О смерти царя Менучехра тотчас
До войска туранского весть донеслась,
А также узнали враги обо всем,
Что после случилось с Новзером-царем.
Тогда-то Пешенг, управлявший страной [267],
Идти на иранцев задумал войной.
Он все вспоминал о Задшеме, отце,
8820 О деде вздыхал он, о Туре-бойце.
Про царство иранское речи он вел,
Про войско, вождя и про шахский престол.
Созвал повелитель туранскую знать
И всех возглавлявших туранскую рать.
Там витязи были: Барман, Герсивез,
Лев ярый Гольбад, мудрый муж Агрирес [268],
И бурный Висе, чья тяжка булава, —
Пешенговой рати могучий глава,
И царский наследник боец Афрасьяб [269],
8830 С чьей силой сравниться ничья не могла б.
Дух Сельма и Тура почтив похвалой,
Царь молвил: «Нам распри не скрыть под полой.
Кто в здравом рассудке, не может не знать,
Что сделала с нами иранская рать.
Все помнят, как много нам горя и зла
В минувшие годы она принесла.
Пора нам за Сельма и Тура отмстить,
Со щек наших слезы кровавые смыть.
Что скажете мне, что услышу в ответ?
8840 Подумав, благой мне подайте совет».
Бойца Афрасьяба вскипела душа
От речи отцовской. Он, местью дыша,
Приблизился, яростный, с сердцем в огне,
И грозно воскликнул, готовый к войне:
«Схватиться мне с яростным львом по плечу!
Сразиться с иранским царем я хочу!
Когда бы Задшем раньше поднял свой меч,
Страну б не пришлось униженьям обречь.
Когда бы на мщенье отважился он,
8850 Давно уже был бы Иран покорен.
Но все, что мой дед совершить не успел
Из подвигов ратных и доблестных дел,
Мне должно мечом своим острым свершить!
Мой ныне черед нападать и крушить!»
Вскружилась тогда голова у отца.
Глядит он на пылкого сына-бойца:
Прям, статен, грудь львиная, сила слона.
На версты протянута тени длина.
С мечом остротою сравнится язык,
8860 Длань — туча щедрот, дух, как море, велик.
И царь повелел ему меч занести,
Туранскую рать на Иран повести.
Коль доблести сын не лишен родовой,
Родитель возносится к солнцу главой.
Умрет он — долг сына сберечь его честь,
Отцовское имя, как знамя, вознесть.
Ушел Афрасьяб от Пешенга-царя,
Воинственной жаждою мщенья, горя [270].
Он двери сокровищниц полных открыл
8870 И щедрой рукою бойцов одарил.
Готов к выступленью искатель войны.
Меж тем Агрирес к властелину страны
Явился, тревожною думой объят:
Ведь думы нередко нам сердце теснят.
Он молвил: «Испытанный жизнью отец,
Народа туранского первый боец!
Хоть нет Менучехра в Иране, но там
Вождь рати — из рода нейремова — Сам,
И много таких, как Карен и Гошвад,
8880 Героев, что грозно мечами разят.
Припомни, поверг старый волк боевой [271]
И Сельма и Тура во прах головой.
Твой дед, повелитель Турана, Задшем,
К луне возносивший свой царственный шлем,
Воинственных замыслов ввек не питал,
В час мира глашатаем брани не стал.
Не должно и нам подниматься с мечом;
Поднявшись, на гибель свой край обречем».
Ответил Пешенг: «Богатырь Афрасьяб,
8890 Чья сила драконью в бою превзошла б,
Сметает врагов, как воинственный слон,
Свирепее тигра свирепого он.
Когда на убийц не пойдет он войной
За деда — кто скажет, что внук он родной?
С ним вместе и ты поведешь мою рать,
Чтоб мудрым советом ему помогать.
Лишь складки свои распрямят облака,
И влагою степь напоят облака,
И смогут пастись скакуны храбрецов,
8900 И травы поднимутся ростом с бойцов,
И в зелень оденется пашен простор —
Вы в степь отвезите державный шатер,
Идите меж трав и цветов на Амол [272]
С весельем в сердцах — час расплаты пришел!
Напав, Дехестан истопчите в бою,
И кровью окрасьте речную струю.
Ведь царь Менучехр в этот самый предел,
Преследуя Тура, как вихрь, прилетел.
По этой дороге иранская рать
8910 Шла черною тучей наш край разорять.
Туда же теперь устремиться и вам,
Грозой смертоносной навстречу врагам!
Был войску Ирана опорою он,
Тем грозным царем возвеличен был трон.
Иран им покинут, и страхи ушли.
Другие — не стоят и горсти земли.
Новзер опасений внушать бы не мог,
Он молод, неопытен, духом убог.
С Кареном, сильнейшим из богатырей,
8920 С Гершаспом бы встретиться вам поскорей! [273]
Старайтесь, чтоб были они сражены,
Те два исподина иранской страны.
Спешите дух прадедам возвеселить,
Сердца зложелателям испепелить».
Ответ Агриреса царю был таков:
«Кровь недруга лить я рекою готов».