Вот солнце завесу с себя совлекло,
Даруя вселенной и свет и тепло.
И царь на ристалище с первым лучом
Примчался для конной забавы с мячом.
Мяч бросил сперва Герсивез удалой,
6840 К мячу Сиавуш устремился стрелой,
Ударив човганом, обрёл торжество.
Соперника он посрамил своего.
Мяч кверху взлетел и мгновенно исчез,
Как будто притянутый силой небес.
Тогда именитый промолвил бойцам:
«Играйте, досталось ристалище вам».
Помчались иранские воины вскачь,
И мигом отбит у противников мяч.
Доволен победою рати своей,
6850 Царь выпрямил стан, кипариса стройней.
Приходит метания копий черёд.
Престол золотое сияние льёт,
Сидят на престоле два славных вождя,
За той богатырской потехой следя.
Летя, словно по полю вихрь, ездоки
Сражаются; копий удары метки.
Владыке хвалу Герсивез воздаёт:
«От предков венчанных ведёшь ты свой род,
Но доблестью род свой затмил ты, о вождь:
6860 Яви пред туранцами доблесть и мощь!
В ход лук свой и стрелы пусти, и копьё,
Во всём покажи нам искусство своё».
Князь, веру в себя неизменно храня,
Покинул престол и вскочил на коня.
Вот связаны вместе пять крепких кольчуг;
Поднять и одну — труд немалый для рук.
Связав, положили средь поля все пять,
И смотрит, полна нетерпения, рать.
Властитель копьё поднимает своё,—
То было отца боевое копьё,
6870 Служившее в мазендеранских боях,
На тигров лесных наводившее страх,—
С тем грозным копьём мчится по полю он;
Узду натянул и, как яростный слон,
Ударил в кольчуги, подкинул их ввысь,
И звенья, не выдержав, разорвались;
Поймал их копьём и на нём повертел,
И мигом забросил, куда захотел.
Помчались вослед Герсивезу бойцы,
6880 Огромными копьями бьют удальцы,
Но сколько ни тщатся мужи, ни на пядь
Не могут кольчуги с земли приподнять.
Четыре гилянских щита Сиавуш [267]
Сложил, две брони богатырских к тому ж.
Лук взял он и стрелы свои; коли счесть,
Три было в руке и за поясом шесть.
Он лук оснастил, крепко стиснул бока
Коню боевому, и видят войска:
Щиты и брони — все пробила, прошла
6890 Того молодого владыки стрела.
Вслед первой он прочие стрелы подряд
Послал: стали славить его стар и млад.
«Великий Йездан! — отовсюду неслось, —
Все стрелы прошли до единой насквозь!»
«О доблестный царь! — Герсивез возгласил. —
Иранцев ты всех и туранцев затмил.
Теперь на ристалище вместе с тобой
Поскачем, пред взорами ратников бой
Начнем врукопашную, за кушаки
6900 Схватившись, как в яром бою седоки.
В Туране второго, как я, не сыскать,
Коню моему не найдется подстать,
А ты средь иранцев не знаешь в борьбе
Отвагой и мощью подобных себе.
Коль силы найдётся довольно в руках
И будешь ты мною повержен во прах —
Склонишься тогда ты пред силой моей,
Признаешь: я в битве искусней, смелей.
А если во прах ты повергнешь меня —
6910 Не витязь я более с этого дня».
«Не надобно так говорить,— Сиавуш
Ответил,— ты выше, о доблестный муж!
Коню моему повелитель — твой конь,
Мне светит твой шлем, как священный огонь. [268]
С туранцем другим повстречаться бы мне,
Но в дружеской схватке, не в ярой войне!»
«О доблестный,— был Герсивеза ответ,—
Вреда от потехи воинственной нет.
Друг друга за пояс схватив, поведём
6920 Бой честный, худого не вижу я в том».
«Неправ ты,— звучит Сиавуша ответ,—
Мне биться с тобой, именитый, не след.
Борцов поединок — ведь это война,
Где ярость под ясной улыбкой видна.
Ты месяц к копытам коня своего
Повергнуть бы мог, брат царя самого.
Любым повеленьям твоим покорюсь,
Но битва расторгнуть грозит наш союз.
Коль хочешь ты видеть, я в битве каков,
6930 Могу ль побеждать удалых ездоков —
Из свиты своей призови храбреца,
Ему быстроногого дай жеребца.
Поверь мне, я в грязь не ударю лицом
На поле борьбы пред тобой, удальцом».
Умолк Сиавуш, многодоблестный князь,
По нраву та речь Герсивезу пришлась.
Спросил он, окликнув туранскую рать:
«Кто хочет из витязей славу стяжать, —
Сойтись с Сиавушем один на один?
6940 Кем будет повергнут во прах властелин?».
Не слышно ответа. Из витязей всех
Один лишь откликнулся Горуй-Зерех. [269]
«Я, — молвил он, — выйти отважусь на бой,
Когда не найдётся соперник другой».
Поморщился царь, брови хмурые свёл —
Горуя противником равным не счёл.
Князь вымолвил: «Полно, досаду рассей!
Горуй ведь — сильнейший из наших мужей».
Ответ был: «Коль битва моя — не с тобой,
6950 В глазах моих жалок соперник любой.
Вели, не один пусть выходит — вдвоём,
Во всем боевом снаряженьи своём».
И новый противник, Демур-великан, [270]
Которому равных не видел Туран,
Летит к Сиавушу быстрее, чем дым,
Готовый померяться силою с ним.
Приблизились оба — Горуй и Демур,
И каждый из них неспокоен и хмур.
Владыка за пояс Горуя схватил,
6960 Ремень богатырской рукою скрутил.
И тотчас повержен во прах великан,
Не надобны ни булава, ни аркан.
Затем обернулся к Демуру и вдруг,
Сжав плечи ему всею силою рук,
С седла его сбросив, могучий герой
Поверг в изумленье весь воинский строй;
Демура легко к Герсивезу повлёк —
Так птицу нести он под мышкой бы мог,
И тут же бойца отпустив, на престол
6970 С улыбкой весёлой беспечно взошёл.
Гнев ярый, меж тем, Герсивезом владел;
От злобы завистник лицом пожелтел.
Вступили затем в озарённый дворец —
Ты скажешь, на небо вознес их Творец! [271]
Внимая певцам, пировало семь дней
Собранье великих и славных вождей.
Но в путь Герсивезу пора выходить.
Царевич торопится сердце излить
В письме к Афрасьябу; приветствий оно
6980 И пламенных благословений полно.
Дары для царя повелел он собрать,
И весело город покинула рать.
Толкуют бойцы, восхищенья полны,
О славном царе, о красотах страны.
Но ярость в душе Герсивеза горит,
Он мыслит: «Как много мы терпим обид!
Такой из Ирана явился к нам гость,
Что в сердце и стыд закипает, и злость.
Горуя с Демуром, столь славных мужей,
6990 Воинственных, лютых, как львы, силачей,
Злой хваткою тот ненавистный боец
Унизил, поверг, обесславил вконец.
Не то ещё будет! Безумство, царем
Свершённое, кончится вряд ли добром».