О праве войны и мира

8. Ведь, несомненно, здесь речь идет об идолослуженни59, так как предшествовавшее в правиле XI упоминание времени Лициния должно быть в этом правиле молчаливо повторено ввиду того, что зачастую смысл последующих правил находится в зависимости от предшествующих. Возьмем для примера хотя бы правило XI Элиберийского собора. У Евсевия приведены следующие слова императора Лициния: “Пусто вопч сложит воинское звание, если он откажется принести жертву богам“60, что впоследствии было подтверждено императором Юлианом, вследствие чего (как об этом можно прочесть) Виктриций и другие ради имени Христова сложили знаки воинского звания. Так же точно ранее, при Диоклетиане, поступили в Армении тысяча сто четыре воина, о которых имеется упоминание в списке мучеников, а в Египте Менна и Исихий. Так ведь и в правление Лициния многие сложили воинское звание, причем в числе исповедовавших веру Христову упоминаются и Арзакий и Авксен-тий, поставленный впоследствии епископом Мопсуэтским. Поэтому тем, кто однажды движимый совестью отверг воинские знаки, возвращение в воинское состояние при Лицинии было открыто не иначе, как при условии отречения от веры христианской; последнее же было тем более затруднительно, чем в большей мере первоначальное исповедание веры свидетельствовало о полном признании ими закона божия. Оттого эти отступники и наказывались строже, нежели те, о которых упоминалось в предшествующем правиле, так как первые отреклись от христианства не под угрозой смерти и лишения имущества.

Во всяком случае совершенно противно разуму толкование приведенного соборного правила в том смысле, будто оно направлено против всякого воинского звания вообще. История ведь свидетельствует с несомненностью, что тем, кто при Лицинии отверг воинское звание и не вернулся в это состояние по приказу Лициния, чтобы не нарушить веры христианской, Константином была предоставлена полная возможность выбора - как освободиться от воинского звания, так и возвратиться в ряды воинства что, без сомнения, многие и предпочли сделать.

9. А есть и такие, которые ссылаются на послание папы Льва, в котором сказано: “Противно церковным правилам возвращаться в светское воинство после покаяния”. Однако следует иметь в виду, что для проходивших чин покаяния, не менее чем для духовенства и монашества, недостаточно было вести тот или иной образ христианской жизни, но требовалась исключительная чистота жизни, чтобы исправление было столь же примерно61, сколь глубоко было прегрешение. Равным образом, в древнейших церковных обычаях, которые в просторечии называются правилами апостольскими (что сообщает им особо возвышенное значение), а именно - в правиле LXXXII, сказано: “Епископ или пресвитер, или диакон, в воинском деле упражняющийся и хотящий удержать то и другое, то есть римское начальство и священническую должность, да будет извержен из священного чина. Ибо “кесарево кесареви и божия богови”. Этим оказано только то, что воинское звание не воспрещено тем, кто не притязает на почести духовного сана.

10. В еще большей мере не допускались к духовному званию62 те, кто после крещения занял гражданские или военные должности, как сказано в посланиях Сириция и Иннокентия, а также в постановлениях Толедского собора. Ибо духовенство, как известно, избиралось из христиан не всякого состояния, но только из тех, кто мог подать подлинный пример безупречной жизни. К тому же не следует упускать из вида, что воинская служба и некоторые гражданские должности были пожизненными, посвященные же в священнослужители не должны были отвлекаться от своих обязанностей никаким иным житейским попечением, никаким поденным трудом63. По этой же причине и шестое правило постановляет, чтобы ни епископ, ни пресвитер, ни диакон не имели мирского попечения; восьмидесятое же правило воспрещает им вступать в гражданское управление; а в числе постановлений Африканского собора шестое правило воспрещает духовным лицам принимать на себя ведение чужих дел, в частности чужих судебных тяжб64; если же кто-либо из духовенства будет назначен опекуном, Киприан считает такое распоряжение грехом65.

11. В пользу нашего мнения имеется несомненное постановление первого Арелатского поместного собора, созванного при Константине. Правило III этого собора гласит следующее: “Тех, кто в мирное время покинет воинское оружие, следует отлучить от общения”. Имеются в виду те, кто сложит с себя воинское звание во время, свободное от гонений. Ибо именно это имели обыкновение разуметь христиане под “мирным временем”, как это видно из писаний Киприана и других66. Можно добавить также пример воинов при Юлиане, столь преуспевших в христианстве, что смертью своей они были готовы свидетельствовать Xристе. О них так сказано у Амвросия: “Хотя император Юлиан и был отступником, тем не менее при нем находились на службе христиане-воины; когда он им приказывал сражаться в защиту государства, они повиновались ему; когда же он приказывал им поднимать оружие против христиан, они исповедовали царя небесного”. Таков был много ранее фиванский легион, который при императоре Диоклетиане был весь обращен в христианскую веру тридцатым иерусалимским епископом Заведеем и затем дал вечно памятный пример христианской стойкости и терпения, о чем нами будет сообщено ниже.

12. Здесь будет достаточно привести мнения тех, кто с основательной краткостью изложил обязанности воина-христианина: “Мы готовы предложить против любого врага наши руки, обагрить же их кровью невинных мы почитаем грехом. Наши правые руки умеют сражаться против нечестивых и неприятелей, но бичевать благочестивых и сограждан они не умеют. Мы памятуем, что подняли оружие на защиту граждан, а не против них. Мы всегда сражались за правду и благочестие, за избавление невинных; это было для нас наградой за испытанные опасности. Мы всегда сражались за веру, но как бы мы сохранили верность тебе (речь обращена к императору), если бы мы не исповедали нашего бога?”.

Василий Великий так свидетельствует о древних христианах: “Предки наши не почитали убийством избиения, производимые во время войны, полагая оправданными тех, кто сражается в защиту невинности и благочестия”.

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ II

1 Сенека в письме CXXIV пишет: “Подобно тому как вся природа производит свои блага не иначе, как в совершенной форме, так и благо человека проявляется не иначе, как в совершенстве его разума”.

2 Сенека в письме LXXVI пишет: “В каждом существе наилучшее есть то к чему оно предназначено от рождения, что составляет его превосходство; что же в таком случае есть наилучшее в человеке? Его разум”.

См. также письма CXXI и CXXVIII.

Сатира XV Ювенала:

Увлекают нас силой своей: но не все разрешают,

Что для жизни важнее всего.

3 У Марциала:

Лбом безрогим бодает, кидается в бой теленок.

Порфирий в трактате “О воздержании от мяса животных” (кн. III) пишет так: “Каждому животному известны как слабейшие, так и сильнейшие его части. За первые оно опасается, последними пользуется, как, например, леопард - зубами, лев - когтями и зубами, лошадь - копытом, бык - рогами”. Златоуст в слове “О статуях” (XI) высказывает мысли, совершенно согласные с приведенными в тексте из Галена, а именно - следующие: “Лишенные разума животные, однако же, вооружены от природы, как, например, бык - рогами, вепрь - зубами, лев - когтями. Мне же бог вооружил не природу моего тела, но дал оружие вне его, тем самым показывая, что человек - существо кроткое и что я должен пользоваться этим оружием не в любое время. Ибо часто я от откладываю копье, иногда же опять берусь за него. Дабы мне быть свободнее и но связанным и не носить его всегда с собой, он сотворил его отдельно от моей природы”.

4 Кассиодор (“О душе”): “А так как человеческое тело не вооружено для защиты ни рогами, ни зубами, ни проворными ногами, как прочие животные, то ему даны мощное туловище и сильные руки, чтобы от нападения защищаться рукой и противодействием собственного тела, как своего рода щитом”.