Тайна Летающей Женщины или Исповедь Старейшины Чая

Ши встал, поклонился зеркалу и пошел спать, еще ничего не зная о своем пути, кроме того только, что с ним на его Пути Воина будут Спокойствие и Уверенность.

Для меня эта ночь, наоборот, оказалась беспокойной. Во-первых, сначала была великая радость. Свет стал пульсировать — это был знак, что малыш обрел свое сердце. У ребенка нет еще ни лица, ни ног, ни рук, но уже бьется сердце. Моей радости не было предела. Бао спала, на ее прекрасном лице играла улыбка-воспоминание о вечерней встрече с Ши, когда она вернулась, сияя от радости, в разноцветных каплях фруктовых соков — вся сладкая, радужная и счастливая.

Но дальше произошло непонятное. Интенсивность света стала уменьшаться. Я понимала, что происходит что-то не то. Решение нужно было принимать незамедлительно. Внезапно меня осенила догадка. Ведь если у Бао нет нефритовых гроздьев, значит, нет и их эссенции в ее крови, а значит, пока зародыш сам не те начнет вырабатывать эту эссенцию, что должно произойти только через два месяца, Бао должна получать ее от кого-то. Этой эссенции много в «Порошке Золотой Курицы», но где мне его сейчас взять?

Время шло, а свечение убывало. Впервые я задумалась, как хрупка может быть жизнь. Но только не сейчас, но только не эта жизнь! Единственное, что я могла сделать, это отдать ей пару своих нефритовых ягод. Но ведь это придется делать каждый день в течение двух месяцев. Поэтому я незамедлительно вызвала посыльного и, написав письмо для сестры Фу, отправила его срочно в монастырь. Сама же я не могла покинуть Бао ни на минуту. Я приказала принести мне все компоненты, которые были необходимы для снадобья. Все было выполнено мгновенно, недовольным был только дворцовый повар, лишившийся своей любимой свиньи, готовой вот-вот одарить его приплодом, не понимающий, зачем резать столь ценное животное в такое интересное для него время.

К утру, когда решение было уже найдено, я немного успокоилась. Во всяком случае, несколько вариантов выхода из ситуации есть, к тому же скоро еще и «Порошок Золотой Курицы» будет у меня, а может, что-нибудь еще, что порекомендует сестра Фу.

Через несколько дней я получила ее ответ. В своем ответном письме она писала, что рада, что Бао забеременела, и желала мне удачи. Кроме того, она действительно прислала еще несколько препаратов, приготовленных ею лично для Бао, с подробным описанием составляющих, чтобы я смогла их воспроизвести в случае экстренной необходимости. Она была признательна мне, что я ценю ее знания и не постеснялась обратиться за помощью. Далее она писала, что я могу всегда на нее рассчитывать. Это было очень кстати, так как сложности только начинались.

Тем временем для Ши настала совсем другая жизнь — жизнь Воина-правителя. Целыми днями он вместе с монахом-Учителем отрабатывал тактику и стратегию боя, причем уже не единоличного, а войскового.

Он выучил наизусть «Трактат о военном искусстве» Сунь-Цзы:

«У того, кто умеет обороняться, противник не знает, где ему нападать».

«...Поэтому сказано, что тот, кто знает врага и знает себя, не окажется в опасности и в ста сражениях.

«Тот, кто не знает врага, но знает себя, будет то побеждать, то проигрывать.

_ Тот, кто не знает ни врага, ни себя, неизбежно будет разбит в каждом сражении».

«Непобедимость заключена в себе самом, возможность победы заключена в противнике. Поэтому тот, кто хорошо сражается, может сделать себя непобедимым, но не может заставить противника обязательно дать себя победить».

«Кто — еще до сражения — побеждает предварительным расчетом, у того шансов много; кто — еще до сражения — не побеждает расчетом, у того шансов мало».

Далее они выработали тактику сбора войска. Первым делом было решено пригласить участвовать в походе дерзкого смельчака-поэта Синь Ци-цзи, который писал свои «цы» о трусости императорского двора, бросившего Кайфын на растерзание кочевников и оплакивавшего участь тех, кто должен был жить под властью чжурчжэней. В 1163 г. он предпринял дерзкий поход в стан чжурчжэней, чтобы отомстить предателю за убийство своего друга- военачальника.

Незадолго до этого Синь, влившись со своим отрядом в армию «Верности и справедливости», действовавшую в Шаньдуне под командованием полководца Гэн Цзина, стал его ближайшим соратником. Однажды Синь по заданию Гэн Цзина выехал из лагеря. В его отсутствие в армии вспыхнул мятеж. Заговорщики убили полководца и переметнулись на сторону противника. Узнав об этом, Синь сколотил небольшой отряд и под покровом ночи совершил дерзкий рейд во вражеский стан. На глазах у растерявшегося неприятеля он схватил, «как перепуганного зайца», главаря мятежников, пировавшего с чжурчжэнями, доставил в южносунскую столицу и здесь собственноручно казнил. Однако теперь Синь больше сидел в кабаках или васах [11] и своими стихами привлекал многих недовольных политикой двора.

Ши вместе с монахом-Учителем решили после первой стражи, в семь часов вечера, отправиться в кабак, где любил бывать Синь.

Ослепительный белый скакун в боевой экипировке гордо посматривал на обезумевших прохожих, падающих ниц перед Наисветлейшим Ши. Монах-Учитель следовал рядом на огненно-рыжем жеребце. Город тысячи дворцов и полутора миллионов домов жил своей вечерней жизнью. Остались позади многоярусные пагоды, живописные беседки, книжные лавки и каченные библиотеки, цзяофан — музыкальная школа, дома вельмож в несколько этажей.

Около кабака «Красный фонарь» они остановились. Стоя у ворот, монах-Учитель попросил передать Синю, что к нему приехал Наисветлейший Ши, чтобы пригласить его, Синя, принять участие в походе против чжурчжэней. Однако тот в пьяном угаре наговорил много обидного и не пожелал выйти, сказав, что пусть сунский выродок встанет перед ним на колени, только тогда он пойдет под его знамена.

Ни один мускул на прекрасном молодом лице не дрогнул. Ши бросил соболью накидку на землю под копыта своего коня и потянул за поводья, уговаривая коня встать на колени. Умное животное встало своими нежными, тонкими коленями на соболью накидку, грациозно изогнув шею. Люди стали собираться на площади перед кабаком. Невероятная тишина царила вокруг. Обезумевшие и упавшие ниц простолюдины в пеньковых одеждах замерли в священном страхе перед Наисветлейшим Ши. В это время повисшую над площадью тишину взорвал голос Ши, которому могли бы позавидовать самые голосистые монахи. Под мелодию «моюэр» он начал декламировать стихи Синь Ци-цзи, написанные им в год цзихай [12] на банкете в беседке Сяошаньтин по случаю перевода Синя на должность распорядителя продовольствием из провинции Хубэй в провинцию Хунань.

— Опять дожди

И бесконечный ветер!

Каким же надо

Обладать терпеньем!..

Весна готова

Раствориться в лете,

Живет она Последние мгновенья.

Ее прошу я

Не спешить с уходом,

Как жаль, что было Раннее цветенье!

Теперь вдвойне,

Когда под небосводом

Сонм лепестков

Проносится в смятенье.

Постой, весна,

Не уходи! Куда ты?

Я слышал — травы

Разрослись стеною.

С пути собьешься —

И не жди возврата!

Молчит весна,

Не говорит со мною.

Но мне видны

Весенние приметы

В тенетах,

Заплетенных под стрехою.

Они пух ивы

С самого рассвета

К себе влекут

Незримою рукою.

Боль одиночества

С тоской его бескрайней!

Я тишины

На башне не нарушу.

Что там увидишь?

Ивы лишь в тумане

Да луч заката,

Леденящий душу!

Становилось все больше людей разных сословий и разного положения. Студенты, чиновники, монахи и торговцы останавливались, с изумлением осознавая присутствие Наисветлейшего в столь необычном для него месте.