Рыцари удачи. Хроники европейских морей.

Тогда же должно было появиться и второе имя снеккьи - карва: «струганая, резаная, долбленая». На Руси шнеки и струги стали известны одновременно - прежде всего в Новгороде, куда привел свою дружину Рюрик. На Белом море утвердилась форма «шняка», скорее всего через англичан: на древнеанглийском змей - snaca. В этой же транскрипции его заимство­вали шведы. В сущности, шнеки и струги обозначали одно и то же.

И в это же время из византийских источников попал в русские летописи караб: в 907 году Олег и его люди плыли к Византии «на кораблех». Это были боевые лодки, выдолбленные из цельного ствола,- моноксилы, известные еще с античных времен. Во время своих по­ходов к Дунаю с ними познакомился римский импера­тор Траян. На рельефах его колонны изображен мо-ноксил, установленный на колесную повозку и превра­тившийся в некое подобие арбы. Это же мы видим и в описании штурма Константинополя Олегом, только он снабдил корабли, кроме колес, еще и парусом, чем привел в ужас ромеев, незнакомых с «сухопутными парусниками». В XII веке слово «корабль» встречается в русском «Сказании об Индийском царстве», в 1204 го­ду - в «Повести о взятии Царьграда», а в 1280-х годах в «Житии Александра Невского» уже мирно соседст­вуют лодьи, шнеки и корабли. От карры, или карвы, новый тип обшивки получил в конце XI века особое название, до наших дней сохранившееся в немецком как karviel, в английском как carvel, а в голландском как kraweel. Но такая об­шивка была редкостью вплоть до XV столетия, случаи ее применения МОЖНО пересчитать по пальцам.

По расстоянию между отверстиями для весел (ruims) в верхнем поясе обшивки, позволявшими нор­маннам обходиться без уключин, - около метра - легко можно установить длину борта этих судов: он де­лался прямым и одинаковой высоты на всем своем протяжении, поэтому одинаковыми были и весла. Чтобы получить общую длину военного корабля, к этой длине достаточно приплюсовать длину штевней. Некоторые штевни мы можем потрогать собственными руками бла­годаря стараниям археологов.

Самое раннее судно, тридцативесельное, датируемое примерно 800 годом и найденное в Усеберге, имело длину 21,4 метра и ширину 5,1, высота его борта оцени­вается в 1,4-1,6 метра, а осадка - 0,75.

Крышки весельных портов с кораблей викингов.

Реконструированное норманнское судно.

Флюгер из Челлунге (Готланд), украшавший мачту корабля ви­кингов, а позднее - церковный шпиль.

Очень близко к нему по параметрам парусное судно того же времени, обнаруженное в Гокстаде: оно на два метра длиннее, борт его на тридцать сантиметров выше, и лишь осадка почти втрое превышает осадку его гребного собрата. Предполагают, что оно могло брать на борт до семидесяти человек и развивать скорость свыше десяти узлов.

Корабли времени двух Харальдов (Прекрасноволо-сого и Сурового) и двух Олавов (Трюггвасона и Свя­того) обнаружены в Скуллелеве и Туне, Ладбю и Хедебю, Фромборке и Ральсвике. Самое маленькое из них (Хедебю), иарусно-гребное, имеет длину около шестнадцати метров и ширину два с половиной, им управляли восемь-десять пар гребцов. Длина самого большого (Скуллелев), гребного, достигала двадцати восьми метров, а ширина превышала четыре.

Только корабли Вильгельма Завоевателя, судя по их изображениям, были заметно шире и не имели весел. Что же касается его флагманского корабля - «Мо­ры»,- то здесь есть несколько любопытных деталей, в сагах не упоминаемых. Это - герб с изображением креста на топе мачты, фигура ангела, трубящего в рог, на ахтерштевне (возможно, она была вращающейся - по аналогии с некоторыми скульптурами Александрий­ского маяка) и флагшток с тремя знаменами, одно из которых явно служило штандартом конунга.

Средиземноморский способ руления: два рулевых весла, крепящихся в петлях по каж­дому борту.

Среди торговых судов, в подавляющем своем боль­шинстве парусных, эволю­ция более заметна. Для них характерны широкий до тридцати градусов - развал шпангоутов наружу, что свя­зано со стремлением уве­личить грузоподъемность судна, и наличие (иногда) второго рулевого весла. В течение двух столетий их длина возросла от восьми метров (судно из Щецина) до семнадцати с половиной (судно из Эльтанга), шири­на - от 2,2 до 3,9, осад­ка - от 0,45 до метра, высо­та борта - от 0,7 до 1,9 мет­ра (это именно та высота, на которой обычно возникает упоминавшаяся оптическая иллюзия хиллингар, непомерно увеличивающая и при­ближающая предметы). Первое из них было построено в IX веке, второе - в XI.

Свои торговые суда норманны называли кноррами (или кнорре) и коггами.

По звучанию слово кнорр сразу напоминает карру. И неудивительно: если у боевых ладей викингов борт был прямой, то у карры - изогнутый, а норвежское knorr и означает «спираль, изгиб». Такие же суда, плавно прогибающиеся от носа и кормы к середине, викинги видели и у арабов: например, самбук. Кнорры имели заостренные оконечности, палубу с квадратным люком, ведущим в трюм, прямой рейковый парус и ши­рокий развал высоких бортов, очень редко - весла в качестве добавки к парусу, а больше - для маневри­рования в узкостях и при швартовке. Для регули­рования площади парусности были изобретены риф-штерты, введенные затем и на боевых кораблях. Кнорры появились в северных морях в IX веке, впервые этот тип судна упомянут в песне скальдов, повествующей о битве у Хафсфьорда в 872 году, где кнорры были составной частью флотов викингов. Это короткие (от пятнадцати до двадцати одного метра), широкие (в среднем пять метров) и пузатые корабли с большой осадкой и высоким фальшбортом. Форштевень их, укра­шенный головой животного, круто отгибался назад, как на древнеегипетских судах, и когда кнорр выплывал из-за какого-нибудь мыса, казалось, что это какой-то причудливый морской зверь рассекает грудью холодные волны.

Скандинавам он больше всего, и не без основания, напоминал улитку с поднятой головой: следы этого поверья сохранились до наших дней в шведском (шняка - лодка, снеккья и улитка), в немецком (шнекке) и английском (снейл), обозначающих улитку. Поэтому кнорр имел еще одно название - сколь поэтическое, столь же и двусмысленное: knorrabringa. Его можно перевести и как «грудастый», и как «привозящий, доставляющий», то есть грузовой. В Англии кнорр полу­чил имя kel. Это слово переводится как «плоскодонка», но, хоть это и странно, именно от него произошел «киль», a keier у англосаксов означало шкипера.

Форма кнорров оставалась в основном неизменной, усовершенствования были направлены лишь на повы­шение мореходности, скорости и маневренности в зави­симости от района плавания, который, судя по всему. был у этих судов постоянным: различались, скажем, knorrarnes («кнорр мыса»), knorrasund («кнорр проли­ва») или austrfararknorr («кнорр для плавания на восток», то есть на Русь, где такие суда, размером поменьше своих собратьев, называли этим же именем).

В конце того же IX века викинги уже включали в состав своих военных эскадр и торговые парусники еще одного типа - когги, известные позднее во многих странах Северной Европы и внешне очень напоминав­шие кнорры. Этимология этого слова довольно прозрач­на: фризское соске, древнегерманское kuggon или kukkon, древневерхненемецкое kocko, средневерхнене-мецкое kocke, кельтское kocker, средненемецкое kogge, наконец голландские kog и kogge - все это означает одно и то же - «кривой, изогнутый». Подобно скафе и всем производным от нее, когг получил свое имя за сходство корпуса с формой выпуклого сосуда.

Первые когги, как и скафы, представляли собой лодки и предназначались главным образом для рыбо­ловства. Такая лодка, датируемая серединой X века, найдена в Зейдерзее - заливе Фризского побережья. Близкое родство когга со скафой закрепилось в древне­скандинавском «скейф» (skeifr) - кривой, изогнутый: так, по-видимому, называли на первых порах когги норманны. Ширококорпусные и высокобортные, кругло-носые и глубокосидящие одномачтовые «коккеры» были рождены во Фрисландии, их упоминает в одном из своих анналов английский король Альфред Великий, сообщая попутно, что эти фризские ладьи отличаются своей конструкцией и от пришедших вместе с ними норманнских кораблей, и от противостоявших им ан­глийских, близких к снеккьям. Но слово когг, по-види­мому, тогда еще не было в ходу, оно появилось впервые только полстолетия спустя, в 948 году - в списке ко­раблей города Мёйден, что возле Амстердама.