Зря — воевать против власти Любви!
Если в войне и победа видна,
Все же сперва нас измучит война.
Лучше на бой ты Любовь не зови.
Войны несут — их жестоки повадки —
Мало добра, а страданья — в достатке.
Мучит тоскою Любви маета,
Но и тоска так светла и чиста!
Счастлив, кто знал даже скорби Любви,—
Скорби глубоки, но счастье без дна!
Радость утех над тоской взнесена,
Стоны глушит ликованье в крови.
Что же скрывать? Не играю я в прятки:
Мучит Любовь, но мученья нам сладки.
Вот почему, хоть мечта и пуста,
Нам дорога и такая мечта.
Не сосчитать всех даяний Любви!
Речь дурака стала смысла полна,
А в подлеце снова честь рождена,
Злой подобрел — хоть святым объяви,
Скаредный — щедр, и мерзавцы не гадки,
Скромен гордец, робкий — смел без оглядки.
Жизнь не собой лишь одной занята,
С жизнью другой воедпно слита.
Верно, не зря послужил я Любви
(Впрочем, теперь поскупее она!):
Чести закон я усвоил сполна,—
Ну-ка, и честь без Любви наживи!
Были во мне и дурные задатки,—
Но позабыл я былые ухватки.
Стала близка мне и слов красота,
Песню Любовь мне вложила в уста.
Донна! И вам, и высокой Любви
В песне хвала неспроста воздана.
Что я без вас? Вами песня сильна —
Значит, певец, благодарность яви!
Мысли, слова в благозвучном порядке
Ваши хранят на себе отпечатки
(Ваша ко мне возрастет доброта —
Будет хвала выше звезд поднята).
Песня, плыви, восхваленьем Любви,
Прямо к тому, кем германцев страна
Прежде всех стран и горда и славна,—
К Фридриху ты, моя песня, плыви!
Щедр он, могуч, смел в атаке и схватке,
Да и в любвн — благородной он складки.
Пусть суетой занята мелкота,
Подвиги славные не суета.
Донна! Тут хитрой не нужно догадки!
Ночью и днем я горю в лихорадке.
В вашей красе — всех красот полнота.
Здесь я навек! И разгадка проста...
— Эльяс, ну как себя держать
С той, без кого мне счастья нет?
Она взяла с меня обет —
Когда с ней буду возлежать,
Желанья пылкие сдержать,
А лишь прижаться потесней
Да тихо целоваться с ней,—
И вот позволила прийти!
Могу ль обет не соблюсти?
— Что ж, Аймерик, тут рассуждать!
Вам случай упускать не след.
Ведь вы, мой друг, не старый дед —
Как можно с донной лечь в кровать
И наслажденья не урвать!
Нет, не такой я дуралей:
Любовь обетов всех сильней.
А клятва станет на пути —
Нарушу, господи прости!
— Эльяс, ведь я не плут, не тать.
Даете вы дурной совет,—
Повергнет он в пучину бед!
Тем, кто готов ему внимать,
Любви вовеки не понять.
А клятве изменив своей,
Ни в Донне, ни в царе царей
Мне милосердья не найти.
Нет, против клятвы не пойти!
— Но, Аймерик, зачем опять
Нести бессмыслицу и бред!
Какой же в этом будет вред —
Свою красавицу ласкать
И невзначай добычу взять?
Потом, изволь, хоть слезы лей,
Плыви за тридевять морей,—
Святую землю посети
И отпущенье обрети.
Мне б тыщу марок звонким серебром,
Да и червонцев столько — но беда,
Амбары бы с пшеницей и овсом,
Коров, баранов и быков стада,
В день — по сту ливров, чтобы жить широко,
Да замок бы, воздвигнутый высоко,
Да порт — такой, как любят моряки,
В заливе, при впадении реки.
Но мудрость Соломонову притом
И здравый смысл мне б сохранять всегда,
А давши слово, вспоминать о нем,
Когда придет для дела череда;
Вовек не ведать скупости порока,
Чтоб рыцари не слали мне упрека,
Не пели бы жонглеры-шутники,
Что не видать щедрот моей руки.
Вот стать бы мне красавицы дружком,—
Да чтоб была мила и не горда!
Мне б сотню рыцарей, они б верхом
За мною вскачь неслись туда-сюда,
Блестя бронею и с мечом у бока —
В вооруженье я, признаться, дока!
Да и купцы б везли ко мне тюки —
Тюки бы скоро делались легки!
Кто пропитанья ищет день за днем,
Униженно, сгорая со стыда,
Тех бы созвать к себе в богатый дом
Пусть не гнетет их горькая нужда,—
Кормить их сытно до любого срока,
А платы с них не требовать жестоко.
Одна помеха — грезам вопреки,
Доходишки мои невелики!
Зато уж вам, любовию влеком,
Я, Донна, отдал сердце навсегда,
А будь я всемогущим королем,
Весь мир принадлежал бы вам тогда.
Но я и так прославлю вас далёко,
При всех дворах, до самого Востока.
Вам посвящу все песни, до строки,
О мой источник счастья и тоски!
