Дон Кихот (с иллюстрациями) (перевод Энгельгардта)

– Если бы мы охотились на зайцев или на птичек, то, уж наверное, мой костюм не постигла бы такая беда. Не понимаю, что за удовольствие гоняться за зверем, который одним ударом клыка может отправить вас на тот свет. И к чему это вельможи и короли подвергают себя подобным опасностям ради собственного удовольствия? Да и какое это удовольствие – убивать животных, не совершивших никакого преступления?

– Нет, Санчо, вы ошибаетесь, – сказал герцог, – нет занятия, более достойного и полезного для королей и вельмож, чем псовая охота. Охота – та же война: охотник должен применять различные уловки, хитрости, засады, чтобы выследить и одолеть врага. На охоте мы терпим и лютый холод и невыносимую жару; мы презираем праздность и сон, укрепляем свои силы, упражняем наши члены, становимся более ловкими и выносливыми. К тому же псовая охота такое дело, которым можно заниматься, никому не вредя и многим доставляя удовольствие. А главное, она не всем доступна, тогда как другие виды охоты созданы для всех. Итак, Санчо, когда вы будете губернатором, вам придется переменить свое мнение и не пренебрегать охотой. Тогда вы убедитесь, как она полезна.

– О, нет, – возразил Санчо, – хороший губернатор всегда сидит дома, словно у него сломана нога. На что это будет похоже, если просители придут к нему по спешному делу, а он в это время забавляется где-то в лесу? Этак у него все управление прахом пойдет! Честное слово, сеньор, и охота и прочие потехи больше подобают разным бездельникам, чем губернаторам. Нет, уж лучше я буду по большим праздникам развлекаться игрой в свои козыри, а по воскресеньям в кегли. А все эти ваши охоты мне вовсе не по нраву да и претят моей совести.

– Дай бог, Санчо, чтобы вы сдержали свое слово, – ответил герцог, – ибо от слова до дела – расстояние не маленькое.

– Каково бы оно ни было, – возразил Санчо, – а хорошему плательщику никакой залог не страшен. Дольше успевает тот, кому бог помогает, чем тот, кто встает с петухами; не ноги владеют брюхом, а брюхо ногами. Я хочу сказать, что если бог мне поможет и я буду честно исполнять свой долг, то, уж наверное, буду управлять как орел, а не верите, положите мне палец в рот, – и тогда вы увидите, кусаюсь ли я или нет.

– Да проклянет тебя бог, Санчо! – воскликнул Дон Кихот. – Когда же, наконец, ты бросишь свои дурацкие поговорки? Ведь я не раз уж просил тебя об этом! Ваши высочества, оставьте этого болвана. Ведь он из вас всю душу вымотает своими пословицами: у него их целые тысячи, а приводит он их всегда некстати и не к месту. Пусть его бог накажет за это, да и меня заодно, если я соглашусь его слушать.

– Правда, у Санчо много пословиц, но они мне очень нравятся, – возразила герцогиня, – они коротки и метки и поэтому заслуживают всяческой похвалы.

В таких занимательных беседах прошел обед. Между тем день начал клониться к вечеру. Собеседники вышли из палатки, чтобы подышать свежим воздухом, и тут внезапно в лесу вспыхнуло множество огней, словно он загорелся со всех четырех сторон. То здесь, то там, то справа, то слева слышались звуки рожков и труб, так что можно было подумать, что по лесу едут многочисленные отряды конницы. Блеск огней и воинственные трубные звуки ослепили и оглушили не только наших охотников, но и всех, кто был в лесу. Вскоре раздались громкие возгласы: «лелили!» [96] – боевой клич мавров. Зазвучали трубы и кларнеты, загремели барабаны, запели флейты, – от этой дикой музыки у всех голова пошла кругом. Герцог оцепенел, герцогиня изумилась, Дон Кихот удивился, Санчо Панса затрясся, и даже те, кто знал, в чем дело, перепугались. Со страха все замолчали. В эту минуту перед ними появился гонец в одеянии дьявола, который трубил в огромный рог, издававший хриплые и жуткие звуки.

– Эй, братец, – закричал герцог, – кто вы такой, и куда вы едете, и что это за войско проезжает по нашему лесу?

На это гонец ответил громовым голосом:

– Я – дьявол и ищу Дон Кихота Ламанчского. А по лесу едут волшебники, которые везут несравненную Дульсинею Тобосскую и храброго Монтесиноса. Они прибыли сюда, чтобы сообщить Дон Кихоту, каким способом можно расколдовать эту знатную сеньору.

– Если вы в самом деле дьявол, как же вы не узнали рыцаря Дон Кихота Ламанчского, – ведь он перед вами.

– Клянусь богом и совестью, – ответил дьявол, – я на него и не посмотрел. У меня так много разных хлопот и дел, что о главном я и позабыл.

– Несомненно, – заметил Санчо, – что этот дьявол – почтенный человек и добрый христианин, иначе бы он не стал клясться богом и совестью. Теперь я начинаю верить, что и в аду можно найти добрых людей.

А дьявол, не сходя с лошади, повернулся лицом к Дон Кихоту и сказал:

– К тебе, рыцарь Львов (чтоб тебе поскорее попасть к ним в когти), меня посылает злополучный, но мужественный рыцарь Монтесинос. Он повелел мне просить тебя дождаться его здесь. Он везет Дульсинею Тобосскую и сообщит тебе, каким способом ты можешь снять с нее заклятье. Это – все, что мне было поручено сказать тебе. Больше мне незачем здесь оставаться. Да пребудут с тобою черти вроде меня, а с присутствующими господами – добрые ангелы.

С этими словами он затрубил в свой громадный рог и умчался в лес, не дожидаясь ответа.

Все были потрясены и удивлены этим видением, и более всех – Санчо и Дон Кихот; Санчо – потому, что Дульсинея была, значит, и в самом деле околдована, а Дон Кихот – потому, что он сам не был вполне уверен в истинности всего, что произошло в пещере Монтесинос. Герцог вывел его из задумчивости, спросив:

– Ну, что же, сеньор Дон Кихот, ваша милость будет его дожидаться или нет?

– Конечно, да, – отвечал тот. – Хотя бы весь ад на меня ополчился, я бесстрашно и храбро выдержу его натиск.

– Ну, а я, если увижу еще одного черта или услышу другую такую трубу, – так ищите меня не здесь, а во Фландрии, – сказал Санчо.

Тем временем совсем стемнело; по всему лесу замелькало множество огоньков, а затем раздался такой страшный шум, как будто скрипели деревянные колеса тысячи телег, запряженных волами. Внезапно этот шум был покрыт целым ураганом еще более резких и диких звуков: с одной стороны раздавались тяжелые залпы грозной артиллерии, с другой – трескотня множества мушкетов; вблизи как будто можно было различить крики сражающихся, вдали звучали мавританские «лелили». Одним словом, рожки, охотничьи рога, трубы, кларнеты, валторны, барабаны, пушки, мушкеты, пронзительный скрип телег слились в такой смутный ужасающий гул, что самому Дон Кихоту пришлось призвать на помощь все свое мужество, чтобы не растеряться. Санчо же без чувств повалился к ногам герцогини, которая велела поскорей обрызгать его водой. Ее приказание было тотчас исполнено, и Санчо пришел в себя как раз в ту минуту, когда одна из колесниц со скрипучими колесами подъехала прямо к ним.

Она была запряжена четверкой ленивых волов, покрытых черными попонами; к рогам каждого из них были привязаны большие горящие факелы из воска. На колеснице стоял высокий трон, на котором восседал почтенный старец с белоснежной бородой, опускавшейся ниже пояса; на нем была широкая одежда из черного холста; колесницу освещали бесчисленные факелы, и потому нетрудно было разглядеть и различить все, что в ней находилось. На козлах сидели два безобразных дьявола в черных балахонах; рожи их были так отвратительны, что Санчо, только взглянув на них, сразу зажмурился от страха. Когда колесница поравнялась с нашими охотниками, почтенный старец поднялся со своего высокого сиденья и вскричал громким голосом: