Проверка

Прости, но я никогда не стремился сюда попасть.

Ее веселый смех, казалось, заглушил гул призрачных голосов.

Ты стремился увидеть и познать все чудеса вдали от дома. Мысли твои мечутся и меняются вместе с твоим настроением, радость и печаль горят в тво­их глазах с яркостью звезд-близнецов, вечно кружащихся в бесконечном танце.

А это и для вас чудеса? Я думал, это давно прошедшие времена.

Впитывай знания, Оззи, в странствиях по тропам через потерянные миры. И к радости своего упрямства, ты исполнишься понимания. Чудеса несут в себе не только радость, но и печаль. Они связаны неразрывно в одно целое — и ра­дость и печаль должны сопутствовать нашей жизни. Ты пришел туда, где быва­ют немногие, сюда привела тебя жажда и твоя громкая песнь. И мы рады тебе, хотя не готов ты упасть в круг света и воздуха, где горькая и сладкая песнь прозвучит до конца.

Это и есть ответ о барьере Пары Дайсона? Расскажи мне о плененных звездах. Я так много хотел бы узнать.

И ты узнаешь, когда пройдешь этой долиной смерти к скорбящим и уми­рающим теням.

Ты верно издеваешься надо мной, — по-английски пробормотал он. — Ты цитируешь мне Библию?

Длинный язык женщины-сильфена задрожал в центре ее рта.

Это и есть то место, куда я стремился? Мы попали в тюрьму, пленившую звезды? Ваши тропы проходят сквозь стены тьмы?

Оставь свои цифры и огрубевший голос, милый Оззи, и научись петь. Песнь — это истинная участь тех, кто живет и любит жить.

Я не понимаю, — простонал сквозь стиснутые зубы. — Я не знаю, можно ли это считать ответом. Что это за место? — Он с тоской взглянул на сильфенов и снова перешел на их язык. — Что привело вас в эту долину смерти? Зачем вам эти мучения?

Слабые и хрупкие, мы приходим сюда, чтобы закончить нашу песнь и оты­скать свое место среди тех, кто должен прийти. Долгим был наш путь, яркими были освещающие нас лучи, громкими были спетые нами песни, мягкой и твер­дой была под ногами земля. Скоро закончатся наши странствия.

Так вот оно что? Это и есть конец тропы сильфенов? Ваши странствия заканчиваются в этой долине?

Оззи! — крикнул Орион. — Оззи, призраки уходят.

Он оглянулся. У последней пары деревьев встречное давление почти ис­чезло. Толпы призраков рассеивались, давая возможность лучам солнца в пол­ную силу осветить неровное каменистое дно каньона. Пока он смотрел по сто­ронам, утихли последние звуки голосов. Оззи покачнулся от неожиданности и выпрямился в полный рост. Над ними во всю стену каньона возвышался осыпающийся город-дворец чужаков.

Тропа, по которой мы идем и которую любим, тянется по кругу, Оззи, и потому никогда не кончается, — сказала женщина-сильфен. Голос ее звучал очень грустно, словно речь шла о смерти. — Она начинается, когда ты начина­ешь. Заканчивается, когда заканчиваешь ты.

А что в промежутке? Что там? Наши песни?

На тропе ты слышишь множество песен. Песни богатства. Песни страха. Иди, Оззи, иди и слушай прерванную песню этого мира. Здесь лежит твоя мелодия, следуя за ней ты идешь дальше за клубком тайн, которые и есть мы сами.

Сильфены взялись за руки, и высокая женщина протянула руку Оззи. Ори­он смотрел на него с тревогой. В переднем глазу Точи вспыхнул вопрос: «Что происходит?»

Скажи нашему другу, что я не знаю, — сказал Оззи Ориону. — Но я вы­ясню.

Оззи?

Все будет хорошо.

Он подал руку высокой женщине. Четыре пальца ее кисти, теплые и сухие, сомкнулись вокруг его ладони. Это прикосновение непонятным образом успо­коило Оззи.

Все вместе они подошли к вертикальным руинам. У подножия огромной насыпи расколотых камней Оззи увидел гладкий черный шар. Его диаметр со­ответствовал росту сильфенов. Оззи так и не понял, покоился ли шар на крас­новатом песке или парил в воздухе над самой поверхностью.

Сейчас ты узнаешь песню этой планеты, — сказала женщина. — Обычно она поет о своих последних воспоминаниях.

Оззи нерешительно замер. А потом в центре шара он увидел парящую пла­нету и с детским любопытством заглянул внутрь.

Перед ним было не изображение планеты, а ее призрак, как те чужаки, что странствовали по дороге на дне каньона. Давным-давно этот мир благополучно жил в космосе, и через его буколические леса проходила тропа сильфенов. Местные обитатели, медузообразные чужаки, как и многие другие расы, созда­вали свою цивилизацию и развивали науки. Они даже начали исследовать солнечную систему, отправляя примитивные корабли на соседние планеты и спутники.

И вот тогда появились имперские колонизаторы. Огромные космические корабли ворвались в звездную систему на ракетных двигателях и остались на орбите этого мирного и благополучного мира. Они провели в космосе не одно десятилетие и теперь с нетерпением стремились завладеть новым миром, где намеревались установить власть своей империи.

Война с захватчиками была столь же короткой, сколь и тщетной. Обитатели планеты сопротивлялись изо всех сил — они модифицировали свои ракеты, заменив оборудование оружием, и обстреливали корабли врагов. Однако на­несенные ими повреждения только разожгли ярость захватчиков.

В лесах же и лугах сильфены спешили по тропам, чтобы обрести мир и сво­боду, которой лишились те, чьим домом была эта планета. Проявление крайней жестокости обеспокоило даже волшебный народ, ведущий жизнь, полную ра­дости и добродушного интереса к мирам, по которым он странствовал. Наблю­дение стало для сильфенов тяжким наказанием.

У Оззи на глазах зловещие темные корабли обстреливали планету ракетами и бронебойными снарядами. Взрывы разрывали слои облаков и перемешивали атмосферу. Ударные волны опустошали мир. Земля гигантскими фонтанами вздымалась к небу. Океаны ревели от яростных бурь. Города и поселки исчеза­ли с лица планеты. В первые же секунды погибли десятки тысяч чужаков. Оззи знал их. Он ощущал их смерть. Их горе. Их страх. Их потерю. Их печаль. Их сожаление о разрушенных домах. Их отчаяние при виде гибнущих детей. Он видел каждого из них и переживал вместе со всеми. Гибель обитателей мира продолжалась, когда бомбардировка захватчиков превратила планету в мрачную радиоактивную пустыню, и космические корабли ушли на поиски более подат­ливых миров.

Оззи отшатнулся от шара, свернулся в клубок, и обильные слезы хлынули из его глаз, орошая сухой песок.

Он проплакал несколько часов, переживая боль бесчисленных смертей. За это время в его душе окрепла ненависть, какой он еще никогда не испытывал. Ненависть к тому, что было сделано. Ненависть к слепой тупости империали­стов. Ненависть к сильфенам, за то что они только смотрели и ничего не сде­лали. Ненависть к бессмысленной утрате многообещающей цивилизации. На­сколько лучше могла стать Вселенная, если бы мирные спокойные чужаки, населявшие этот мир, остались жить и впоследствии встретились с человеческой расой. Ему было горько сознавать, что встрече двух различных разумов так и не суждено состояться.

На склоне дня, когда слезы и жалобные стенания окончательно иссякли, он перевернулся на спину и уставился в безоблачное небо. Орион и Точи в трево­ге склонились над ним.

— Оззи, — жалобно протянул Орион, сам едва сдерживая слезы. — Оззи, не плачь больше, пожалуйста.

— Это так трудно, — прохрипел он. — Я был там. Я был с каждым из них, когда они умирали.

Его тело снова содрогнулось от рыданий.

— Оззи, пожалуйста, не надо!

Он почувствовал, как Орион в отчаянии сжал его руку. Его дом находился за много световых лет отсюда, родители пропали, а путешествие растянулось на много кошмарных месяцев. Этого прикосновения Оззи хватило, чтобы снова не погрузиться в пучину отчаяния. Какая ирония! Суперсамодостаточно­му Оззи понадобилось чье-то участие!

Хорошо, — тихо произнес он и ответил на пожатие Ориона. — Хорошо, только дай мне еще немного времени. — Он попытался сесть, но обнаружил, что тело ему не подчиняется. Манипулятор Точи мягко поддержал его за спину и помог приподняться. Оззи с некоторым страхом окинул взглядом каньон. — А где сильфены?