Славянские хроники

Изображая события в таком свете, особенно рисуя последствия агрессии немецких феодалов против славян-язычников и успехи насаждения у них христианства, Гельмольд был искренен. Несмотря на разницу в социальном положении между ним и его покровителями, он принадлежал к их лагерю. Немец и христианин, как и они, воспитанный с детства в пренебрежении к славянам, в презрении к язычникам-варварам, он их глазами смотрел на коренное население захваченных немецкими феодалами земель.

Поэтому искренним и подлинным ликованием звучит последняя глава «Хроники», подводящая итоги многолетней борьбы немецких феодалов со славянами.

Однако было бы несправедливым обвинять Гельмольда в полном отсутствии объективности. Не только одни достоинства видит он у героев своего повествования - светских феодалов и отцов церкви, - но отмечает их недостатки и неудачи. Когда, вслед за Адамом Бременским, он упрекает герцогов саксонских в том, что они мучили свой народ грабежами (I, 13) или тяжко угнетали славянский народ (I, 16, 18, 21, 25), или не скрывает, что герцог Ордульф во все время своего правления никогда не мог одержать над славянами победы (I, 24), то это еще не так показательно, - все это для Гельмольда дела давно минувших дней. Гораздо больше говорят о его объективности те страницы «Хроники», где он решается писать правду о своем современнике, герцоге Генрихе Льве, подчеркивает его жадность, стяжательство (I, 68, 73), честолюбие (I, 69, 70), рисует ненависть и зависть, разделяющие герцога и хитрого, чванного архиепископа Гартвига: «Оба спорили о том, кому принадлежит страна, кому - право ставить епископов, и оба неусыпно следили за тем, чтобы ни один из них не уступал ни в чем другому» (I, 75).

Вместе с тем Гельмольд не умалчивает о сопротивлении, которое оказывали славяне своим угнетателям, об их мужестве и отваге, описывает их упорную борьбу за независимость, поражения, которые они наносили своим врагам. Выступления славян против немцев-агрессоров описываются едва ли не с большей подробностью, чем походы последних против славян (ср., например, I, 63, 64, 87 и I, 68, 88).

Гельмольд не скрывает, что зачастую славяне оказывались очень серьезным и опасным противником, с которым трудно было совладать даже такому прославленному военачальнику, как Генрих Лев, а сподвижники его просто становились в тупик (I, 92; II, 4). В подлинном свете, без всяких прикрас описал Гельмольд крестовый поход против славян в 1147 г. (I, 65), принесший лишь «умеренный успех» крестоносному войску.

Стремление угодить своим светским и духовным начальникам, с одной стороны, и невозможность (или нежелание) скрывать истинное положение дел, с другой стороны, часто приводят Гельмольда к противоречию. Так, например, граф Адольф рисуется им как человек, относящийся всегда благосклонно к духовенству, не допускающий, чтобы его кто-нибудь обидел (I, 62). А дальше рассказывается, как этот же граф, обидевшись на Вицелина за то, что тот принял назначение в епископы от архиепископа гамбургского Гартвига, не попросив на то согласия его и герцога, отнимает у него все десятины (I, 69).

Таких противоречий можно привести очень много ¹⁴, но, пожалуй, ярче всего они выступают в изображении Гельмольдом результатов немецкой агрессии против славян. Выше отмечено, что результаты эти изображены как весьма успешные: славяне якобы совершенно искоренены, уничтожены или изгнаны, но в то же время мы узнаем, что герцог велит «славянам, которые продолжали оставаться в земле вагров, полабов, бодричей и хижан», платить десятину епископу Герольду (I, 87) или что полабы и бодричи (все еще, оказывается, живущие здесь) аккуратно платят не в пример гользатам десятины (I, 91). И вообще, можно ли говорить об искоренении, изгнании славян, когда живут и существуют сыновья Никлота (I, 92) и вместе со своими соотечественниками ведут упорную борьбу за свою независимость (1,92; II, 2, 3, 4), когда в 1164 г. славяне организуют грандиозное восстание против угнетателей (II, 5, 6) ¹⁵. То же надо сказать и о картине обращения славян христианство, нарисованной в «Хронике». Успехи христианизации оказываются совсем незначительными, и вообще сомнительно, можно ли говорить об успехах. Проповедь Вицелина среди вагров имеет лишь тот результат, что «немногие из славян обратились к вере» (I, 69). Во время богослужения, совершавшегося Герольдом в Стар-граде, в церкви, кроме князя и еще нескольких человек, никого из славян не было (I, 82). Опорой христианской церкви в славянских землях являются вообще не столько сами славяне, столько колонисты (I, 87, 88, 91).

О языке «Хроники» существуют разноречивые мнения. Первый издатель ее С.Шоркелиус (1556 г.) считал язык Гельмольда грубым, неотесанным, кое-где даже «недостаточно латинским». Позднейшие исследователи (Лаппенберг, Онезорге и др.), напротив, отзывались о нем весьма положительно. Самой удачной представляется нам характеристика языка «Хроники», данная Д. Н. Егоровым. Он определяет его как церковнолатинский язык, типичный для образованных людей средневековья, язык, выработавшийся на основе длительного изучения и освоения Библии, своеобразный литературный язык ¹⁶. И, действительно, достаточно сопоставить несколько глав «Хроники» с любыми главами из Библии, чтобы убедиться, насколько близок язык Гельмольда языку последней. Гельмольд почти все предложения, подобно тому как это делается в Библии, начинает с et, itaque; его текст изобилует многочисленными библейскими изречениями и оборотами типа enim, tune, igitur, inquam, in ore gladii, locutus est dicens, cum manu forti, ad sedes suas. Кроме того, в «Хронике» выдержан ритм, свойственный тексту Библии. Эту особенность языка и стиля «Хроники» мы постарались, по возможности, сохранить при переводе.