Волчья тропа

Город Эллери и жирная бабища

ПРЕЖДЕ чем хлопнуть дверью, Пенелопа сказала:

– Не пей больше двух таблеток за раз.

Потом я услышала топот ее ботинок в коридоре. Я отказалась вести ее в Халвестон. Сказала, что дорога слишком опасная; пусть найдет себе в помощь надежного мужчину. Ей мои слова не понравились, но мне попутчики были не нужны, особенно такие, которые силки от чулок не отличат.

Я надела синюю рубашку, которую достала Пенелопа, засунула старую, вымазанную в крови, в ящик для белья и заколола куртку булавками. Как доберусь до Халвестона – первым делом куплю пуговицы.

Я ни разу не выходила из каюты и на борту никого, кроме Пенелопы, не видела, потому шла медленно, осторожно заглядывая в каждый коридор. Я боялась, что кто-то потребует показать билет, а у меня его нет, потому пыталась придумать, как бы половчее улизнуть с корабля. Остальные пассажиры тащили чемоданы и узлы с одеялами и палатками; из некоторых торчали котелки со сковородками, позвякивая на каждом шагу. На самом деле половина всего этого – лишний груз. У меня были куртка, нож и пустой рюкзак. Консервы преподобного закончились, ложки я выкинула, осталась только его деревянная коробка да одеяло. А что мне еще надо? Я шла опустив голову и прижимая руки к ребрам. Не хотелось, чтобы меня толкнули или локтем задели. Наконец я нашла путь на палубу и увязалась за толпой.

Доки на другой стороне озера выглядели почти так же, только дорога от них вела на север. Здесь было больше деревьев, повозок и оборудования. Три красавчика курили возле кучи ящиков – один наблюдал за тем, как пассажиры спускаются по трапу, а другие присматривали за выгрузкой багажа. Пенелопы нигде не было видно; впрочем, я ее особо и не высматривала. В глубине души я надеялась, что с ней все в порядке и мы еще увидимся в Халвестоне. Я ей все объяснила, но она все равно надулась, когда я сказала, что теперь наши пути расходятся.

Странно. Я спасла ее, вытащила из того ящика, а она отплатила мне тем, что достала таблетки и бинты. Никто никому не должен. Почему она тогда на меня разозлилась?

Дождь разошелся на не шутку, и я чувствовала запах приближающейся бури. На земле мне было уютнее, хотя ноги и увязали в грязи. Нет, корабли – это не мое. Правда, как я сошла с трапа, меня сразу вывернуло, а потом еще долго шатало, как на волнах.

Магазины со снаряжением и едой были натыканы вдоль дороги, словно крючки на длинной леске. Хозяева закрывали окна ставнями, запирали двери и покрепче привязывали фургоны. Мужчины с грязными усами в дешевой одежде бормотали что-то вроде: «Участок стоит всего пятьдесят баксов, а заработать можно миллионы!» – и размахивали мятыми бумажонками, которые стоили больше, чем земли, которые они продавали – если, конечно, они вообще продавали землю. Люди вроде и не замечали, что приближается буря.

Много лет назад, когда я рассказала Охотнику о своих родителях, он мне тоже одну историю рассказал: про глупцов, которые шли на север. Ему папа прочитал из какой-то книжки; значит, то была правда. Охотник говорил, что полные надежд мужчины и женщины шли на север через горы. Они покупали инструменты и участки земли вот у таких усатых мужиков, которые толпились в доках. Они верили, что их никто не обманет, да и зачем – ведь на севере уйма золота, хватит на всех. Через несколько месяцев эти глупцы возвращались на юг бледные, с потухшими глазами, без денег и надежд. Если возвращались.

Я не собиралась повторять ошибки тех глупцов, я не охотилась за землей, я охотилась за людьми, хотя от некоторых толку было не больше, чем от этих бумажек. Мои родители не дураки, все в меня, они себе, небось, жирный участок отхватили. Если честно, глядя на тех, кто шел на север, я думала, сколько ж им всем земли надо. Мои родители пришли туда пятнадцать лет назад. Да они, наверное, уже дворец себе построили и платят мечтателям за то, чтобы те за них золото добывали.

– Немного осталось, – сказал я себе. Я промокла до костей, но так было даже лучше – дождь смывал запах корабля и вонь Кабана.

Потом народ, подняв воротники, ринулся в ближайший бар, а я, как дура, осталась стоять в одиночестве посреди улицы. Тележка с промывочными лотками, прикрепленная толстой железной цепью к врытому в землю столбу, сдвинулась с места под порывом ветра.

Пенелопы нигде не видно. Нет, я ее не высматривала, просто была настороже. Заметила, что один из тех красавчиков с корабля внимательно на меня смотрит. Он направился ко мне, потом остановился и отступил, словно молодой волк перед вожаком.

– Документы! – донесся голос за спиной.

Я обернулась и увидела, кто тут вожак. Жирная бабища с широченными плечами, огромными руками и прической, как у вольного траппера. Жетон на груди, поношенная красная куртка, которая была ей мала, – все говорило о том, что она здесь закон.

– Документы! – повторила она. – И живо. Я не собираюсь тут весь день торчать.

Она смотрела не на меня, а сквозь меня. Тут столько народу, что могу поспорить, ей пофиг, кто с документами, а кто без. Она наблюдала за тем, как город закрывает окна и двери и готовится к буре.

Документов у меня не было, и я ничего ей давать не собиралась. Когда она это поняла, то взглянула мне в глаза и выпятила грудь. За спиной у нее появилась еще одна женщина в красной куртке.

– Где документы и билет? – спросила она.

– Нет у меня документов, – ответила я чистую правду. – За мой проезд знакомый заплатил.

– Это город Эллери! – произнесла бабища с пафосом, которого город явно не заслуживал. – Мы здесь отговорок не принимаем. Нет документов – проведешь ночь в камере, а завтра утром мы тебя вместе с грузом на юг отправим.

Против груза я ничего не имела, но провести еще два дня, качаясь на волнах и страдая от морской болезни, совсем не хотелось. Я окинула взглядом улицу, высматривая, как бы улизнуть половчее, и заранее попросила прощения у ребер. Однако здоровенная бабища схватила меня за руку и потащила в сторону дома, на котором была вывеска с нарисованным жетоном – таким же, как у нее.

Все произошло так быстро, что я не успела ничего сообразить. Она поймала меня, как лосося на крючок, и выдернула из воды. Следом семенила еще одна женщина в красной куртке. Да и красавчики поглядывали на нас искоса. Они ошивались неподалеку и могли слышать каждое слово. Одинокая девушка, без документов, какой-то знакомый за нее заплатил… Они ждали Колби и ящики со мной и Пенелопой. А теперь, видать, поняли: что-то случилось.

– Эй, вы чего? – сказала я. – У меня есть билет. Вы правов не имеете!

– Так покажи его, и ты свободна, – утомленно ответила бабища.

Мы подошли к зданию, и тут я увидела нечто, отчего мне захотелось бежать со всех ног. Мое собственное лицо. Оно уставилось на меня с рисунка, прибитого к стене. А рядом – портрет Крегара, который я уже видела в Долстоне и Генезисе. Чернила начали расплываться под дождем, но меня мог узнать любой.

Они знают, как я выгляжу. Лайон знает. Целый мир знает мое лицо, и меня кинут в одну клетку с тем ублюдком. Я попыталась выдернуть руку, но бабища держала крепко. Второй рукой я потянулась за ножом.

– Постойте! Извините меня! – произнес нежный голосок. Осторожно обходя грязные лужи, к нам направлялась Пенелопа.

– Тебе чего? – спросила баба в красной куртке.

– Вы взяли моего партнера, – ответила Пенелопа, грозно уставившись на меня, чтобы я не подумала рта раскрыть. Ее чудесное белое платье насквозь промокло и облепило фигуру, волосы прилипли к голове.

– Партнера? – переспросила жирная бабища.

– Да, – ответила Пенелопа, протягивая ей слегка промокшую бумажку, и добавила еще более нежным голоском: – Ее зовут Портер. Мы с ней едем на север. Простите ее за неблагоразумное поведение. Видите ли, она немного… не в себе. – Она постучала пальцем по виску. – Но работать умеет. Будет мне помогать.

Ветер хлестал меня по спине. Буря приближалась, и бабища начала нервничать.