Падение Камелота

Как только корабли Артура приблизились к Дувру, стало ясно, что посланец не ошибался относительно силы Мордреда. На высоких белых утесах выстроились лучники. На берегу, под утесами, где развивалось знамя с двуглавым орлом, было черно от всадников, чьи доспехи блестели на солнце. Берег охраняли военные корабли. Мордред, шпионы которого проникли повсюду, получил известие о возвращении своего отца. Он старался помешать Артуру высадиться на родной берег.

Ему это не удалось. На мелководье, на отмелях разгорелся бой. Его вел Верховный король. В своем боевом запале Артур был страшен. Его воины дрались бок о бок с ним, тесня воинов Мордреда, пока те не смешали ряды и не побежали, карабкаясь на утесы и оставляя своих мертвых товарищей на красном от крови песке.

Потом воцарилась тишина, были слышны только стоны раненых, да раздавались крики птиц караваек, кружащих в небе. Корабли Артура стояли у берега. Он шагал между ними по морской пене, отыскивая мертвых, подбирая раненых. Он нашел Гавейна, который, скорчившись, лежал на дне галеры, наполовину скрытый скамьями для гребцов. Шотландский рыцарь был один. Его лицо было пепельным, глаза закрыты, волосы и бакенбарды испачканы кровью, которая сочилась из его трижды пробитого черепа. Когда Верховный король назвал его по имени, он открыл глаза. Но он молчал, пока оруженосцы короля не перенесли его на берег и не опустили осторожно на траву. Он облизнул свои пересохшие губы, и Артур наклонился, чтобы выслушать его.

«Сегодня мой смертный день», — сказал Гавейн. Он помолчал, собираясь с силами, и Верховный король ответил: «Я всегда больше всех доверял тебе и сэру Ланселоту. Теперь я потерял вас обоих и нет у меня больше радости в жизни».

Постой, дядя, — прошептал Гавейн. — Из-за меня и моей гордыни у тебя все эти беды и позор. Если бы Ланселот был с тобой — а он был бы с тобой, кабы не я, — эта злосчастная война вообще бы не началась. Я — причина всех этих бедствий». Он потребовал бумагу, перо и чернила. Их нашли в седельной сумке какого-то гонца. Король Артур обнял старого рыцаря и стал поддерживать его, и Гавейн написал письмо, которое потрясенные его учтивостью летописцы сохранили. Это письмо написано рыцарским языком, слова которого проникают в сердце и эхом отзываются через века.

«Тебе, сэр Ланселот, цвету всех благородных рыцарей, о которых я когда-либо слышал, я, сэр Гавейн, сын короля Лота Оркнейского, сын сестры благородного короля Артура, шлю привет и сообщаю, что в десятый день мая я получил удар по старой ране, которую ты мне нанес у города Бенвика, и из-за этой раны я встречаю свой смертный день. И я хочу, чтобы все знали, что я, сэр Гавейн, рыцарь Круглого стола, сам искал смерти, которая пришла ко мне не по твоей вине, а потому, что я сам искал ее. Поэтому я прошу тебя, сэр Ланселот, снова вернуться в это королевство, прийти на мою могилу и прочитать над ней молитву, длинную или короткую, за мою душу. И в этот самый день, когда я пишу тебе это письмо, мне нанесли удар по ране, которую я получил от твоей руки, сэр Ланселот. Я бы не мог быть убит более благородным человеком.

Итак, сэр Ланселот, ради всей любви, которая когда-либо была между нами, не мешкай, но со всей поспешностью плыви вместе со своими рыцарями к королю Артуру и спаси этого благородного короля, который посвятил тебя в рыцари, потому что его жестоко притесняет лживый предатель, который наполовину брат мне, сэр Мордред».

Гавейн продолжал писать о предательстве Мордреда. Потом он обмакнул перо в кровь из своей раны и продолжил: «Это письмо было написано за два с половиной часа до моей смерти моею собственной рукой и подписано кровью из моего сердца. Поэтому я прошу тебя, самый славный рыцарь на свете, прийти на мою могилу».

На этом месте Гавейн вздохнул, и перо выпало у него из рук. Он опустил свою голову на грудь Верховного короля. Артур подозвал гонца и отдал ему письмо. Он ждал. Время от времени Гавейн начинал говорить, тревожно шепча имя Ланселота, и Верховный король кивал ему головой. Чуть позже полудня Артур положил голову Гавейна на траву.

Храброе сердце перестало биться. Но дух его еще был жив. Войска Верховного короля оттеснили армию Мордреда на запад, на большую равнину неподалеку от морского берега. Там оба войска разбили свой лагерь. И теплой весенней ночью Артур шагал по своему лагерю, в то время как сторожевые огни в лагере Мордреда светились в расступающейся тьме.

Наконец Артур заснул. Хроники рассказывают, что ему снились змеи — глубокая яма, кишащая змеями. Он упал в эту яму и закричал. Испуганные оруженосцы, спавшие на соломе в его палатке, разбудили его. Остаток ночи Верховный король провел без сна, пока стража не возвестила утро и кони на привязи не заволновались и стали бить копытами.

Артур сел, глядя прямо перед собой. В палатке стоял Гавейн, сутулый и состарившийся, и легкая улыбка морщила его лицо.

«Добро пожаловать, племянник! — закричал Верховный король. — Разве ты восстал из мертвых?»

Но Гавейн отрицательно покачал головой. «Господин, если завтра будет сражение, ты погибнешь. Я знаю это. Ты должен подождать Ланселота, который приедет к тебе из Франции. Заключи мир с Мордредом. Отложи сражение и измени свою судьбу». Он исчез. На полу палатки спали только оруженосцы. Но Артур видел Гавейна и слышал его.

И так, приободренный Верховный король задумал изменить течение событий, причиной которых стал он сам, когда много лет назад прогневил старцев. При первых проблесках утра он созвал своих воинов и передал им слова призрака. Он отправил своих посланцев в лагерь Мордреда и ждал, глядя на равнину. Когда посланцы вернулись, их сообщение оказалось кратким: Мордред встретится со своим отцом в поле. Каждого из них будут сопровождать только четырнадцать человек. Войска отойдут подальше. Ни один меч не покинет ножен.

Затем, в полдень майского дня, когда отвесные лучи солнца падали на поле битвы, многочисленные войска построились в боевом порядке. По знаку герольда с каждой стороны выехали два отряда; один из них под знаменем с двуглавым орлом, другой под знаменем с золотыми коронами, и Верховный король Артур встретился со своим сыном.

Воины молча спешились, и оба посмотрели друг на друга. Было так тихо, что стук лат и позвякивание сбруи громко прозвучали на поле.

«Ну, отец, — сказал Мордред, ощерившись. Он был уверен в слабости Верховного короля и не пытался скрыть свое презрение. — Что ты хочешь предложить? Свою королеву? Ей нравятся молодые люди».

На виске Верховного короля забилась жилка, но он сдержался. «Было предсказано, что ты и я погибнем сегодня, Мордред, если не сумеем договориться», — вот все, что он сказал. Это было мудро. Под спокойным взглядом отца, при звуке его твердого голоса молодой человек вздрогнул. Артур говорил как человек, имеющий силу. Затем Мордред пожал плечами. «Ну и что?» — спросил он снова.

«Корнуэл и Кент в твоем владении, пока я жив. Вся Британия — когда я умру. В конце концов, ты мой родной сын».