Мемуары

Я сожалел о нем, как и должен был после всего, что он для меня сделал — но так как не существует лекарства от того, что с ним произошло, я успокоился, помолившись о нем Богу, и заказав по нему несколько Месс. Между тем, за маршем Короля последовали очень значительные события. Месье Принц, настолько же прекрасно зная, как и Его Величество, о разногласии, царившем между Герцогами де Бофор и де Немур, в то же время покинул Гюйенн, чтобы явиться примирить их своим присутствием. Каждый из них хотел командовать, но только при условии отстранения другого, и они были готовы во всякий день пистолетным выстрелом завершить их претензии, то есть, смертью одного из двоих. Маршал де ла Мейере, кого Король оставил в этой стране для сопротивления Принцу де Конде, дал ему о себе знать тотчас же по его отъезде. Хотя он и старался скрыть свой марш, так как он был чрезвычайно долог, он не мог не быть и чрезвычайно опасным. Проворство, какое он должен был проявить, если хотел прибыть достаточно вовремя, дабы устранить угрожавшую ему опасность (поскольку его армия была бы вскоре разбита, если бы эти два Герцога передрались друг с другом); проворство, говорю я, какого требовало это дело, не позволило ему взять с собой особенно много людей. Он шел днем и ночью, пытаясь ускорить свой марш; но, наконец, гонец Маршала его обогнал, Король отправил приказ всем тем, кого Кардинал бросил на Луару, направляясь в Пуатье, настолько хорошо охранять подходы к этой реке, чтобы они смогли его захватить живым или мертвым. Тот же приказ был также отправлен тем, кто командовал после Роана, вплоть до тех мест, где Кардинал не проезжал, но, вопреки всем этим предосторожностям, Принц вывернулся из дела, но не без подозрения, что он купил верность Генерал-Лейтенанта Ниверне, когда-то весьма расположенного к нему. Он был даже Лейтенантом его Стражников; таким образом, припомнив еще о своей прежней привязанности, он, видимо, не захотел дать ему погибнуть. Как бы там ни было, когда Принц устранил своим появлением всякий повод к зависти между двумя конкурентами, по меньшей мере, к командованью, Его Величество противопоставил ему Виконта де Тюренна вместе с Маршалом д'Окенкуром, имевших силы примерно равные его войскам.

/Клевета на Тревиля / Кардинал всегда испытывал желание сделать одного из своих племянников Капитан-Лейтенантом Роты Мушкетеров Короля; он и расформировал-то эту Роту лишь в этих видах, надеясь, что когда ее больше не будет, Тревиль окажется более сговорчивым, чем до сих пор. Он распорядился передать ему тайком и не скрывал от него, что если тот не примирится с ним, он не должен ожидать когда-либо увидеть ее восстановленной. Тревиль, кто был так же горд в дурных оборотах судьбы, как и в добрых, нисколько не испугался этих угроз; он ответил говорившим с ним от имени Кардинала, что пока Королю нравится обходиться без Мушкетеров, он останется при Дворе без должности, но если Его Величество разберет желание снова поставить их в строй, он надеется, что Король воздаст ему по справедливости, вернув ему эту Роту, поскольку он сам не верит, что хоть когда-нибудь пренебрегал своим долгом. Этот ответ обескуражил Кардинала, и так как, когда у него один раз появлялось желание завладеть чем-нибудь, он не сдавался так скоро, он велел сделать ему множество предложений, что казались ему самому весьма соблазнительными, чтобы тот отрекся от своих претензий. Тревиль, не походивший ни на какого другого человека, даже и выслушать их не захотел. Его Преосвященство разгневался на него, а так как он имел наклонности, в каких обвиняют выходцев из его Страны, и он еще не растерял их за время своего пребывания во Франции, а именно, он любил мстить, он сделал все, что мог, лишь бы подвести того к какому-либо ложному шагу. Времена тому весьма способствовали — он имел близкого родственника в Парламенте, и если и не был настолько же любим, чем когда находился на службе Короля, бунтовщики уделили бы ему почетное место, дабы иметь а своих рядах человека его достоинств; но, так как сломить его преданность было не под силу любым дурным обращениям, каким бы его ни подвергали, он оставался нерушимо верен своему долгу. Кардинал не сдался и на сей раз, и зная, как частенько выдают за предателей людей, не менее преданных, чем он, особенно, когда обладают ловкостью приукрасить свои подозрения некой видимостью правды, он захотел внушить Королеве, будто Тревиль замешан в восстании Парламента. Он даже сказал ей, якобы узнал из надежного источника, что тот не только в самое скорое время должен присоединиться к бунтовщикам, но еще и увести с собой часть Полка Гвардейцев при посредстве своего родственника; нельзя было терять ни единого момента, нужно было им помешать, а, значит, немедленно их схватить; поскольку, если они почуют хоть малейшее веяние, один либо другой, что их подозревают, то смогут не только укрыться от должной кары, но еще и принять такие меры, что будут очень вредны для Государства.

Королева не всегда делала то, чего хотел Кардинал; итак, далеко не уподобляясь покойному Королю, кто сослал Тревиля за несколько дней до смерти Кардинала де Ришелье ради удовлетворения этого Министра, и кто, так сказать, не осмеливался вернуть его назад, пока этот Кардинал не закрыл глаза, она заняла позицию против него; она ответила ему, что слишком хорошо знала Тревиля, чтобы когда-либо заподозрить его в неверности; он был горд и даже подчас более, чем полагалось бы, поскольку надо научиться склоняться перед Могуществами, раз уж оказался при Дворе; но, хотя она и знала за ним этот изъян, она никогда не окажет ему несправедливости, поверив, будто бы он виновен в том, в чем обвиняют его в настоящее время. Кардинал, увидев себя как бы обвиненным в клевете, захотел оправдаться, а поскольку он не мог это сделать никаким иным способом, кроме как по-прежнему настаивая на том, что другой был виновен, и известие дошло до него из столь доброго источника, что ему просто невозможно во всем этом сомневаться, Королева не смогла помешать себе возразить ему, что он сам не верит тому, что наговорил, но был бы счастлив, когда бы другие этому поверили, дабы удовлетворить свою страсть; вот уже некоторое время она признает, что он унаследовал это от Кардинала де Ришелье; тот совсем не любил Тревиля; она почти догадалась о причине, какую он мог бы иметь, но эта причина казалась ей совершенно необоснованной, и как бы он ни поступил, она не верит, чтобы когда-либо подобная причина могла ей понравиться.