Падение Камелота

«По мне, так она может вернуться», — сказал Гавейн, когда услышал о решении папы, которое привезли с собой епископы. — Но убийца должен умереть. Если смогу, я убью его из-за моих молодых братьев».

Итак, весенним днем к замку Верховного короля в Карлайле двинулась процессия вместе с королевой. Ланселот вез Гиневру к королю со всеми почестями, какие ей полагались. В поезде королевы находились сто рыцарей, одетые в зеленое и с зелеными ветвями в руках, что было знаком мира. Ланселот на своем белом коне ехал рядом с ней, и оба они были одеты в белые с золотом одежды. Перед входом в зал Ланселот спешился и помог королеве сойти с лошади. Он провел ее сквозь ряды придворных к трону Артура, и они встали перед Верховным королем на колени. Потом он поднял ее и стал говорит!) за них обоих. Ради ее безопасности он заявил о ее невиновности, а потом заверил короля в своей преданности. Он говорил о битвах, в которых он сражался рядом с Артуром и его соратником Гавейном, о товариществе, которому он так долго служил. Его слушали в молчании, когда он вновь воскрешал воспоминания о людях, окружавших Артура в зените его славы, и просил о мире.

Но эти слова не произвели никакого впечатления на Гавейна, стоявшего перед Верховным королем. Он сказал Ланселоту: «Король может поступать так, как он пожелает. Но, сэр, учти, что пока мы живы, мы будем с тобой врагами, потому что ты предательски и безжалостно убил моих безоружных братьев, и я убью тебя за это».

«Хотел бы я, чтобы они были вооружены, тогда бы они были живы. Гавейн, я убил твоих братьев по незнанию. Я не узнал их в драке. Ты знаешь, что я любил сэра Гарета больше, чем родного. Ведь это я посвятил его в рыцари. Я буду оплакивать его смерть всю мою жизнь, но не из страха перед тобой, а потому, что он был доблестным и преданным. И вот что я сделаю, Гавейн, ради него и ради мира: я пройду босиком в одной рубашке от Сэндвича до Карлайла. Через каждые десять миль я буду делать пожертвования монастырю, где будут возносить молитвы за сэра Гарета и сэра Гахериса, чтобы исправить зло».

При этих словах гордого рыцаря по залу пробежал легкий шум. Но Гавейн сказал: «Я никогда не прощу смерть моих братьев, и если мой дядя, Верховный король, будет с тобой заодно, он лишится моих услуг». И он отвернулся. Ланселот ждал. Наконец, Верховный король отрицательно покачал головой, отказавшись от верности человека, который так долго служил ему.

Ланселот распрощался, соблюдая внешние приличия. Он поцеловал королеву и вложил ее руку в руку ее мужа. Он сказал ей громко, чтобы все слышали: «Мадам, теперь я должен навеки покинуть вас и это благородное общество. А раз так, то я прошу вас молиться за меня, а я буду молиться за вас. И, если когда-нибудь вас будут чернить грязные языки, пошлите за мной, моя добрая леди. Если рука рыцаря сможет защитить вас, это будет моя рука».

Гиневра ничего не ответила. Она неподвижно стояла у трона, глядя, как Ланселот широким шагом выходит из зала Верховного короля. Все его одетые в зеленое рыцари вышли вместе с ним, прочь от Артура, и направились во владения Ланселота во Францию. Мордред улыбнулся своими бледными губами.

VII. Гавейн

В течение нескольких месяцев после изгнания Ланселота Верховный король собирал свои войска. По призыву своих сюзеренов из Кэрлеона, Камелота, Бедегрейна, Камелерда, из Лионесса и Тинтагиля прибывали вассалы Артура вместе со своими людьми. По сельским дорогам Британии ехали длинные вереницы всадников, возглавляемые маршалами, которые несли знамена сюзеренов. Караван состоял из рыцарей, впереди каждого из которых ехали оруженосцы с доспехами. За ними тянулись менее знатные всадники, отряды лучников, вьючные мулы с запасами продовольствия. Все они сошлись в Кардиффе, на морском берегу Уэльса и раскинули свои яркие палатки рядом с дворцом Верховного короля. Совсем близко на якорях стояла сотня кораблей. Среди отрядов разъезжал сам Верховный король, и его знамя с золотыми коронами полоскалось на резком ветру, дувшем с моря. Но Артур ехал медленно, одинокий среди толпы, его лицо было отрешенным, глаза полуприкрыты. Приказы отдавали два человека, ехавшие по обеим сторонам от него под знаменем с двуглавым орлом Лотиана и Оркнея. Ими были Гавейн, нетерпеливый, полыхавший едва сдерживаемой яростью, и Мордред, бледный, вечно улыбающийся и отпускающий грубые шутки, которые нравились солдатам.

Наконец армада с войском Верховного короля поплыла по Бристольскому заливу, огибая зеленые мысы Лионесса, через море во Францию. Мордред остался в Британии, исполняя обязанности регента во время отсутствия отца. А во Франции воины понеслись по полям и лесам, сжигая посевы и деревья на своем мути, пока не достигли высоких стен крепости города Бенвика — твердыни, где скрывался Ланселот. На равнине перед замком, в пределах видимости неприятеля, они разбили свой лагерь. Они начали копать землю и сооружать лестницы и платформы — осадные машины, которые использовались для того, чтобы влезать на стены.

Но со стороны Бенвика не последовало никаких ответных действий. По крепостным стенам расхаживали часовые и не отвечали на насмешки, доносившиеся из лагеря Артура. Железные ворота города оставались запертыми на засов.

Однако спустя несколько дней ворота со скрипом отворились. По дороге, спускавшейся от замка на равнину, выехала молодая женщина в сопровождении карлика, который нес белый флаг перемирия. Рыцарь по имени Лукан-Дворецкий взял поводья лошади и повел ее через многолюдный лагерь, мимо палаток и привязанных лошадей, мимо бездельничающих солдат, игравших в бабки прямо на земле, к палатке, увенчанной знаменем Верховного короля. Артур сидел у входа в палатку, Гавейн стоял рядом с ним вместе с братом Лукана Бедивером, старым воином и верным товарищем Верховного короля, хотя несколько месяцев назад он и оплакивал отъезд Ланселота.

Девушка передала мирные условия, предложенные Ланселотом: он останется в своих французских владениях, король Артур должен прекратить осаду и вернуться в свою страну.

«Это честное предложение, — сказал Бедивер. — У меня нет столько мужества, сколько у Ланселота, чтобы умереть».

Верховный король кивнул. Но Гавейн посмотрел на посланницу пустыми и тусклыми глазами помешанного. По его седеющим усам потекла слюна, руки с набухшими венами задрожали. Он обратился к королю: «Как ты поступишь, мой господин, мой дядя? — спросил он. — Повернешь назад, и пусть весь свет кричит о подлости и позоре, после того как ты проделал такой длинный путь?»

«Да, — медленно произнес Артур, — я проделал долгий путь». Он помолчал, погрузившись в печальные размышления. Потом он сказал: «Я сделаю так, как ты советуешь, Гавейн, поскольку этого требует честь. Но я сделаю это против своего желания, ты можешь об этом заявить».

И тогда сын Лота грубо и раздраженно сказал посланнице: «Леди, скажи сэру Ланселоту, что он попусту тратит слова, обращаясь теперь к Верховному королю, моему дяде. И скажи ему, что я, сэр Гавейн, обещаю отомстить ему за смерть моих братьев. И я не уеду отсюда, пока один из нас не убьет другого».

Рыцари, стоявшие вокруг Верховного короля, заворчали, посланница покинула лагерь. А ночью войско Артура готовилось к сражению, подтягивая лестницы к стенам Бенвика и выстраиваясь в сомкнутые ряды. Когда все было готово, Гавейн дал знать маршалам, чтобы они держали войско в готовности, и один поскакал к воротам замка. Его фигура в боевых доспехах казалась огромной и угрожающей. Он выкрикнул имя Ланселота. Над его головой солдат посторонился, чтобы Ланселот смог увидеть своего старого товарища. Рядом с Ланселотом стояли его родичи.