Тайна Летающей Женщины или Исповедь Старейшины Чая

— Тогда я хочу полететь на луну, где растет дерево гуйхуа [9], из коры которого заяц, живущий на луне, толчет лекарство бессмертия.

— Но кроме зайца на луне живет фея Сиванму в своем Лунном Дворце. А путь к своему бессмертию ты можешь начать прямо сейчас, выполняя это упражнение. Это будет твой первый шаг на Пути из тысячи шагов.

Упражнение оказалось слишком сложным. Пришлось даже принести зеркало, чтобы Ши мог видеть свои ошибки и исправлять их. До упаковки энергии и вообще до работы с энергией дело не дошло. Мышцы не расслаблялись, а спина никак не хотела быть ровной. Погрузившись в работу, Ши забыл об утреннем происшествии и тем более о ночном сне. Однако после завтрака, когда он лежал на подушках и наблюдал, как прирученные лемуры флиртовали среди нежно-розовых кустов азалий, в его покои неслышно зашел воин-охранник и доложил, что его супруга посетила его и просит разрешения войти.

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ

БИТЬ ПО ТРАВЕ, ЧТОБЫ ВСПУГНУТЬ ЗМЕЮ

Ши дал разрешение войти и сам привстал с подушек, чтобы встретить ее у входа. Бао часто и прерывисто дышала, не в силах справиться с волнением от собственной смелости. Однако она не хотела ждать и слушать моих советов. В руке она держала чайную розу, сжимая ее так сильно, что на нежных пальчиках выступили росинки крови. Ши протянул ей руку и хотел помочь пройти в центр комнаты, однако, как только он прикоснулся к ней, теплая волна толкнула их в объятия друг к другу, и они замерли обнявшись, не имея сил пошевелиться или оторваться друг от друга.

Затем они медленно опустились на подушки, нежно прижавшись друг к другу, и заснули.

Так они спали, пока не наступила вечерняя прохлада. Им был подан ужин, состоящий только из фруктов. Бао привлекла необычность вкуса монстеры, которую она раньше никогда не видела. Нежная мякоть по вкусу напоминала ананас и банан одновременно. Этот плод, похожий на молодой початок кукурузы, она увидела впервые, так как в оранжерее ее отца такого растения не было. Другие фрукты были мелко порезаны, чтобы их удобно было брать палочками.

Когда Бао очередной раз потянулась за кусочком монстеры, Ши ловким движением своими палочками захватил ее палочки, и они устроили целый поединок по фехтованию на палочках, испачкав друг друга фруктовым соком и выхватывая друг у друга из палочек кусочки фруктов.

Вдруг в комнату зашли сразу двое слуг Наисветлейшего, один из которых передал приказ для Ши срочно явиться к отцу. Ши вскочил, быстро сбросил с себя одежду, окунулся с головой в бассейн и надел официальную одежду для посещения отца. Через несколько минут он уже был в тронном зале с желтыми круглыми колоннами и троном, украшенным резными позолоченными изображениями драконов на фоне пронзительно-синих, светло-сапфировых инкрустаций, на котором на полумягкой толстой подстилке, обитой светло-зеленым шелком, восседал Наисветлейший. По обе стороны трона стояли подставки на четырех ножках из темного дерева, на которых стояли два слона из зеленой яшмы.

Ши прошел мимо рядов вооруженных стражников под бой ритуальных барабанов и пронзительные звуки рожков, разрезающих пространство, заполненное многочисленными треножницами и курильницами в форме журавля и черепахи — символов успеха и долголетия, — из которых поднимался дым благовоний из молодых побегов сандалового дерева и сосны.

Лицо Наисветлейшего было, как всегда, улыбчивым, но глаза выдавали печаль. Он подал знак рукой — и все слуги удалились. Отец и сын остались одни. Ши стоял на коленях, преклонив голову перед ступеньками, ведущими к трону. Ступенек было семь, они были сделаны из мраморно-желтого камня твердой породы с золотыми прожилками, названия которой Ши не помнил. Он не видел, но чувствовал каждое движение души и мысли своего отца и понимал, что разговор будет серьезным и его последствия для него будут далеко идущими.

Наисветлейший жестом разрешил сыну подняться на ступеньки и сесть перед троном. После некоторого молчания, которое подчеркнуло громадные размеры тронного зала, замершего в ожидании, пропитанном сандалом, сосной и полынью, Наисветлейший начал свою речь, каждое слово которой он произносил медленно, как будто хотел услышать эхо, как будто оставлял недописанным иероглиф:

— Многие упрекают меня в отсутствии боевых действий против чжурчжэней. Я считаю, что у нас достаточно девушек, умеющих делать шелковые ткани. Ведь несколько шелковых полотен спасают жизнь тысячам подданных. Бунтуют те князья, которые потеряли свои земли. Но почему я один обязан защищать их земли, когда они не сделали ничего, а только выли и тявкали из подворотни? Если бы они хотели, то сами бы могли вставать на заре и заниматься боевыми искусствами, а не искать новых наложниц. Возможно, я и не дал некоторым валяться на подушках в своих дворцах, но я дал Китаю порох, компас и книги, которые теперь печатаются по всей стране.

Что же, пусть эти князья тоже присоединятся к тебе — и пусть только попробуют не присоединиться! — тогда они сами пусть упрекают себя.

Но не содействуй ни победе, ни поражению. Победа немыслима. Кочевники, как крысы, не знают страха и не помнят поражений. Они толпами идут туда, где другие создают богатства, опустошая города и целые области. Лучше бросить им кусок и заткнуть на время их глотки. Пусть я имею плохой мир. Но этот мир дает возможность нам развиваться, поэтам писать, художникам творить, строить дворцы и города, храмы, женщинам рожать и радовать нас.

Целые группы и отряды собираются пойти войной против завоевателей и освободить нашу землю. Но силы не равны. Китай — это мед, а кочевники — это мухи, которые плодятся многократно, когда их убивают. Собери под свои восемь знамен всех недовольных, всех, кто хочет пойти на войну с чжурчжэнями, всех, кто упрекает меня в бездействии и слабости, поведи их. Пусть те, кто кричит о храбрости, проявят храбрость, как могут, пускай они сами послушают звуки хуского рога [10].

Этим ты решишь две задачи. Первая — ты уведешь всех недовольных из Ханчжоу, оставив мне разбирать интриги дворцовой мелочи и трусливых выскочек. Если ты победишь, то слава тебе — моему наследнику, а значит, и мне. Это усиление империи. Если ты проиграешь, то все, кто против моей политики, будут разбиты и убедятся в моей правоте. И никто не посмеет сказать, что я трус, ведь ты — мой сын. Но тебе еще рано управлять государством, а для ратных дел — ты уже Воин, идущий по Пути Воина.

Иди — и любой исход приведет нас к победе. Но береги себя, гордыня не стоит того, чтобы отдавать за нее свою жизнь. Пускай погибают те, кто упрекает нас в трусости, пускай они демонстрируют свою смелость. Помни, ты должен проявлять осторожность и выжить любой ценой. Если надо, принимай вид простого воина. Монах-Учитель поедет вместе с тобой.

— Когда? — сдержанно спросил Ши.

— Астрологи скажут, когда звезды будут расположены к тебе. Но уже завтра ты должен начать собирать под свои знамена всех, кто хочет Ч пойти в поход против чжурчжэней, чтобы освободить Кайфын. — При слове «Кайфын» улыбка Наисветлейшего приобрела оттенок грустной усмешки.

Ши вернулся в свои покои. Комната была убрана, Бао перенесли в ее комнаты. Ши долго сидел перед зеркалом, всматриваясь в свое будущее. Восьмирукая воинственная Небесная Богиня и воины, которые были в два раза меньше ее размерами, по обе стороны от нее, расположенные в нише в другом конце зала, отражались в зеркале и при изменении освещения казались живыми, пришедшими из неизвестного будущего.

В верхней правой руке Небесная Богиня держала меч, в средней — стрелу, в нижней — копье, в левой верхней она держала щит, в средней левой — лук, а в нижней левой — колчан для стрел. Еще одна правая рука, кисть которой с сомкнутыми большим и указательным пальцами была обращена ладонью вверх, располагалась на уровне Дань-Тяня, а кисть левой руки, с сомкнутыми большим и указательным пальцами, была направлена вертикально вверх, причем большой палец был прижат точно к сердцу. На вершине огненно-красного нимба Небесной Богини находился лотос с голубыми лепестками, из которого как бы вырастала трехъярусная пагода. Голубые и алые ленты, украшающие Небесную Богиню, при колебаниях света свечей, казалось, извивались, а сама она казалась летящей, размахивающей шестью руками и побеждающей в спокойствии и медитации, о чем говорили ее руки около Дань-Тяня и сердца. Спокойствие и уверенность Небесной Богини передались Ши, как священное послание, сделанное некогда посвященным монахом-скульптором.