Семь тысяч сто с хвостиком (СИ)

- Ти у справ╕ говори! Отсавться ╕ чекати, коли стр╕льц╕ п╕дуть по яру нас шукати, теж не можна, - ответил ему другой гусар.

Андрей, слушал их и на душе ему становилось все неспокойнее и неспокойней. Они оказались в ловушке, причем попали в нее сами, добровольно, по его же глупости. Это же надо было прыгнуть в яму, которая не вела никуда! В оправдание свое он мог только сказать, что этому способствовало его плохое знание местности. Он перепутал этот овраг с тем, что находился невдалеке, вот именно тот овраг был протяженным и края у него были пологими, и вел он аккурат между лесочков и дорог далеко от Тулы. Именно на него рассчитывал Шушкевич, когда прыгнул с дороги в овраг, а за ним весь его отряд. Ошибся он. И эта ошибка теперь может стоить ему и его людям жизни.

Его люди, пока не стала прибывать подмога стрелецкой десятке прошлись по оврагу и установили, что он никуда не ведет. Скорее он был похож именно на большую и протяженную яму. Все стороны кроме одной были очень крутыми, скользкими от грязи и льда, да к тому же и осыпались они изрядно стоило только попытаться полезть наверх, как ты скатывался вниз, вслед за осыпающимся песком и глиной. Можно было еще попытаться пройти по дну оврага и вылезти наверх вдалеке от стрелецких костров и возможно кто-нибудь из его людей даже сможет уцелеть пока стрельцы их не услышат и не бросятся в погоню. Пожалуй, это был единственный шанс хоть кому-то спастись.

Андрей проклинал себя, но его самобичевание и признание вины не могли спасти ни его самого, ни его людей. Надо было идти на риск, оставаться дольше и ждать, когда стрельцы начнут прочесывать овраг было нельзя. Вот тогда их всех ждала неминуемая смерть. А так имелся хоть и небольшой, но шанс спастись.

- Друз╕ мо╖, нам залиша╓ться т╕льки одне. Зараз ми спробу╓мо вил╕зти в дальней сторон╕ яру. Хто встигне, той нехай б╕жить до сов╕м в слободку, хто не встигнути нехай пр╕криват стр╕ляниною тих, хто вибереться з яру.

- Так як можна прикривати з яру? Треба спочатку п╕дповзти до краю?

- В╕рно, ось той, хто п╕дповзе ╕ не встигне втекти ╕ повинен прикривати т╕кають! - приказал Шушкевич. Он, конечно, понимал, что попытка очень опасная и опасность смертельная, но другого ничего не оставалось, ждать, когда к ним придут стрельцы, было еще опасней.

Андрей еще раз подполз к краю оврага, рядом с назначенным им же наблюдателем и осторожно выглянул. Да, его рассуждения подкреплялись увиденным. Стрельцы прибывали. Число костров увеличилось. Если предположить, что вокруг одного костра разместилась десятка, то скорее всего в погоне за ними уже участвовало больше сотни стрельцов и городских казаков. Лежа на холодной земле, словно гадюка он наблюдал за вновь приходящими врагами и у него засосало под ложечкой. Неужели это конец? - крутился в его голове один только вопрос. Вот так совсем бесславно, как загнанный зверь он закончит свою жизнь? Что он успел в своей короткой жизни? Да в общем-то ничего! Так, кое-что заслужил, кое с кем был знаком. Но не оставил он после себя ни детей, ни плачущей жены, ни славных подвигов. Обидно стало Шишкевичу, что все вот так обыденно и просто завершиться для него. Не о таком конце он мечтал порой, не такую картину рисовал в своем воображении. Он представлял, как погибая, весь израненный, стоящий на горе из тел, поверженных врагов, без пуль и пистолетов, с одним только обломанным клинком, погибает, унося с собой еще троих москалей. Но получится ли такое сейчас, не произойдет ли все по-другому, просто и некрасиво? Видимо, именно так все и случиться... Но нет! Он просто не сдастся! Даже звери, загнанные в ловушку, и те сопротивляются. Он участвовал лет десять назад в охоте на волков. Отчего-то он вспомнил это жестокое развлечение шляхты и невольно представил себя на месте того связанного молодого волка. Он вспомнил, как тот скалил перевязанную пасть, вспомнил острые, как кинжалы, клыки, вспомнил как из пасти волка текла слюна. Но все это удалилась на второй план, когда перед глазами всплыла картина глаз пойманного зверя. В них Шишкевич тогда прочитал, и страх, и обреченность, и ненависть к охотникам. Наверное, и у него будут такие же глаза, если стрельцы стреножат его.

- Ну нема╓! Я не дамся! - прошипел шляхтич, сползая на дно оврага.

Там он встал, отряхнул куски глины и прилипшей грязи и подошел к сидевшим в ожидании его решения, гусарам.

- Оч╕кувати дал╕ не можна! Треба прориватися! Стр╕льц╕в вже п╕втори сотн╕ ╕ скоро вони п╕дуть на штурм.

Он распорядился так. Двое гусар оставались прикрывать их отход. В случае если они увидят, что стрельцы обнаружат отступающих и кинуться в погоню, эти двое должны открыть огонь и отвлечь преследователей на себя. Ежели все пройдет гладко, то они тихо и незаметно тоже попытаются вылезти из оврага и скрыться. Местом встречи была назначена Петровская слобода, там, где собирались основные силы смуты. Оставив прикрытие, помолившись, отряд тихонько пошел по дну оврага. Оставшиеся прикрывающие подползли к краю и замерли. Сам же Шишкевич с остальными гусарами тихо стал пробираться к дальней его части, минуя по дну костры стрельцов и оставаясь пока незамеченными.

Когда они добрели до стены оврага, преграждавшей им дальнейший путь, то по двое, помогая друг другу, стали карабкаться наверх. В темноте ползущие и цепляющиеся за камни, корни, выступы люди казались какими-то насекомыми, гадкими и опасными, так, подумалось Андрею. Он подождал пока все пары начнут свое движение, после чего последовал их примеру.

Наконец первые из отряда добрались до края оврага луна вышла из-за туч и осветила невеселый тульский пейзаж. Андрей докарабкался вслед за остальными до поверхности и замер. Саженях в ста от того места, где они выглядывали горели два костра. Со дна оврага разведчики не увидели их пламени. Шишкевич присмотрелся. Точно сосчитать сколько человек их караулило он не смог. Темные силуэты плотно окружили кострища, кое-где они терялись в темноте и подсчитать стрельцов не получалось. Значит его план был на грани провала. Москали рассчитали все и вот на такой случай оставили караул. Что ж оставалось прорываться силой. И все-таки он оказался прав, пойдя именно таким путем. Костры здесь горели ближе и фактор внезапности мог сработать. Прикинув расстояние, Андрей убедился, что даже если произвести залп из оврага, пули могут достичь караульных. А из этого следовало, что им нужно будет находясь в укрытии оврага, пальнуть по стрельцам и тут же ринуться в атаку. Добежав до неприятеля, он вступят с оставшимися в живых в рукопашный бой и, возможно, часть его отряда сможет вырваться из окружения.

Андрей спустился вниз. К нему подползли остальные. Все были растеряны, но полны решимости.

- Заряджайте п╕столети. Будемо прориватися! - приказал Шушкевич. Он сам достал из-за пояса два своих кремниевых пистоля и стал набивать их порохом.

К сожалению, он мог сделать только два выстрела, впрочем, у каждого из его отряда было по два пистолета, а это означало, что при метком выстреле можно повергнуть аж до двадцати неприятелей. И уже потом вступить с ними в бой на саблях. Прорвемся убеждал сам себя шляхтич. Хотя, конечно, ему ничего другого и не оставалось, либо погибнуть, прячась в яме, либо погибнуть, но геройски, атакуя неприятеля и, возможно, даже вырвавшись из тисков врага. Зарядив свои пистоли, он вытащил из ножен кривую саблю и провел по ее острию пальцем. Она была холодной и острой, с маленькими зазубринами в середине лезвия, там, где встречала удары неприятеля. Он всегда испытывал какой-то сверхъестественный трепет перед любым холодным оружием. Наверное, потому что пуля не могла тебя ни порезать, ни тем более убить, пока она не вылетела из ствола пистолета или пищали, с огнем, дымом и грохотом. А вот клинок совсем другой, он тих, но тем не менее спокойно и уверенно, наглядно показывал свою опасность и беспощадность, просто разрезая порой кожу на пальце. Краем глаза Андрей видел, что его отряд, как и он настраивался на серьезную, смертельную баталию с превосходящим своей численностью врагом. Гусары готовили свои пистолеты, кое-кто, протирал клинок сабли, которая нет-нет, а сверкала под бледной луной. Сколько поляжет его людей? - думал Шишкевич. - Да и сам он останется ли в живых или нет? Он не думал о своих врагах, москалях, чьи жизни не могли сравниться с жизнями благородных ляхов. Пусть их поляжет, как можно больше. За смерть каждого из своего отряда он готов был принять две, три смерти москалей, никак не меньше, не говоря уже о том, чтобы его люди погибли просто так, без обмена на вражеские жизни, без страшного выкупа.