Необычайные похождения царевича Нараваханадатты

Однажды, после того как прошли дожди и снова наступила жара и слоны стали беситься, а люди радовались, глядя на красных гусей, пошел он в покои, где от картин, там находившихся, веяло прохладой и разносился аромат лотосов. Любуется он этими картинами, как вдруг приходит к нему слуга и докладывает: «Пришел сюда из Видарбхийских краев необычайный художник, господин! Нет никого, кто сравнился бы с ним в мастерстве, а имя его Роладева, и стоит он здесь у входа, и повесил о том объявление». Услышав такую весть, велел царь с почестями привести художника во дворец, и тотчас же ввели того. Вошел Роладева, увидел Канакаваршу, в уединении наслаждающегося картинами, и с почтением представился ему, с поклоном и почтением предложив ему островерхий кулечек с бетелем, подобный узлу чоли [390], сдерживающему тяжесть груди совершенной красавицы, и сказал ему: «Не ради гордости искусством своим, а ради того, чтобы узреть твои лотосоподобные стопы, божественный, повесил я объявление. Соблаговоли повелеть, господин, что нарисовать я должен, чтобы доказать, успешен ли я в искусстве».

Ответил раджа художнику на это: «Что пожелаешь, умудренный, то и нарисуй, а мы будем любоваться. Кто усомнится в твоем искусстве?» И когда раджа сказал ему это, то бывшие с ним придворные сказали: «Надо бы самого раджу изобразить! Какой смысл рисовать кого-либо другого, лишенного красоты?» И, слыша эти слова, обрадовался художник и изобразил царя — с гордо поднятым носом, с глазами удлиненными и налитыми кровью, с широким лбом, с волосами, уложенными в высокую затейливую прическу, с широкой грудью, на которой были видны шрамы от стрел и другого оружия, с руками красивыми, подобными хоботам слонов, охраняющих страны света, с талией, которую можно было ладонью охватить, словно подаренной ему львятами, покоренными его мощью, с бедрами, подобными столбам, к которым привязывают слона, и со стопами нежными, подобными побегам ашоки.

Когда увидели все, насколько похоже изображение красотой и характером на самого царя, то стали все художника хвалить, но сказали еще при этом: «Не довольны мы, что ты царя одного нарисовал на стене — ты, умудренный, избери одну из цариц, равную ему по красоте, и изобрази ее рядом с ним. Да будет полной радость для наших глаз!» Выслушал он их, взглянул на картину, да и говорит: «Нет здесь среди самых лучших красавиц царицы, равной ему по красоте, да, пожалуй, и на всей земле такой не сыщешь. Слыхал я, что есть одна царевна — слушайте, расскажу я вам

Стоит в Видарбхийских краях [391] богатый город, называющийся Кундина, а там правит славный и великий царь Девашакти, и есть у него царица Анантавати, которая ему дороже самой жизни. Родилась у него от той царицы дочь, которую назвали Маданасундари, описать красоту которой словами никто не сможет, а я и посметь не могу. Сотворив ее, судьба так была восхищена ее красотой, что захотелось ей создать другую такую же, но и за многие кальпы не сумела она вылепить красавицу, подобную Маданасундари. Есть на земле только один царь, равный ей красотой и умом, телом и обхождением, родом да племенем. Пока я там жил, послала царевна служанку позвать меня, и немедля явился я в ее антахпур. Увидел я ее там, умащенную сандаловым маслом, в ожерелье из нежных лотосов, возлежащую на ложе из лотосовых лепестков, овеваемую подругами опахалами из листьев кадали [392], побледневшую и несущую все прочие признаки любовных страданий. «О подружки, — стонала она, — не надо натирать меня сандалом, не надо овевать меня кадали. Что толку в бесполезных усилиях? Все равно палит меня жар страданий, хотя и наступила осень». Так отговаривала она подруг, старавшихся облегчить ее муки. Видя ее в таком состоянии, безутешную, с поклоном предстал я пред ней. «Нарисуй мне, мастер, вот такую картину и дай мне» — и с этими словами дрожащей рукой изобразила царевна на земле некоего прекрасного юношу. Нарисовал я ей портрет этого юноши и подумал, божественный, что она заставила меня изобразить самого Каму, но потому, что не было в его руке лука, сделанного из цветов, решил я, что не бога любви заставила она меня изобразить, а было это портретом какого-то другого молодого мужа. Верно, она то ли видела его где-то, то ли слышала о нем, и вот поэтому-то и мучила ее безнадежная любовь. Решил я, что следует оттуда уйти, ибо ее отец, царь Девашакти, узнав о моем посещении антахпура, никогда бы не простил и строго бы наказал.

Подумав об этом, поклонился я Маданасундари и, одаренный ею, удалился. Узнал я, махараджа, от ее слуг, что стало ей о тебе известно и влюбилась она в тебя. Тогда я изобразил царевну, а портрет взял с собой и поспешил к стопам твоим, повелитель! Когда же увидел я твой облик, божественный, то исчезли у меня всякие сомнения. Да вот у меня в руках по ее поручению нарисованный мною твой портрет. Невозможно такую красавицу изобразить дважды, и вот потому не могу достойно нарисовать царевну рядом с божественным».

Кончил говорить Роладева, и сказал ему тогда раджа: «Так покажи мне твой рисунок». И тогда художник, раскрыв шкатулку, достал портрет и показал царю Маданасундари. И только бросил царь взгляд на небывалую красавицу, как тут же и влюбился. Щедро одарил он золотом художника, взял портрет возлюбленной и удалился в свои покои, а там, одолеваемый единой мыслью о ней, стал смотреть ненасытными очами на красу ее и прелесть и забросил все государственные дела — Манматха [393], возревновавший к его красе, ударами стрел своих обратил его в прилежного слугу своего. Канакаварша, красотой своей заставлявший страдать женщин, сам вкусил из-за нее во сто раз горший плод любовных страданий. День ото дня от мучений разлуки стал он бледнеть и сам поведал верным министрам о душевном своем желании. Посоветовали они тогда ему, верные советники, послать к радже Девашакти посла и просить Маданасундари в жены. Избрали они для этого Сангамасвамина — брахмана, надежного, из хорошего рода, знающего дело, знатока искусств, велеречивого. Отправился тот брахман со свитой, с богатыми дарами, и добрался до города Кундина, и вступил в него. Явился к радже Девашакти и своего повелителя ради попросил выдать дочь его за Канакаваршу.

«На выданье, конечно, моя дочь — должно ее замуж выдать! Вот просит ее в жены царь Канакаварша. Отдам я ее ему, пожалуй!» — подумал раджа Девашакти, и согласился на просьбу Сангамасвамина, и показал ему и красу дивную Маданасундари и как она плавно танцует. А потом сказал царь обрадованному виденным Сангамасвамину, что согласен он отдать дочь свою, и, почтив как следует посла, отпустил его. А вместе с ним отправил царь своего посла с наказом, что-де, мол, когда астрологи определят день для свадьбы дочери достойный, так чтобы его известили.

Прибыл Сангамасвамин вместе с послом от царя Девашакти к царю Канакаварше и тотчас же все доложил. Назначили звездочеты подходящий день, почтил раджа Канакаварша посла царя Девашакти и, уверившись в любви Маданасундари, отправился, неотразимый в геройстве своем и изгнавший из души сомнения, на свадьбу в город Кундина. Сел он на слониху Ашокалату, и, в приграничных лесах живущих львов, тигров и прочих зверей сражая, словно шабаров [394] дикое племя, достиг он краев Видарбхийских, и вступил в город Кундина вместе с вышедшим ему навстречу царем Девашакти, и удалился во дворец, украшенный для предстоящей свадьбы, похитив тем самым радость, которую доставлял он взорам восхищенных горожанок.

Первый день отдохнул он вместе со всей своей свитой и челядью, наслаждаясь приемом и угощением, устроенным в честь гостей раджей Девашакти, а на другой день отдал ему в жены Девашакти дочь свою Маданасундари с таким богатым приданым, что у него самого осталось только царство.