Мемуары

/Племянницы Кардинала. / Этот последний, выезжая из Франции, проводил своих племянниц до Седана. Он вызвал их из Италии некоторое время спустя после того, как был возведен на Министерство, и оставил их там Фаберу, чтобы тот отправил их к нему, если будет вынужден совсем оставить город, или же, дабы они были поближе ко Двору, если его счастью будет угодно позволить ему когда-нибудь туда вернуться. Однако, так как недавно Герцог д'Орлеан достаточно явно заявил себя на стороне Принца де Конде, вербуя Войска от его имени, а к тому же, Кардинал еще не был уверен в успехе армий Его Величества в Гюйенне, он распорядился оставить их в этом городе до тех пор, пока он более-менее не прояснит свои дела. Красотки были все довольно очаровательны, и вот об этих-то Манчини, по меньшей мере, можно было сказать скорее, чем о Мадемуазель де Шеврез, что они были девицами с большим аппетитом. Хотя они были еще совсем молоденькие и имели Гувернантку, не дававшую им особенной воли, они говорили подчас вещи, казалось бы, непристалые ни их возрасту, ни воспитанию, какое их дядюшка расстарался им дать; поскольку, сказать по правде, он не только стремился к тому, чтобы у них был скромный вид, но еще и к тому, чтобы они были действительно добродетельны. Он отчитывал их сам перед всем светом, когда к этому имелся какой-то повод, но стоило ему отвернуться, как они начинали себя вести еще хуже; они все вещи называли по их именам, не остерегаясь того, что это далеко не всегда прилично особам их пола. Из семейства Манчини было пятеро сестер, а из Мартиноцци — всего лишь двое; эти не часто одобряли того, что те говорили и повторяли; хотя изредка они были довольно слабы, чтобы подражать тем, однако, следует признать, существовала значительная разница между теми и другими; у этих было гораздо больше сдержанности, и это подарок, какой они получили от природы. Видели даже, как они частенько краснели от определенных рассуждений своих родственниц. То, что делало вот так одних столь дерзкими, тогда как другие выглядели более скромными, так это то, что у тех из трех их братьев имелся один, и это был второй, кто научил их всевозможным скверным выходкам и коварству. Это не нравилось Кардиналу, и так как вопреки его выговорам тот продолжал усердствовать в своих дрянных привычках и даже подавать ему множество других поводов к огорчению, это послужило причиной тому, что он его в каком-то роде лишил наследства, как я скажу об этом в своем месте. Вместо того, чтобы установить его своим наследником и позволить ему носить свое имя и свой герб, он предпочел ему одну из его сестер, когда пожелал задуматься о составлении своего завещания.

/Осада Монрона. / Его Преосвященство, выехав из Седана, как я говорил, направился к берегам Луары; он бросил туда несколько эскадронов Кавалерии, чтобы установить свое господство над этой рекой. Он избегал городов, принадлежащих к уделу Дяди Короля, таких, как Орлеан, Блуа и нескольких других, потому что, хотя этот Принц и не поднял еще Войска, о которых я недавно сказал, он вполне достаточно заявил себя против него, отказавшись последовать за Его Величеством в его вояж. Он притворился больным и задержался в Париже под этим предлогом; Парламент там продолжал собираться, корчась в раже против Его Преосвященства. Объявив его неспособным к Министерству, как он высказался по этому поводу, он еще и распространил действие своей декларации на всех иностранцев, дабы тот не рассчитывал, что он когда-нибудь будет способен его помиловать. Он лишил их права управлять Государством и даже причислил к ним всех Кардиналов, какой бы Нации они ни были, хотя бы и Французской; но если страсть против него была велика до сих пор, ситуация еще намного ухудшилась, когда его увидели по возвращении подле Королевы. Этот Корпус тотчас удвоил число своих постановлений, а Герцог д'Орлеан воспользовался этим предлогом, чтобы исполнить то, что обещал своей дочери некоторое время назад.

Его Преосвященство присоединился ко Двору в Пуатье, где был принят с такими знаками привязанности как со стороны Короля, так и со стороны Королевы, что было легко увидеть, если он и находился в отсутствии, то только вопреки их воле. Король, прежде чем явиться сюда, побывал в Берри и помешал своей расторопностью всей этой Провинции принять сторону Принца де Конде. Бурж распахнул перед ним ворота против всех ожиданий Ставленников этого Принца, и в особенности Деба, кто несколько раз ездил туда и обратно, лишь бы этого не допустить. Эта столица увлекла остальную провинцию последовать ее примеру, и бунт не удержался более нигде, за исключением Монрона. Король оставил Войска в этой стране для возвращения этих мест к исполнению долга; командовал ими Граф де Паллюо, большой друг Кардинала; его мы увидели впоследствии Маршалом Франции, под именем Клерембо. Он потребовал сдачи крепости, прежде чем атаковать ее силой, но так как это было совершенно бесполезно, и внутри находились люди, не настроенные ничему удивляться, ему потребовалось развернуть свои пушки и даже довольно часто из них палить, перед тем, как ею овладеть; крепость защищалась около года, да еще и не сдалась бы так скоро, если бы ее защитники не начали испытывать недостаток в хлебе. Деба снискал большую славу при этой защите, и хотя он и не носил звания Коменданта, все же все были убеждены, что без него она бы не продержалась так долго.

/Наказание Шабо. / Осада, организованная сразу же, как Паллюо увидел, что ничего не добьется от защитников крепости мягкостью, стала причиной того, что Герцогиня де Лонгвиль оттуда выехала, как и рекомендовал ей Принц де Конде; она удалилась в Бордо вместе с Герцогами де Немур и де ла Рошфуко; Принц де Конти уже явился туда и поддерживал там некоторое время обитателей в добром отношении, какое они ощущали к его брату. Я говорю некоторое время, потому что Кардинал нашел в конце концов средство переманить его на свою сторону, точно так же, как и Графа д'Оньона; впрочем, я расскажу об этом через один момент. Вояж Короля вовсе не произвел того действия, на какое возлагала надежду Королева, его мать. Она рассчитывала, прежде чем отправиться из Парижа, что его присутствие заставит бунтовщиков вернуться к исполнению долга, и особенно жителей Бордо, кому Ее Величество уже столько раз прощала в других обстоятельствах, что у них были все поводы бояться, если они и дальше будут упорствовать в этом новом восстании, как бы для них не осталось больше никакого милосердия. Но либо присутствие Месье Принца помешало им сделать то, что они, может быть, сделали бы, если бы он удалился, или же лесть, какую он ловко умел рассыпать, когда речь заходила о его интересах, настолько подогрела их чувства к нему, что куда там сложить оружие, они показали себя такими активными и яростными в их бунте, что Королю пришлось уехать, так ничего и не сделав. Правда, его обязало к этому еще и то, что Шабо, кто принял имя Герцога де Роана, женившись на наследнице этого великого Дома, поднял провинцию Анжу против Его Величества. Он был там Наместником, и так как следовало бояться, как бы он не закрыл проезд, когда ему будет угодно вернуться, Король развернул свои армии против этого нового бунтовщика, кого он не замедлил привести в чувство. Маршал д'Окенкур отобрал у него под носом Пон де Се, а когда он осадил его самого в столице его Наместничества, Герцогу не понадобилось особенно много времени, чтобы испытать на себе, что самая злодейская партия, какую когда-либо может принять подданный, это восстать против своего Принца. Вот так он был лишен всех своих городов в самый ничтожный срок. Его бунт стоил ему не только потери его чести, но еще и его достояния, поскольку он купил свое Наместничество за сто десять тысяч экю, и никогда уже не смог их вернуть, хотя мы и жили тогда во времена, когда восстание зачастую гораздо лучше вознаграждалось, чем добродетель.