Огонь — зиме, вино пирам дано.
Вино, как пламя, пламя, как вино.
Огонь в жаровне, словно гроздий сок.
Вино красно, как пламени цветок.
А шейки фляг длинней гусиных шей,
А на углях жаркое из гусей.
Как розы, рдеют угли в очагах.
Игра их отражается в глазах.
Вино красавец юный в кубки льет.
Другой — алоэ на угли кладет.
И угли, источая сладкий дым,
Дом озаряют блеском золотым.
Рубином уголь чудится в золе.
Рубин вина, как пламя в хрустале.
Пусть ночь, как мускус, за окном черна,
Сияньем наша горница полна.
Там, за дверьми, над мускусной землей,
Ночные тучи сыплют камфарой. [137]
За дверью буря, вьется снежный прах,
А здесь — огонь и гости на коврах,
С опущенной в раздумье головой,
Внимают пенью пери молодой.
Поражено их сердце не вином,
А пеньем пери, глаз живым огнем.
В том пробудилась тайная печаль,
И он на крыльях дум унесся вдаль.
Когда ж он станет жертвою вина,
И сядет юная пред ним луна, —
В нем, непрерывно горечью дыша,
Как чаша, переполнится душа.
Жизнь без нее — долина горьких бед.
Взглянуть же на нее отваги нет.
Скажи: беда тому и тот пропал,
Кому она свой поднесет фиал.
И он главу преклонит, и тогда
Не подниматься ей до дня Суда…
Но тот блажен, кто в этот час умрет,
Жизнь вечную он в смерти обретет.
Когда влюбленный разума лишен,
Упав, как пьяный, он впадает в сон.
Луна, едва зарей блеснет восток,
Чтоб отогнать похмелье, пьет глоток.
И, затевая пиршество опять,
Повелевает свечи зажигать.
Ее глаза и томны и темны,
И мы вином ее опьянены.
Колпак соболий набекрень у ней
На светлый лоб надвинут до бровей.
В баранью шубку кутаясь, она
Как солнце дня в созвездии Овна. [138]
И, календарь забыв, не видим мы
Помехи для весны среди зимы.
Она найдет влюбленного в нее,
Что впал, как в смерть, в глухое забытье.
Возьмет потреплет за ухо его,
Чтоб красоты он видел торжество.
И как мессия, к жизни воскресит
Того, кто ночью ею был убит.
Блажен, кто ею к жизни возвращен, —
Он Хызром к новой жизни приобщен.
Тот, кто живую воду изопьет,
Дыханье новой жизни обретет,
И притчей в мире станет речь о том,
Кто опален бессмертия огнем.
Не говори, что пьян Меджнун больной,
Скажи: расстроен в нем сознанья строй.
Он обезумел, пери увидав,
Ушел от мира, мира не познав.
Увидев, что любовь грозит уму,
Чтоб тайна не открылась никому,
Он выйдет из дому в рассветной мгле,
Пойдет бродить безумцем по земле.
Пусть он ушел во вьюгу, по снегам,
Но мир иной открыт его глазам…
С нагорий дует ветер все лютей,
Пронизывая тело до костей.
Пластинами сверкающего льда
Окаменела быстрая вода.
Источник-солнце в чаше ледяной
Блистает, искрясь яркою звездой.
И звезд небесных чистые лучи
Пылают ярче над землей в ночи.
А солнце светит тускло, и тепло
Из естества лучей его ушло.
И люди прячут лица в башлыках,
У странников сосульки на усах.
Как летом мотыльки на свет свечи,
Слетелись птицы на огонь в ночи.
Тенета дыма разостлал костер,
Как зерна, искры разбросал костер.
Лик месяца от стужи посинел.
Свод неба, словно льдина, побледнел.
Седые в небе облака висят,
Рождающие белый снегопад.
Знамена вьюги хан зимы подъял
И с войском бурь на край садов напал.
Он цветники разграбил и в ночи
Сорвал с деревьев золото парчи.
Тепло и свет пытаясь уберечь,
Деревья просят — их в костер посечь.
И пламя ярко блещет, как фазан,
Зимы студеной озаряя стан.
Мир в горностай оделся, нем и глух
Оделись люди в мех, и шерсть, и пух,
И, в плечи головы свои втянув,
Сидят, перед сандалом прикорнув.
Коль на змею зимою поглядишь,
Ее с куском веревки ты сравнишь.
Безвредна, силы стужей лишена,
Она свиваться, прядать не вольна.
К огню живому гурии сошлись,
Как звезды, что вкруг солнца собрались.
И всяк зимою привлечен огнем,
Как желтая солома янтарем.
Когда декабрь повеет на пруды
И серебром покроет ртуть воды, —
То рыба, скрыта под ледовый свод,
Зиме-акуле в пищу не пойдет.
Когда подымет рать январь-Бахман,
Земля, тверда, лежит, как Руинтан. [139]
И вновь столпотворенье над землей
Несет воитель, от снегов седой.
В его глазах суровых стынет мгла,
И не вольна сразить его стрела.
И странным взору мнится мир земной,
Где все смешалось в буре снеговой.
Тогда в смущенье отступаем мы
Перед набегом воинства зимы,
И нет пути в пустынях снеговых,
И свет очажный — благо для живых.
Согрет и дышит амброю покой,
Ад снеговой бушует за стеной.
И гурия небес к тебе сойдет,
И чашу вод Ковсара принесет. [140]
Подъемля чашу к жаждущим губам,
Блаженства полн, пади к ее ногам.
Тогда крутую выю небосвод,
Боюсь, от зависти к тебе, свихнет.
Счастливец, час раздумьям посвяти,
От сглаза заклинание прочти.
Пусть дом твой — рай, пусть в нем тепло и свет,
Что — рай, когда с тобой любимой нет!
