1Пред лучшей волей [922]силы воли хрупки;
Ему в угоду, в неугоду мне,
Я погруженной не насытил губки. [923]
4Я двинулся; и вождь мой, в тишине,
Свободными местами шел под кручей,
Как вдоль бойниц проходят по стене;
7Те, у кого из глаз слезой горючей
Сочится зло, заполнившее свет, [924]
Лежат кнаруже слишком плотной кучей.
10Будь проклята, волчица древних лет,
В чьем ненасытном голоде все тонет
И яростней которой зверя нет! [925]
13О небеса, чей ход иными понят,
Как полновластный над судьбой земли,
Идет ли тот, кто эту тварь изгонит?
16Мы скудным шагом медленно брели,
Внимая теням, скорбно и устало
Рыдавшим и томившимся в пыли;
19Как вдруг вблизи «Мария!» прозвучало,
И так тоска казалась тяжела,
Как если бы то женщина рожала;
22И далее: «Как ты бедна была,
Являет тот приют, где пеленицей
Ты свой священный отпрыск повила».
25Потом я слышал: «Праведный Фабриций [926],
Ты бедностью безгрешной посрамил
Порок, обогащаемый сторицей».
28Смысл этой речи так был сердцу мил,
Что я пошел вперед, узнать желая,
Кто из лежавших это говорил.
31Еще он славил щедрость Николая, [927]
Который спас невест от нищеты,
Младые годы к чести направляя.
34«Дух, вспомянувший столько доброты! —
Сказал я. — Кем ты был? И неужели
Хваленья здесь возносишь только ты?
37Я буду помнить о твоем уделе,
Когда вернусь короткий путь кончать,
Которым жизнь летит к последней цели».
40И он: «Скажу про все, хотя мне ждать
Оттуда нечего; но без сравненья
В тебе, живом, сияет благодать.
43Я корнем был зловредного растенья, [928]
Наведшего на божью землю мрак,
Такой, что в ней неплодье запустенья.
46Когда бы Гвант, Лиль, Бруджа и Дуак
Могли, то месть была б уже свершенной;
И я молюсь, чтобы случилось так. [929]
49Я был Гугон, Капетом нареченный, [930]
И не один Филипп и Людовик
Над Францией владычил, мной рожденный.
52Родитель мой в Париже был мясник; [931]
Когда старинных королей не стало,
Последний же из племени владык
55Облекся в серое, [932]уже сжимала
Моя рука бразды державных сил,
И мне земель, да и друзей достало,
58Чтоб диадемой вдовой [933]осенил
Мой сын свою главу и длинной смене
Помазанных начало положил.
61Пока мой род в прованском пышном вене [934]
Не схоронил стыда, он мог сойти
Ничтожным, но безвредным тем не мене.
64А тут он начал хитрости плести
И грабить; и забрал, во искупленье,
Нормандию, Гасконью и Понти [935].
67Карл сел в Италии; [936]во искупленье,
Зарезал Куррадина; [937]а Фому
Вернул на небеса, [938]во искупленье.
70Я вижу время, близок срок ему, —
И новый Карл его поход повторит,
Для вящей славы роду своему.
73Один, без войска, многих он поборет
Копьем Иуды; им он так разит,
Что брюхо у Флоренции распорет.
76Не землю он, а только грех и стыд
Приобретет, тем горший в час расплаты,
Что этот груз его не тяготит. [939]
79Другой, я вижу, пленник, в море взятый,
Дочь продает, гонясь за барышом, [940]
Как делают с рабынями пираты.
82О жадность, до чего же мы дойдем,
Раз кровь мою [941]так привлекло стяжанье,
Что собственная плоть ей нипочем?
85Но я страшнее вижу злодеянье:
Христос в своем наместнике пленен,
И торжествуют лилии в Аланье.
88Я вижу — вновь людьми поруган он,
И желчь и уксус пьет, как древле было,
И средь живых разбойников казнен. [942]
91Я вижу — это все не утолило
Новейшего Пилата; [943]осмелев,
Он в храм вторгает хищные ветрила. [944]
94Когда ж, господь, возвеселюсь, узрев
Твой суд, которым, в глубине безвестной,
Ты умягчаешь твой сокрытый гнев?
97А возглас мой [945]к невесте неневестной
Святого духа, вызвавший в тебе
Твои вопросы, это наш совместный
100Припев к любой творимой здесь мольбе,
Покамест длится день; поздней заката
Мы об обратной говорим судьбе. [946]
103Тогда мы повторяем, как когда-то
Братоубийцей стал Пигмалион,
Предателем и вором, в жажде злата; [947]
106И как Мидас в беду был вовлечен,
В своем желанье жадном утоляем,
Которым сделался для всех смешон. [948]
109Безумного Ахана вспоминаем,
Добычу скрывшего, и словно зрим,
Как гневом Иисуса он терзаем. [949]
112Потом Сапфиру с мужем [950]мы виним,
Мы рады синякам Гелиодора, [951]
И вся гора позором круговым
115Напутствует убийцу Полидора; [952]
Последний клич: «Как ты находишь, Красс,
Вкус золота? Что ты знаток, нет спора!» [953]
118Кто громко говорит, а кто, подчас,
Чуть внятно, по тому, насколь сурово
Потребность речи уязвляет нас.
121Не я один о добрых молвил слово,
Как здесь бывает днем; но невдали
Не слышно было никого другого».
124Мы от него немало отошли
И, напрягая силы до предела,
Спешили по дороге, как могли.
127И вдруг гора, как будто пасть хотела,
Затрепетала; стужа обдала
Мне, словно перед казнию, все тело,
130Не так тряслась Делосская скала,
Пока гнезда там не свила Латона
И небу двух очей не родила. [954]
133Раздался крик по всем уступам склона,
Такой, что, обратясь, мой проводник
Сказал: «Тебе твой спутник оборона».
136«Gloria in excelsis» [955]— был тот крик,
Один у всех, как я его значенье
По возгласам ближайших к нам постиг.
139Мы замерли, внимая восхваленье,
Как слушали те пастухи в былом;
Но прекратился трус, и смолкло пенье.
142Мы вновь пошли своим святым путем,
Среди теней, по-прежнему безгласно
Поверженных в рыдании своем.
145Еще вовек неведенье [956]так страстно
Рассудок мой к познанью не влекло,
Насколько я способен вспомнить ясно,
148Как здесь я им терзался тяжело;
Я, торопясь, не смел задать вопроса,
Раздумье же помочь мне не могло;
151Так, в робких мыслях, шел я вдоль утеса.