Живое золото (СИ)

- Я понимаю вас, юноша, - качнулась профессорская бородка. - Вам не нравится этот примера? Но подумайте об одном. Что было бы, если бы гугеноты не были перерезаны? Протестантская Франция плюс Англия плюс Германия плюс Голландия плюс Скандинавия... - эта лига легко уничтожила бы Римскую церковь, лежащую в основе европейской цивилизации! Ведь одни французы, - не немцы, не англичане, - за каждый век, предшествовавший Реформации, несколько раз брали и грабили Рим! Если бы они стали протестантами, уничтожить папство было бы легче, чем запереть его в Авиньоне, - и прощай, духовный стержень, на котором тысячу лет держалась Европа! Протестанты, может быть, умеют торговать или творить милостыню, но они - люди д е л а, а не с л о в а, в них нет филологической жилки, любви к Слову - основе культуры! Они не способны, например, на проведением многочасовых диспутов об одном слове в Евангелии, они не ставят фразу в символе веры выше жизни целых стран, они не могут породить ничто равное "Божественой комедии" - только сказки о Фаусте, о грешнике, о расколе! Герой раскола, поправший всё ради знания, как ни был бы н привлекателен, никогда не сравнится с духами дантовского рая, инквизиторами и пророками, поправшими всё - ради С л о в а, ради Бога! Апч-ч-хиии! Апчхи-и-и! АПЧХИИ!... - здесь Домострой разразился громовым чиханием, которое продолжалось минут пять. Видно, он весьма разволновался.

- Вам плохо? - попытался спросить Андрей, но теневой правитель махнул ему рукой, - мол, отстань. Видимо, чихание доставляло этому существу удовольствие, для которого он и изводил себя проповедями. Несколько минут запылённые вещи в кабинете Домостроя содрогались от громового чиха. Рублёв молча созерцал это зрелище, стараясь не улыбаться.

Прочихавшись вдоволь, мэтр продолжил речь.

- Так вот, юноша. Организаторы Варфоломеевской ночи знали многое. Они знали Библию, в которой сказано: "Если брат твой отречётся от истинной веры, убий брата твоего!" Они помнили, что Моисей, получил десять заповедей, первым делом приказал левитам убить тех родичей своих, кои не веровали в его скрижали и поклонялись золотому тельцу! И потому Варфоломеевская ночь была горькой, болезненной, но необходимой операцией, принесшей сладкие плоды французской католической культуры, от Паскаля до Тейяра де Шардена, в последующие столетия! А из этого п о д в и г а гуманисты сделали заурядную поножовщину, - они, видимо, забыли, что Ромул, первый европеец, принес в жертву своего брата Рема, чтобы на его крови основать Рим - и с ним Европу! Они забыли, что мир без жертвы, без ритуального кровопускания раскис бы, завял, превратился в гнилое стоячее болото и рухнул бы - не от угрозы извне, а от собственной внутренней слабости, безжизненности, анемичности!

Это и угрожает нам сегодня. Люди прощают друг другу преступления, заменяя смертную казнь на принесение извинений, и считают это добротой. Но прощать зло значит попустительствовать ему. Христос призывал нас прощать обидчиков - только для того, чтобы Он Сам отомстил им! Наказание не отменялось, оно просто переносилось в высшую инстанцию, становясь оттого только тяжелее. А те, кто рассказывает басни о сентиментальной доброте проповедника из Галилеи, еще увидят, как его пронзенные гвоздями ладони сожмутся в кулаки, как он кровоточащими от гвоздей руками укажет им дорогу - в преисподнюю, рядом с которой пытки инквизиции покажутся детскими играми! А-а-а-пчхииии!

О Господи, что же я так... Не обращайте внимания, юноша. Слушайте! Чтобы мир не погиб, нам, высшему звену общества, необходимо задуматься о спасительной деградации человечества. Если оно шагнет еще чуть выше, к большей доброте, чем заповедовал нам Спаситель, - оно лишится иммунитета к насилию. Малейший вирус насилия, проникший в их души, не встретит в них сопротивления - и заразит их смертельной злобой. Люди будут совершать преступления, стократ страшнейшие, чем все, что мы знали доселе, если мы не научим их - сейчас - контролируемой глупости, контролируемому насилию, контролируемой жестокости. Несколько религиозных войн или пара-друга волн массовых репрессий сделают им ту прививку, которая поможет выстоять от возможных в любой момент вторжений вируса насилия. Люди должны огрубеть, озлобиться, деградировать, - иначе им не выжить.

И в этом им должны помочь мы, власти. И вы - в первую очередь! А-апчхи!!! Вы должны стать плохим царем, деспотом, Калигулой, Андреем Грозным. Вы научите их равнодушно смотреть на кровь. При вас люди смогут снова закалывать своих первенцев на алтарях, чтобы привлечь к себе удачу. И вы должны показать им пример - праведного насилия, праведной жестокости. Это необходимо, чтобы спасти их от иной, неправедной злобы, которая стократ хуже и опаснее. Вот ваш путь, и иного не дано! Апчхи! - последний чих Домостроя прозвучал торжественно, почти как "аминь". Рублёв угодливо кивнул ему, держа в кармане кукиш.

Носовой платок Андрея к этому времени пришёл в полную негодность, и Александр Люцианович, ничтоже сумняшеся, препроводил его в корзину, полную мусора.

- Пройдёмте в медиазал, юноша. Я покажу вам то, чем вам предстоит заняться, - глухо произнёс он, встал с кресла и шаркающей старческой походкой направился к потайной двери, находившейся в стене, рядом с окном. Нажатие спрятанной среди мусора кнопки открыло её, и глазам старика и юноши предстал большой зал-амфитеатр. Его арена которого представляла из себя большой экран, над которыми двигались трёхмерные голограммы людей и вещей, находившихся далеко отсюда.

- Посмотрите сюда, Андрей Тимофеевич. Вы увидите своими глазами, как изготавливается главный резерв планеты - Живое Золото. К этому причастны и ваши друзья... Вам ведь знаком этот человек? - сухая рука старика указала в центр арены.

Там, привязанный за руки и за ноги к чему-то вроде светящегося вертела, вращался над круглым колодцем Глеб Лямзиков. Он был одет так же, как и в последнюю встречу с Андреем, в Осдомлите, - в зелёную вязаную кофту, бежевые брюки, нелепый берет. Выпученные глаза-блюдца смотрели в никуда, толстые губы что-то растерянно шептали.

Из колодца поднимался сизый дым, обдувавший те части тела Лямзикова, которые при вращении оказывались снизу.

- Из него делают золото? - сглотнул Рублёв. - А почему... почему из него?

- Апчхи, - подтвердил догадки Андрея Домострой. - Он был парень честный, чистый, на золото годился. Мы за ним давно следили. А после вашего дебоша в Осдомлите осмелел парень, не тому человеку о вашем престолонаследии сказал. Не ждали мы от него этого... Бог любит молчаливых. Пришлось раньше времени его оприходовать... Золота, может, будет чуть поменьше, но зато качество сохранится.

Тем временем тело Лямзикова от окуривания дымом стало прозрачным, как будто из стекла. Внутри стеклянного футляра светилось огненное сердце. Его золотое сияние постепенно распространялось по всему телу, ярким пятном выделяясь среди сизого дыма, заполнившего всё пространство голографического экрана.

Когда свет проник во все органы несчастного Лямзикова, его тело вспыхнуло нестерпимо ярко и начало стремительно сокращаться в размерах и обугливаться. Через минуту над колодцем уже не было человеческой фигуры, - только кусочек коричневатого вещества парил в воздухе и источал невыносимую вонь, хорошо передававшуюся современной голографией.

- Вот так. Вы чем-то недовольны? - спросил у хмурого Андрея Домострой, выключив трансляцию. - Всё хорошо. Лишний человек принёс пользу обществу. Добро снова победило.

- Да. Только что-то очень оно злое, это добро... - угрюмо ответил Рублёв.

- А иначе ему не победить. Такова жизнь, - закивал головой Александр Люцианович. - Вы поняли это, юноша? Это будет ваша работа - научить добро злиться! Иначе добра в мире скоро не останется! Вы - поняли?

- Что надо, то понял, - тихо сказал Андрей.

- Вот и славно! Апчхи! - торжественно закончил беседу Домострой.

Подготовительная лекция была прослушана.

Пришла пора царствовать.