Приключения четырех дервишей
Приключения четырех дервишей читать книгу онлайн
Когда великий суфийский учитель тринадцатого столетия Низамуддин Аулийя был болен, эта аллегория была рассказана ему его учеником Амиром Хисравом, выдающимся персидским поэтом. Исцелившись, Низамуддин благословил книгу, и с тех пор считается, что пересказ этой истории может помочь восстановить здоровье. Аллегорические измерения, которые содержатся в «Приключениях четырех дервишей», являются частью обучающей системы, предназначенной для того, чтобы подготовить ум к духовному развитию.
Четверо дервишей, встретившиеся по воле рока, коротают ночь, рассказывая о своих приключениях. Оказавшийся случайным слушателем историй двух дервишей, падишах тоже повествует им об удивительном событии, свидетелем которого стал он сам.
Таким образом, данная книга состоит из пяти очень интересных, необычных, захватывающих историй, героями которых являются и сами рассказчики, и шах, и пери, и дивы. Сюжет их настолько замысловат, красочен и динамичен, что читатель не может оторваться от книги
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
РАССКАЗ О ПРИКЛЮЧЕНИЯХ ПЕРВОГО ДЕРВИША
Друзья мои!
Собратья по несчастью!
Товарищ ваш смертельной ранен страстью.
От жгучих взглядов я сошел с ума,
Остались мне лишь посох да сума.
Израненный кокетливой любовью,
И день и ночь я обливаюсь кровью.
И сердце сгустком крови запеклось...
Вот от разлуки что со мной стряслось!
Дервиши, ваш верный слуга, облаченный в рванье и осмелившийся раскрыть перед вами уста, родом из Йемена. Отца моего звали Ходжа Ахмад. Он был богатым купцом, владельцем больших товаров, и многие торговцы ездили по торговым делам на его деньги. У него было двое детей. Один из них — ваш покорный раб, а вторым ребенком была девочка, которую мой отец еще при жизни выдал замуж.
Когда мне исполнилось четырнадцать лет, отец мой занемог. Проболев недолго, он ушел из мира сего. Собрались родственники, соседи, его соратники и привели в надлежащий порядок дела отца. Я неделю соблюдал траур. А когда друзья разошлись по своим домам, я особенно остро почувствовал и осознал кончину отца. Одиноко и бесприютно сидел я, забившись в угол комнаты, закрыв двери и для чужих, и для знакомых. Еще три дня провел я в скорби и печали.
Дервиши! Сумасбродные гуляки и кутилы, а также дьяволы в человеческом облике имеются в каждом городе. Они вечерами насыщаются куском с чьего-нибудь блюда, днем довольствуются обносками с чьего-нибудь плеча. И вот несколько таких людей, прослышав о кончине ходжи[5] и печали его детей о почившем родителе, на четвертый день подошли к моей двери и попросили позволения войти, чтобы выразить мне свое сострадание. Я позволил им войти. Они вошли, выразили сочувствие, стали утешать меня и сказали:
В сей мир мы все приходим — и уйдем,
Никто навек не оставался в нем.
Плач и стенания не помогут. Родитель каждого человека умирает, живи, пока живется. Теперь необходимо радовать души умерших молитвами и Фатихой, подношениями и подаяниями...
Дервиши! Я принял их за задушевных друзей и склонил внимание и слух к их словам... Так увещеваниями и всякими россказнями они втянули меня в гулянки и развлечения. Три года подряд я предавался веселью и пиршествам, растрачивая свое состояние. Это продолжалось до тех пор, пока я не прокутил с дальними и близкими друзьями и прихлебателями все богатство отца. Дело дошло до того, что, кроме отрепья и затасканной шапки, на мне ничего из одежды не осталось. Я оказался без куска насущного.
Правильно по этому поводу сказал Шейх Саади:
Глупец, кто свечу свою в полдень расплавил,
А ночью светильник без масла оставил.
Я не знал, что мне делать, и три дня и три ночи, голодный и холодный, с пересохшими губами и глазами, полными слез, просидел, забившись в угол, в старой, полуразвалившейся мечети, не смея выглянуть наружу. На четвертый день полчища голода полностью овладели моим существом, и войска терпения и воздержания были разбиты наголову. Я выбрался из мечети, не зная, куда идти и что предпринять. Вдруг я вспомнил о своей сестре...
Дервиши! Наверное, сквернее меня нет человека. Ведь до этого сестра не раз посылала ко мне человека с просьбой навестить ее, но я не мог расстаться со своей возлюбленной и не пошел к ней. А вот теперь, оказавшись в таком положении, я направился к дому моей сестры. Сестра, встревоженная, выбежала ко мне навстречу, увидела мое состояние, стала плакать и причитать, рвать волосы и царапать себе лицо. Она обняла меня, поцеловала в щеку, ввела меня в дом, принесла еду и вино и надела на меня чистую одежду. Я провел там несколько дней и ночей. В один из вечеров моя умница сестра сказала мне:
— Братец! Не могут мужчины все время сидеть дома. Я знаю, что после случившегося с тобой, ты не можешь оставаться в этом городе и нужно тебе отправиться в путешествие. Уезжай на несколько дней в другой город, наберись ума-разума, жизненного опыта, познай трудности и удачи, а вернувшись, займись каким-нибудь делом. Ибо почет и уважение купец приобретает лишь в путешествиях. После путешествия о тебе будут думать, как о деловом, состоятельном и уважаемом человеке, а сейчас тебя считают за бездельника и прожигателя жизни.
Я молча обдумывал ее слова. Сестра же встала и принесла мне мешочек с пятью тысячами туманов[6] и сказала:
— Братец! Я могла бы дать и больше, но подумала, что для начала и поддержки достаточно и этих денег, но если начнешь опять транжирить их, и сорок тысяч туманов — ничто. Братец! Я слышала, что на днях группа торговцев направляется в Шом. Купи на это золото товара, вручи его надежному человеку, получи об этом бумагу с тем, чтобы в Шоме он вернул товар тебе. Сам же можешь еще несколько дней пожить здесь, чтобы насытиться нам созерцанием друг друга. После этого живи долго и иди уверенно по жизненному пути!
Я принял совет сестры и на следующий день занялся закупкой материи и ее устройством. Целую неделю я был занят этим делом. Караван отправился в путь, а я еще несколько дней пробыл в доме сестры. За эти дни сестра приготовила мне лошадь, дала деньги на карманные и дорожные расходы, снабдила одеждой. Затем мы распрощались, и я отправился в Шом. По дороге со мной ничего, необычного не произошло, чтобы я мог рассказать вам, друзья. Прошло некоторое время и вот на закате я достиг местечка невдалеке от Шома. Я перенес столько трудностей в пути, что дольше не мог их вынести, поэтому решил здесь не задерживаться и этой же ночью добраться до города. С таким намерением я погнал коня к городу, но когда я достиг городских ворот, оказалось, что настала полночь и их уже закрыли и стопам вновь прибывших улицы города не доступны. А луна сияла так, что вокруг было светло как днем. На краю рва я сошел с лошади и стал прохаживаться у башен вдоль крепости. Вдруг я увидел человека в одной башне, который осторожно спускал какой-то сундук. Как только сундук коснулся края рва, человек сбросил веревку, сам же спустился с башни и скрылся в крепости. Я подумал, что, видимо, это какой-то вор, который сумел этой ночью ограбить дом богача или очистить лавку торговца и спрятать добро в этом сундуке. Наверное, он пошел, чтобы притащить сюда оставшееся богатство. Размышляя так, я терпеливо стал поджидать его, но человек не появлялся. Я решил, что добычу эту послал мне Всевышний и содержимое сундука принесет мне достаток и уважение.
Итак, подгоняемый алчностью и желанием заполучить добро и золото, с большими предосторожностями я пересек деревянный мост и направился к сундуку. Я подошел к нему, взвалил себе на плечи и, трясясь от страха, добрался до каких-то развалин. Там я открыл сундук и заглянул внутрь.
Увидел: стройный кипарис в крови кинжальных жал,
Или павлин зарезанный лежал.
Так потрясен я и растерян был,
Что обо всем на свете позабыл
И над бедой искромсанного тела
Утратил нити основного дела.
О дервиши! Лучше бы никогда мне этого не видеть. Представьте себе красавицу — лицом, как луна, волосы словно мускус черны, стройна, как кипарис, душа вселенной и свет души... Нежное ее тело было изранено кинжалом, вьющиеся локоны мускусных волос взмокли от крови, а некогда румяное лицо стало цвета шафрана. Она так ослабела, что не могла даже открыть глаза и взглянуть на цветущий мир. Увидев ее в таком состоянии, я решил, что она испила кубок смерти. Дервиши! Я был очарован лицом и волосами красавицы; вместо того, чтобы, оказавшись в таком положении, в ужасе пуститься бежать... я стоял, восхищенный совершенной красотой этой благословенной и счастливой восходящей звезды и недоумевал, откуда и почему выпали на ее долю такие муки и страдания, и какой жестокосердый посмел совершить над ней такое насилие. Пока я горевал над ней и осматривал ее лицо, красавица вдруг пришла в себя, и, услышав мои рыдания, сказала слабым голосом: