1О новой муке повествую ныне
В двадцатой песни первой из канцон, [363]
Которая о гибнущих в пучине. [364]
4Уже смотреть я был расположен
В провал, раскрытый предо мной впервые,
Который скорбным плачем орошен;
7И видел в круглом рву толпы немые, [365]
Свершавшие в слезах неспешный путь,
Как в этом мире водят литании [366].
10Когда я взору дал по ним скользнуть,
То каждый оказался странно скручен
В том месте, где к лицу подходит грудь;
13Челом к спине повернут и беззвучен,
Он, пятясь задом, направлял свой шаг
И видеть прямо был навек отучен.
16Возможно, что кому-нибудь столбняк,
Как этим, и сводил все тело разом, —
Не знаю, но навряд ли это так.
19Читатель, — и господь моим рассказом
Тебе урок да преподаст благой, —
Помысли, мог ли я невлажным глазом
22Взирать вблизи на образ наш земной,
Так свернутый, что плач очей печальный
Меж ягодиц струился бороздой.
25Я плакал, опершись на выступ скальный.
«Ужель твое безумье таково? —
Промолвил мне мой спутник достохвальный.
28Здесь жив к добру тот, в ком оно мертво. [367]
Не те ли всех тяжеле виноваты,
Кто ропщет, если судит божество?
31Взгляни, взгляни, вот он, землею взятый,
Пожранный ею на глазах фивян,
Когда они воскликнули: «Куда ты,
34Амфиарай? Что бросил ратный стан?»,
А он все вглубь свергался без оглядки,
Пока Миносом не был обуздан.
37Ты видишь — в грудь он превратил лопатки:
За то, что взором слишком вдаль проник,
Он смотрит взад, стремясь туда, где пятки. [368]
40А вот Тиресий, изменивший лик,
Когда, в жену из мужа превращенный,
Всем естеством преобразился вмиг;
43И лишь потом, змеиный клуб сплетенный
Ударив вновь, он стал таким, как был,
В мужские перья [369]снова облаченный. [370]
46А следом Арунс надвигает тыл;
Там, где над Луни громоздятся горы
И где каррарец пажити взрыхлил,
49Он жил в пещере мраморной [371]и взоры
Свободно и в ночные небеса,
И на морские устремлял просторы. [372]
52А та, чья гривой падает коса,
Покров грудям незримым образуя,
Как прочие незримы волоса,
55Была Манто [373]; из края в край кочуя,
Она пришла в родные мне места; [374]
И вот об этом рассказать хочу я.
58Когда она осталась сирота
И принял рабство Вакхов град [375]злосчастный,
Она скиталась долгие лета.
61Там, наверху, в Италии прекрасной,
У гор, замкнувших Манью рубежом
Вблизи Тиралли, спит Бенако [376]ясный.
64Ключи, которых сотни мы начтем
Меж Валькам́никой и Гардой, склоны
Пеннинских Альп омыв, стихают в нем. [377]
67Там место есть, где пастыри Вероны,
И Брешьи, и Тридента, путь свершив,
Благословить могли бы люд крещеный. [378]
70Оплот Пескьеры, мощен и красив,
Стоит, грозя бергамцам и брешьянам,
Там, где низиной окружен залив. [379]
73Все то, что в лоне уместить песчаном
Не мог Бенако, — устремясь сюда,
Течет рекой по травяным полянам.
76Начав бежать из озера, вода
Зовется Минчо, чтобы у Говерно
В потоке По исчезнуть навсегда. [380]
79Встречая падь, на полпути примерно,
Она стоит, разлившись в топкий пруд,
А летом чахнет, но и губит верно. [381]
82Безжалостная дева, идя тут,
Среди болота сушу присмотрела,
Нагой и невозделанный приют.
85И здесь она, чуждаясь всех, осела
Со слугами, гаданьям предана,
И здесь рассталась с оболочкой тела.
88Рассеянные кругом племена
Потом сюда стянулись, ибо знали,
Что эта суша заводью сильна.
91Над мертвой костью город основали
И, по избравшей древле этот дол,
Без волхвований Мантуей назвали.
94Он многолюдней прежде был и цвел,
Пока недальновидных Касалоди
Лукавый Пинамонте не провел. [382]
97И если ты услышал бы в народе
Не эту быль о родине моей,
Знай — это ложь и с истиной в разброде».
100И я: «Учитель, повестью твоей
Я убежден и верю нерушимо.
Мне хладный уголь — речь других людей.
103Но молви мне: среди идущих мимо
Есть кто-нибудь, кто взор бы твой привлек?
Во мне лишь этим сердце одержимо».
106И он: «Вот тот, чья борода от щек
Вниз по спине легла на смуглом теле, —
В те дни, когда у греков ты бы мог
109Найти мужчину только в колыбели
Был вещуном; в Авлиде сечь канат
Он и Калхант совместно повелели.
112То Эврипил; [383]и про него звучат
Стихи моей трагедии высокой. [384]
Тебе ль не знать? Ты помнишь всю подряд.
115А следующий, этот худобокой,
Звался Микеле Скотто [385]и большим
В волшебных плутнях почитался докой.
118А вот Бонатти [386]; вот Азденте с ним;
Жалеет он о коже и о шиле,
Да опоздал с раскаяньем своим. [387]
121Вот грешницы, которые забыли
Иглу, челнок и прялку, ворожа;
Варили травы, куколок лепили. [388]
124Но нам пора; коснулся рубежа
Двух полусфер и за Севильей в волны
Нисходит Каин, хворост свой держа, [389]
127А месяц был уж прошлой ночью полный:
Ты помнишь сам, как в глубине лесной
Был благотворен свет его безмолвный». [390]
130Так, на ходу, он говорил со мной.