Средневековая андалусская проза

Уяснив положение, занимаемое животным, и не видя в нем ничего, дававшего повод предположить, что животное знает про Существо, необходимо сущее, тогда как его собственной сущности, как он знал, оно было известно, он решил, что он сам есть животное с духом, равномерно распределенным, похожее на небесные тела. Ему стало ясно, что он вид, отличный среди других видов животных, что он сотворен для какой-то другой цели и приготовлен к какому-то великому делу, к которому не приготовлен ни один вид животных. Его благородство было достаточно выражено тем, что его низшая часть из двух составлявших его частей, часть телесная, более всех вещей походила на небесные субстанции, находящиеся вне мира Бытия и Уничтожения, свободные от случайных изъянов, от превращения и изменения.

Что касается до высшей из двух его частей, то она есть то, чем познал он Существо, необходимо сущее. И это нечто знающее есть нечто верховное, божественное, нечто такое, чего не касается гибель и что не может быть определено ни одним телесным определением, не постижимое чувством, не представляемое воображением, нечто, единственным средством познания которого может быть только оно само. Оно есть вместе познающее, познаваемое и познание, оно есть знающее, узнанное и знание, притом без всякого разногласия во всем этом, так как разногласие и расхождение — свойства тел и того, что сопровождает их, тогда как здесь нет ни тела, ни свойства тела, ни чего-либо сопровождающего его.

Когда для него выяснилось, каким образом он один отличен среди прочих родов животных сходством с телами небесными, он понял, что ему нужно походить на них, подражать их действиям и стараться по возможности сравняться с ними. Точно так же он увидел, что своей благороднейшей частью, которой он познал Существо, необходимо сущее, он имеет некоторое сходство с ним благодаря тому, что она свободна от телесных свойств, как и Необходимо сущий свободен от них. Он увидел также, что ему необходимо стараться приобрести каким бы то ни было образом свойства Необходимо сущего, заимствовать его характер, следовать его поступкам, стараться выполнять его желания, отдаться ему, исполнять все предписания его от всего сердца явно и тайно, радуясь этому, хотя бы в них обнаружились муки, вред и полная гибель для его тела.

С другой стороны, он увидел, что в нем есть также сходство и с прочими видами животных, благодаря худшей части его, принадлежащей к миру Бытия и Уничтожения, которая — тело мрачное, плотное, требующее от него разных чувственных вещей, вроде еды, питья и совокупления. Однако тело это не создано для него в забаву и не соединено с ним попусту. Ему необходимо печься о нем и держать его в добром порядке. Это попечение может быть выполнено только таким образом, каким выполняют его остальные животные.

Действия, совершить которые ему было необходимо, предстали пред ним в трех видах: действия, делавшие его похожим на животное; действия, уподоблявшие его телам небесным, и действия, придававшие ему сходство с Существом, необходимо сущим. Первое уподобление обязательно для него как для обладателя тела мрачного, с различными членами, разными силами и разнообразными стремлениями. Уподобление второе — как для обладателя животного духа, пребывающего в сердце, который есть начало всему остальному телу и всем силам, находящимся в нем. Уподобление третье обязательно для него постольку, поскольку он есть он, то есть как сущности, которой он познал это Существо, необходимо сущее.

Еще прежде он утвердился в мысли, что счастие его и избавление от несчастия заключается только в постоянном созерцании этого Существа, необходимо сущего, пока он не достигнет того, что не будет отрываться от него ни на одно мгновение. Размышляя, каким образом достичь ему этого непрерывного созерцания, он пришел к выводу, что ему необходимо трудиться над достижением этих трех видов уподобления.

Что касается уподобления первого, то через него он не обретет никакого созерцания, наоборот, оно отвлечет его от него, явится к нему препятствием, так как оно имеет дело с вещами чувственными, а все они — преграды, стоящие на пути к этому созерцанию. Он нуждается в этом уподоблении только для поддержания животного духа, которым приобретается второе уподобление небесным телам. Таким путем первое уподобление необходимо, хотя оно и не лишено вреда.

Уподоблением вторым приобретается большая доля постоянного созерцания, но это созерцание не обладает чистотой, так как созерцающий их постоянно сохраняет сознание о своем существе и озирается на него, как это будет указано дальше. Третьим уподоблением достигается чистое созерцание и полное погружение, с одним-единственным устремлением внимания к Существу, необходимо сущему. У созерцающего, таким образом, скрывается, исчезает и пропадает его собственная сущность, как равно и все остальные сущности, сколько бы их ни было, кроме сущности Единого, Истинного, необходимо сущего, Великого, Высочайшего и Всемогущего.

Итак, ему стало ясно, что высшей целью является это третье уподобление и что оно может быть приобретено только после опыта и долговременного труда над уподоблением вторым, в течение которого он, в свою очередь, сможет существовать только благодаря уподоблению первому. Тогда, увидев, что уподобление первое, будучи необходимым, является, по существу, препятствием, хотя и приносит помощь косвенно, он решил уделять ему как можно меньше усилий, лишь самые необходимые для поддержания жизни животного духа.

Он нашел, что необходимыми для поддержания этого духа являются две вещи: одна заключается в поддержании его изнутри и в возобновлении утраченных частей, именно — пища; другая — в сохранении его извне и в ограждении его от всевозможных неприятностей в виде холода, жары, дождя, солнечного зноя, опасных животных и тому подобного.

Он увидел также, что если будет пользоваться тем, что необходимо для этого, безотчетно, как придется, то может случиться иногда, что он впадет в расточительность и возьмет больше, чем достаточно, направив свои усилия против самого себя, сам того не замечая. Он понял, что благоразумие требует наметить самому себе границы, которые не следует переходить, и меру, которую нельзя превышать. Границу эту, по его мнению, надо было наметить относительно категории его пищи, то есть какова она, количество ее и промежутки времени, через которые нужно обращаться к ней.

Сначала он подверг рассмотрению все виды потребляемой им пищи и увидел, что она трех родов: во-первых, растения, еще не развившиеся и не достигшие полного расцвета, — каковы зеленые овощи, пригодные для еды. Во-вторых, плоды растений, сформировавшихся, достигших предела развития и выпустивших семя для произрастания из него другого растения такого же вида, — таковы разного рода свежие или сухие фрукты. В-третьих, разного рода съедобные земные и морские животные. Он твердо знал, что все эти виды пищи — творения этого Существа, необходимо сущего, в близости к которому он ясно видел свое счастье и походить на которое он стремился. Нет сомнения, что употребление их в пищу лишало их совершенствования и ставило им препятствия в достижении высшей преследуемой ими цели. А это являлось противодействием творению Создателя, противоречащим его стремлению к близости и уподоблению с ним.

Он видел, что было бы хорошо, если бы это было возможно, совершенно отказаться от какой бы то ни было пищи. Однако это было невозможно, ибо такое воздержание привело бы к гибели тела и было бы противодействием самому Создателю, то есть еще большим, чем первое, так как сам он был выше этих второстепенных вещей, от гибели коих зависело сохранение его.

Он предпочел меньшее из двух зол и уступил более легкому из двух противодействий. Он рассудил брать из этих видов пищи, при отсутствии нужного ему, то, что легче достать в количестве, которое определится в дальнейшем. Если же все они пред ним налицо, тогда ему следует выказать тщательную осмотрительность и выбрать из них то, во взятии чего не было бы большого противодействия творению Создателя.