар с круглым славянским лицом. - Мы тебя по всей больнице ищем, а ты здесь халтуришь! Шоколадки зарабатываешь.

Он отогнул край простыни, прикрывавшей лицо Анжелы. Мы с Андрейкой продолжали держать носилки на весу, руки мои были заняты, и я при всем желании не мог противодействовать этому. Я увидел ее лицо, бледное с закатившимися глазами, а ведь действительно можно было подумать, что это труп. Вот, молодец! Ну, актриса! Как я ее обожаю!! Санитар, поморщившись, накрыл лицо простыней.

- В морг старуху несут, - встряла тетя Маша.

- Какой морг?! Какая старуха?! Он у нас сейчас в карцер идет! - сказал рыжий санитар. - Этот козел давно напрашивается.

- Карцер только после морга, - не отступала от своего тетя Маша.

Вошел бритый наголо санитар, он принес смирительную рубашку.

- Ну что, нашли придурка? - улыбнулся он улыбочкой садиста. - Полбольницы обегали. Теперь отыграемся! Одевайся, - он протянул мне смирительную рубашку.

- Мне в морг народ носить некому.

Тетя Маша заслонила меня своим обширным телом.

Мертвой хваткой, вцепившись в ручки носилок, я выпученными глазами смотрел то на санитаров, то на тетю Машу - на нее сейчас была единственная надежда.

- Это же Четырнадцать Пятнадцать - заядлый нарушитель режима, террорист, наркоман и педофил! Его нужно в карцер года на два после химической кастрации по собственному желанию, - потрясая смирительной рубашкой, говорил бритый санитар. - Он же людоед и государственный преступник! А вы говорите в морг, его в туалет-то отпускать опасно.